Человеческий фактор - Мухин Юрий Игнатьевич (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
Обратите внимание на «болезненно самолюбив» и «штабную… работу… органически… ненавидит».
А так Жукова характеризовал С. М. Буденный:
На помощника инспектора кавалерии РККА
тов. Жукова Георгия Константиновича
за 1931 год
… тов. Жуков является:
1. Командиром с сильными волевыми качествами, весьма требовательным к себе и подчиненным, в последнем случае наблюдается излишняя жесткость и грубоватость.
… 6. ОБЩИЙ ВЫВОД
Тов. Жуков Г.К. – подготовленный общевойсковой командир-единоначальник; вполне соответствует занимаемой должности и должности командира кавалерийской дивизии и начальника нормальной кавалерийской школы.
31.10.31.
Как видите, в те годы характеристики давались объективно, вот только какой от них был толк, если человек, который органически ненавидит штабную работу, вдруг стал начальником Генерального штаба РККА?
Еще пару слов о том, почему Рокоссовский, в 1930 г. начальник Жукова, стал его подчиненным в 1941 г. В августе 1937 г. К. К. Рокоссовский был арестован, как «польский шпион». Заставить его повторять свои глупости на заседании трибунала, следователи НКВД не смогли. Более того, он даже не дал оклеветать своих погибших товарищей, хотя, казалось бы, им уже все равно. Трибунал вернул его дело на дополнительное расследование, и в 1940 г. обвинения с Рокоссовского сняли и назначили командиром корпуса в Киевском военном округе, которым к тому времени стал командовать прославившийся на Халхин-Голе, Г. К. Жуков.
Примеры военного творчества
Строго говоря, меня могут упрекнуть – я отказываю в творчестве Г. К. Жукову, а существует ли оно вообще? Может быть там только набор стандартных (уставных) приемов? Я уже писал, что писатель, Герой Советского Союза В. Карпов, отлично описал примеры полководческого творчества генерала И. Е. Петрова в книге «Полководец». Перескажу один.
В чем суть проблемы, потребовавшей от И. Е. Петрова творческого решения? К концу обороны окруженной Одессы требовалось эвакуировать оттуда наши войска в Севастополь. Эвакуировать можно было только морем.
Представьте на бумаге точку на линии – это Одесский порт и берег Черного моря. Обведите полукруг вокруг точки – это наши, обороняющие Одессу войска. Как их вывезти, чтобы немцы и румыны на их плечах не ворвались в порт и не утопили всех прямо в порту? В одну ночь погрузить всю Приморскую армию на суда невозможно, да и ночь является спасением до тех пор, пока противник не поймет, что наши войска эвакуируются.
Можно было бы эвакуироваться по частям – в одну ночь одну часть дивизий, в другую ночь другую часть дивизий и т. д. Но при этом большой полукруг обороны уже нельзя было бы удержать, надо было оставшимся войскам отступать и занимать оборону ближе к порту. Но ведь противник не дурак, он бы понял, что Одесса эвакуируется и, кроме этого, чем ближе к порту, тем удобнее ему обстреливать суда в порту своей артиллерией. То есть, оставшаяся часть войск была обречена на уничтожение.
Можно было эвакуироваться как англичане в 1940 г. эвакуировались из французского Дюнкерка на Острова. Все английские граждане, имевшие хоть какие-то суда, по призыву правительства приплыли на пляж у Дюнкерка, английский экспедиционный корпус в одни сутки примчался на этот пляж, бросил все оружие, танки, технику (одних боеприпасов 70 тыс. тонн) сел на эти суда и с 20 % потерями добрался до родины. Генерал Иван Ефимович Петров, командовавший Приморской армией и обороной Одессы, сделал так. В течение ряда ночей из Одессы эвакуировались все подразделения и техника, которые непосредственно на переднем крае не участвовали в обороне Одессы. Были вывезены даже маневровые паровозы из порта. В последнюю ночь в порт зашли суда и пришвартовались в заранее определенных местах. Строго по временному графику, без шума, батальоны и батареи стали покидать передний край, а вместо них, у редко расставленных пулеметов остались одесские подпольщики и комсомольцы, которые всю ночь постреливали. Чтобы не было путаницы, для каждого батальона мелом по земле была просыпана дорожка до самых судовых трапов. К утру судов не было видно даже на горизонте, а немцы и румыны еще долго не могли понять, что произошло во вдруг утихшей Одессе? По-моему, до сих пор нет аналога столь блестяще проведенной операции по эвакуации целой армии. [22]
И. Е. Петров
Второй пример творчества я хотел бы привести из уже обильно цитированных воспоминаний К. К. Рокоссовского.
