Истребители - Ворожейкин Арсений Васильевич (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Земля, прокалившаяся за день, еще дышала теплом, держалось полное безветрие. Не надевая гимнастерок, голые по пояс, мы вошли в юрту, освещенную маленькой лампочкой, получавшей питание от аккумулятора. Приготовленные постели были аккуратно свернуты и лежали у стены. На белых, растянутых посредине кошмы скатертях накрыт ужин, расчетливо расставленные тарелки с закуской, на каждого — вилка, нож и ложечка, прикрытые салфетками.
— Пожалуйте кушать! — пригласил знакомый по прежнему аэродрому повар-усач в накрахмаленной, проутюженной белой куртке.
— О-о, да тут все приготовлено, как на пир!
— Стараемся как можем, — с достоинством отвечал повар.
— Вид хорош, посмотрим, как харч!
Пока выбирали постели и укладывали свое обмундирование, на скатертях появились две кастрюли.
— Вот, пожалуйста, жареная баранина и рис по потребности, — объявил повар. — Чем богаты, тем и рады.
— Неизменный монгольский барашек! — с деланной восторженностью констатировал Трубаченко, стараясь поддержать настроение. — Неплохое кушанье, кто привык.
Но его дипломатия не удалась.
— Зажали нас бараны, никак не оторвемся.
— Рис всю дорогу…
— Ох и надоело, братцы…
Тогда я открыл главный сюрприз. Зная, что у старшего техника эскадрильи имеется для технических нужд чистый спирт, мы с командиром решили выдать на ужин каждому летчику по пятьдесят граммов (фронтовые сто граммов введены еще не были, но жизнь подсказывала их необходимость).
Вначале в серьезности моих слов все усомнились, приняли их за шутку.
— Иван Иванович, прошу быть тамадой, — обращаясь к Красноюрченко, сказал я.
Это произвело впечатление.
Четырнадцать кружек выстроились в ряд. А тамада, разливая содержимое фляги, деловым тоном объявил:
— Всем по сорок девять грамм, а тебе, — он обратился к летчику, едва не разбившемуся на посадке, — восемьдесят, чтоб лучше успокоились нервы.
— Да ты и себя не обошел! — заглянул Солянкин в кружку Красноюрченко.
— Жора, помалкивай! — оборвал его тамада. — Пора бы тебе на двадцать втором году Советской власти знать, что у нас на дядю бесплатно не работают. И я себе за разлив отмерил на три с половиной грамма больше. В магазинах за это дороже берут.
Потом обратился к повару:
— Разъясните, пожалуйста, некоторым отрокам, как правильно, по-охотничьи, употреблять эту пахучую жидкость.
— Да вы что, — удивился усач. — Только на свет родились? Не знаете, как спирт пустить в дело?..
— Папаша, мы никогда его не пили, — с обычной своей серьезностью ответил за всех командир звена Миша Костюченко. — Я, например, впервые его вижу.
Повар недоуменно покрутил свой черный ус и приступил к объяснениям.
Трубаченко поднял кружку и предложил:
— Давайте выпьем во славу русского оружия!
Тост понравился всем. Чокнулись.
— Ох, какой жгучий! Даже дыхание захватило, — сказал Арсенин, проглотив колбасу и вытаскивая из кастрюли большой кусок баранины.
— Лекарство никогда вкусным не бывает! — заметил тамада.
— Лекарство?.. — удивился Солянкин.
— Жора, не поднимай голос! Я сегодня официально пожаловался врачу на потерю аппетита — и вот тебе результат: выписано лекарство…
— Иван Иванович, не изобретай! — перебил его Трубаченко и обстоятельно разъяснил, каким образом появился спирт.
— Еще бы чуть — и порядок… — оживился летчик, уходивший на второй круг.
— Ну вот и воскрес! — обрадовался Арсенин.
— Так глупо все получилось… — продолжал тот, все еще находясь под впечатлением своей ошибки.
— В авиации все случается. Такие чудеса бывают, что даже и не придумаешь, — сочувственно отозвался Солянкин.
— Ве-ве-эс — страна чудес! — поддержал его Красноюрченко. — Я знаю случай, когда один самолет, без летчика, сам сел. Причем приземлился так, что не всегда в таком месте мог это сделать и летчик…
— Летчики, как охотники, едва выпьют и сразу всякие необыкновенные вещи вспоминают! — не удержался Солянкин.
— Не хочешь слушать и не веришь, так другим не мешай, — огрызнулся Красноюрченко.
— А ведь Жора не сказал, что он тебе не верит. Ты сам почему-то стал признаваться…
— Правильно! — подхватил Трубаченко. — Никто, кроме тебя, Иван Иваныч, и не подумал, что ты можешь небылицы рассказывать.
Все рассмеялись. Но Красноюрченко, обвинив нас в непочтительном отношении к тамаде и безудержном зубоскальстве, все же рассказал, как самолет И-5, покинутый летчиком во время штопора, сам приземлился.
— Я, откровенно говоря, — начал своей скороговоркой Трубаченко, — сегодня подумал про одного И-97, что он тоже сам, без летчика, вышел из штопора и сел. А было так: в одной свалке сплелось машин, наверное, полсотни — и наши и японцы. Я по одному И-97 дал из всех точек. Он горкой пошел кверху, я за ним, хотел еще добавить, да японец в штопор сорвался… Появился парашютист. Ну, думаю, выпрыгнул! Тут меня самого атаковали. Я пикнул, а на выводе взглянул мельком на парашютиста — он уже бежит по земле, а рядом И-97 садится. Вот, думаю, чудо! Самолет из штопора сам вышел и совершил посадку.
— Это может быть, — подтвердил Красноюрченко. — Раз летчик выпрыгнул, центровка изменилась…
— Я тоже так подумал и доложил командиру полка, — продолжал Трубаченко. — Но Кравченко позвонил куда-то и оказывается вот какая история вышла: летчик подбитого мною самолета не выпрыгивал на парашюте. Наши пехотинцы в плен его взяли, когда он приземлял свою машину.
— А парашютист?
— Он с другого самолета, но с какого, черт его знает. Бой же был.
— Выходит, самурай специально штопорил, чтобы ты его не добил? — спросил Красноюрченко.
— Получается так… Хитрят.
— Вообще в такой свалке невозможно проследить за результатами своей атаки, — сказал Солянкин.
— Это верно, — подтвердил я, вспоминая, как редко удавалось после атаки узнать, что стало с противником. Порой возникают такие моменты, что просто не можешь понять, нужно ли преследовать врага или же самому защищаться.
— В бою ни на секунду невозможно на чем-нибудь задержать свое внимание. Шакалы сразу слопают, — продолжал Солянкин. — Даже в строю звена и то трудно удержаться.
