Зимняя война 1939-1940. Политическая история - Чубарьян Александр Оганович (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Опубликованные в 1984–1985 гг. французские дипломатические документы освещают ряд новых аспектов, касающихся московских переговоров. Прежде всего следует отметить трезвую оценку хода политических и военных переговоров французским послом в Москве Наджияром, который весьма объективно информировал Париж. 16 июня 1939 г. он в решительных выражениях и достаточно аргументированно высказался в пользу заключения военной конвенции. Через день Наджияр усилил свое давление: "На нынешней стадии переговоров, — телеграфировал он 18 июля, — у нас, по моему мнению, нет иного выхода, как принять советскую точку зрения или согласиться на провал… который скомпрометирует в настоящем и будущем наши переговоры с Россией"33.
В предисловии к публикуемым документам его авторы делают вывод: "Инструкции миссиям союзников предусматривали лишь заключение договора, содержащего общие положения и советскую помощь только в виде поставок военных материалов и оружия. Союзники, в (большей степени англичане, рассчитывали на длительные переговоры и проявляли недоверие (к СССР. — О.Р.)"34.
Еще на борту теплохода "Сити оф Эксетер", следовавшего из Англии в Советский Союз, французская делегация имела достаточно времени, чтобы уяснить позицию своих партнеров — англичан. "Основная трудность, — писал Думенк, — проистекала из того, что британская делегация, похоже, не выработала общей позиции и по ряду частных вопросов имела твердо сложившиеся, естественно, негативные идеи. Начинать с этого дискуссии с русскими означало неминуемо идти на провал"35. Аналогичное мнение сложилось и у члена французской делегации капитана 3-го ранга Ж. Вийона, который сделал на основе своих бесед с Драксом следующий вывод: "При отсутствии политического соглашения английская делегация рассчитывала на длительные переговоры, чтобы поставить Германию под угрозу англо-франко-советского пакта и выиграть время до осени или зимы и тем самым задержать начало войны"36.
В телеграмме от 14 августа после первого заседания военных миссий Думенк сообщал в Париж: "Советская делегация продемонстрировала свое желание достигнуть соглашения, предложила не обсуждать общие принципы с тем, чтобы изучить конкретные вопросы…"37. 17 августа Думенк вновь подтверждал: "Не подлежит сомнению, что СССР желает заключить военный пакт и не хочет, чтобы мы превращали этот пакт в простую бумажку, не имеющую конкретного значения"38. Спустя три дня, когда Драке в Москве настаивал на отсрочке переговоров, Гамелен направил Думенку телеграмму о согласии Франции подписать военную конвенцию: "По приказу председателя Даладье генерал Думенк уполномочен совместно с послом подписать в общих интересах военную конвенцию"39.
Объективной была и информация Думенка по "кардинальному вопросу". В ранее упомянутой телеграмме от 14 августа он сообщал: "Советская делегация в качестве условия реализации военного пакта поставила вопрос о необходимой уверенности для советской армии в случае агрессии против Польши и Румынии эвентуальной возможности вступить на польскую территорию по Виленскому коридору и в Румынии через Галицию"40. И Думенк и Наджияр считали это условие обоснованным. Последний писал на следующий день в Париж: "По мнению генерала Думенка, то, что предлагают русские в целях выполнения обязательств по политическому договору, соответствует интересам нашей безопасности и безопасности самой Польши… Нам предлагают точно определенную помощь на Востоке и не выдвигают каких-либо дополнительных требований о помощи с Запада. Но советская делегация предупреждает, что Польша своей негативной позицией делает невозможным создание фронта сопротивления с участием русских сил"41. Наджияр настаивал на необходимости оказать на Польшу соответствующее давление42.