Кстати, он написал книгу в очень интересной манере. С одной стороны она почти научна, в ней очень много обобщений опыта войны и мыслей о войне. Если у Жукова в мемуарах сплошной надрыв и его личный героизм и гений, то у Рокоссовского книга очень спокойна, в ней нет истерики даже в описании тяжелейших моментов (а Рокоссовский ведь сражался от выстрела до выстрела, был тяжело ранен). У него все всегда нормально. Да, положение тяжелое, но ведь он солдат – чего кричать, дело обычное, привычное. И все прекрасно – подчиненные прекрасные, население встречало прекрасно, и т. д. Практически ни о ком нет ни единого плохого слова. Но…
Но он дает много фактов как бы говоря читателю: «Кто потрудился их понять, тому и без моих слов все станет ясно».
К примеру Рокоссовский вводит нас в курс дела:
«В середине января по решению Ставки Верховного Главнокомандования на разных участках советско-германского фронта было предпринято новое наступление. Войска Западного фронта тоже продолжали наступательные действия. И мы в них участвовали, но теперь уже не на правом, а на левом крыле фронта. 10-я армия, которой командовал генерал Ф. И. Голиков, переживала тяжелые дни. Немцы не только остановили ее, но, подбросив силы на жиздринском направлении, овладели Сухиничами – крупным железнодорожным узлом. Пути подвоза войскам левого крыла фронта, выдвинувшегося далеко вперед, в район Кирова, были перерезаны.
Управление и штаб 16-й армии получили приказ перейти в район Сухиничей, принять в подчинение действующие там соединения и восстановить положение.
Передав свой участок и войска соседям, мы двинулись походным порядком к новому месту. М. С. Малинин повел нашу штабную колонну в Калугу, а мы с А. А. Лобачевым заехали на командный пункт фронта.
Здесь нас принял начальник штаба В. Д. Соколовский, а затем и сам командующий.
Г. К. Жуков ознакомил с обстановкой, сложившейся на левом крыле. Он предупредил, что рассчитывать нам на дополнительные силы, кроме тех, что примем на месте, не придется.
– Надеюсь, – сказал командующий, – что вы и этими силами сумеете разделаться с противником и вскоре донесете мне об освобождении Сухиничей.
Что ж, я принял эти слова Георгия Константиновича как похвалу в наш адрес…
От Ф. И. Голикова 16-й армии передавались 322, 323, 324 и 328-я стрелковые дивизии и одна танковая бригада вместе с участком фронта протяженностью 60 километров. Из наших старых соединений, с которыми мы сроднились в боях под Москвой, получили только 11-ю гвардейскую».
И дальше у Рокоссовского все прекрасно; командующие соседними армиями оказались однофамильцы Поповы – очень хорошо и т. д.
Но оцените издевательскую суть приказа Жукова. По нормам той войны, полнокровной стрелковой дивизии в наступление давался участок фронта в 1,5—3 км. С теми силами, что Жуков выделил Рокоссовскому для этого наступления, участок фронта у него должен был быть максимум 15 км, а не 60! Более того, дивизия в обороне должна была занимать участок фронта в 6—14 км, т. е., наличных сил даже для обороны едва хватало. Но Рокоссовский истерики не устраивает и не требует дать ему резервы:
22
У меня особо теплые отношения к И. Е. Петрову. Мой отец в конце оборонительных боев за Одессу был тяжело ранен осколком в голову, тем не менее, его не забыли, и он очнулся на борту санитарного транспорта уже под Новороссийском.