Давление было поручено оказать французскому военному атташе в Варшаве генералу Ф. Мюсу, который, как отмечалось ранее, находился в эти дни в Париже и был направлен обратно в Варшаву, и французскому послу Л. Ноэлю. Их переговоры с начальником главного штаба польской армии генералом В. Стахевичем и министром иностранных дел Ю. Беком не принесли результатов. 18 августа в Париже получили сообщение — отказ43. На следующий день Ф. Мюс после трехчасовых переговоров со Стахевичем отправил телеграмму следующего содержания: "В конце концов с согласия Бека была принята формулировка: наша делегация в Москве может маневрировать, как будто полякам не был поставлен этот вопрос"44. Поскольку Ноэль вел переговоры с Беком, а Мюс со Стахевичем, то подоплеку этой телеграммы поясняет телеграмма Ноэля от 19 августа, в которой он после очередного отказа Бека на пропуск советских войск сказал ему: "Может быть, лучше, чтобы Вы мне не отвечали. Согласимся с тем, что вопрос перед Вами не был поставлен".
20 августа Наджияр посылает тревожную телеграмму: "Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию". Ноэль, в свою очередь, сообщает, что в позиции Польши изменений не произошло и Бек настаивает, чтобы в конвенции Польша вообще не упоминалась. Ноэль констатирует, что "позиция Польши не заключать с СССР никаких политических и военных соглашений — это «"болезнь" польской политики», что укрепление связей с Францией и Англией, кредиты и прочее не были использованы для того, чтобы получить согласие Польши на сотрудничество с СССР45.
Подводя итоги переговорам, Наджияр писал 25 августа в Париж: "Действительно, как можно было надеяться получить обязательства СССР против Германии… если поляки и румыны продолжали игнорировать русскую помощь"46. Имелись на то и более глубокие причины. Лорд Стренг, не только активный участник переговоров, но и знаток многих тайн британской политики рассматриваемого периода, выступая с почетной лекцией "Московские переговоры" в университете г. Лидс (Великобритания) в 1968 г., назвал, на наш взгляд, важнейшую из них: "Собственная безопасность, к которой стремились русские, не обеспечивалась тем соглашением, которое могли себе позволить западные державы"47.
В Берлине более настойчиво искали пути ускорения переговоров и с Лондоном и с Москвой, их результативности, для чего планировали поездку Геринга в Англию, а Риббентропа — в Москву. Развернулась напряженная подготовка этих визитов. Поскольку один из них исключал другой, выбор зависел от хода переговоров по всем сторонам "треугольника" и должен был быть сделан в "последний час". Ближайшей и важнейшей целью Германии на этом этапе закулисной дипломатической борьбы являлось обеспечение наиболее выгодных внешнеполитических условий для захвата Польши.
3 августа на очередной встрече с немецким послом в Лондоне Г. Дирксеном советник британского премьер-министра Г. Вильсон дал понять, что англо-германское соглашение "начисто освободит британское правительство от принятых на себя в настоящее время гарантийных обязательств в отношении Польши, Турции и т. д." В результате беседы германский посол пришел к выводу, что возникшие у Англии за последние месяцы связи с другими государствами "являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута единственно важная и достойная усилий цель — соглашение с Германией"48.
Стремление достигнуть взаимопонимания с Германией было характерно не только для английских консерваторов, но и для ряда ведущих французских политиков. Министр иностранных дел Франции Бонне заявил, в частности, германскому послу Вельчеку: "Несмотря ни на что, Франция придерживается идеи сотрудничества с Германией, которое снова начинает налаживаться, а со временем станет более тесным"49. Министр подчеркнул, что Франция не откажется от этой генеральной линии своей политики. Данные проекты поддерживались и некоторыми американскими представителями в Европе. Посол США в Лондоне Кеннеди был убежден, что поляков следует бросить на произвол судьбы и дать нацистам возможность осуществить свои цели на Востоке, поскольку конфликт между СССР и Германией "принесет большую выгоду всему западному миру"50. Посол США в Берлине X. Вильсон считал вероятным вариант нападения Германии на Россию с молчаливого согласия западных держав "и даже с их одобрения"51.
