Андропов (Политические дилеммы и борьба за власть) - Земцов Илья Григорьевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Советские военные базы в Индийском океане и вдоль побережья Африки способны перерезать торговые коммуникации Западной Европы. Укрепление позиций СССР на Ближнем Востоке лишит ее нефти, сделает беззащитной перед коммунистическим диктатом и может привести к отрыву ее от Америки.
Советская политика в Западной Европе выражается простейшей формулой: выбор между открытой конфронтацией с СССР или откровенной капитуляцией. Играя гигантской махиной многомиллионной армии мощностью в 50 тысяч танков, 3 тысяч ракет и несколько десятков атомных подводных лодок и парализуя этим волю и способность Западной Европы к сопротивлению, Советский Союз получает широкий оперативный простор для агрессии в различных регионах планеты. А в западноевропейских столицах тем временем распространяется и утверждается объяснительно-оправдательная философия: лучше быть красным, чем мертвым. Из виду упускают только, что тот, кто становится красным, со временем превращается в мертвого.
Стратегическая и психологическая ситуация сразу изменится, как только в Западной Европе будет завершена намеченная НАТО программа «довооружения», предполагающая размещение, начиная с 1983 г., 572 новых американских ядерных ракет — «крылатых» и «Першинг-2». Лишившись возможности получить желаемый контроль над политикой западноевропейских правительств, Советский Союз почувствует себя заложником НАТО. Имея на западных своих границах ракетно-ядерную мощь, сравнимую с той, какой он сам обладает, СССР станет более осмотрительно бросаться в глобальные авантюры, откажется от надежды на «финляндизацию» Германии, не сможет чувствовать себя достаточно уверенно и безопасно в восточноевропейских странах — их страх перед ним убавится.
Роль Советского Союза в европейской политике, таким образом, будет возрастать, а возможности — уменьшаться. Раньше других это понял Андропов и поставил цель — найти такой фокус во внешней политике в Европе, чтобы роль СССР продолжала увеличиваться не в ущерб его возможностям.
Американское правительство было застигнуто врасплох быстротой и настойчивостью, с которой начал действовать новый советский руководитель на европейской арене. После смерти Брежнева Вашингтон, исходя из житейской мудрости и опыта изучения СССР, полагал, что Андропову потребуется по меньшей мере год для овладения рычагами власти, прежде чем он решится на выдвижение собственных предложений по международному урегулированию.
Андропов, однако, сумел выработать определенный, хоть и не целиком такой, какой ему бы хотелось, внешнеполитический курс в Европе всего за 2–3 месяца. И избрал идеальный с политической точки зрения момент для того, чтобы бросить вызов США. Правительство США было, естественно, осведомлено, что в Западной Германии, Англии и Италии ожидается немалая враждебность к запланированному размещению американских ракет, но рассчитывало, что когда сопротивление спадет, ракеты, в конце концов, удастся разместить. Поэтому Белый Дом продолжал настаивать на «нулевом варианте», предложенном Рейганом в ноябре 1981 года.
Вашингтон ошибся дважды: во-первых, не предусмотрел, что широкомасштабные демонстрации против американских ракет в Европе, раз начавшись, будут продолжаться и нарастать, расширяя свои географические границы, пока не превратятся в важный долговременный политический фактор, а во-вторых — не учел динамизма Андропова, сильно подхлестнутого дефицитом времени, которое ему отпустила история.
Советскому руководителю удалось перенести вопрос о сокращении и контроле за вооружением из закрытых от широкой публики залов, где заседают в Женеве дипломаты, на суд западной общественности [15]. С этой целью Андропов предпринял мастерские пропагандистские шаги — для начала заявил вслед за Брежневым: «Советский Союз в одностороннем порядке принял на себя обязательство не применять первым ядерное оружие»; затем предложил не использовать силу в отношениях между государствами НАТО и Варшавского Договора. Сначала выступил за всеобъемлющее уменьшение на 25 % американского и советского арсеналов стратегического и ядерного оружия [16], а затем — за сокращение советских ядерных ракет средней дальности до уровня, эквивалентного числу существующих в Европе английских и французских ракет /125/.
Андропову удалось взглянуть на проблему ядерного оружия с точки зрения напуганного европейца, находящегося в области возможного «театра военных действий»: он сопоставил одну европейскую систему вооружения с другой, и в итоге на неосведомленных людей, не искушенных в сложности международных проблем, идеи Андропова произвели впечатление логичных и реалистических. В действительности, они не более, чем пропагандистский демарш с явной и единственной целью подогреть накал пацифистского движения. Был хорошо рассчитан и психологический эффект в случае отказа НАТО — СССР «предлагает», а Запад «отклоняет», что несомненно должно было обострить противоречия внутри НАТО, где и без того концепция Пентагона об упреждающем атомном ударе по СССР вызывает мучительные сомнения и страхи европейских союзников США. И все это для того, чтобы предотвратить, а если не удастся, то хоть отсрочить размещение американских ракет в Западной Европе. Но главное, все предложения Андропова — и здесь нет никакого различия в политике нового Генсека и Брежнева — призваны закрепить советское ядерно-ракетное превосходство.
Перемещение некоторой части ракет «СС-20» в азиатскую часть Советского Союза, как обещал Андропов в случае, если соглашение с НАТО будет достигнуто на его условиях, не уменьшает опасности для Западной Европы. Ракеты достигнут ее и оттуда или же, по необходимости, в несколько дней будут возвращены на старые исходные позиции.
Комбинация с цифрами советских и англо-французских ракет также несостоятельна: 160 ракет «СС-20», остающиеся у СССР после «сокращения по Андропову», мощностью превосходят возможности американских военных баз в странах Западной Европы. Ракет же Франции и Англии, единственных в Западной Европе, обладающих этим оружием, явно недостаточно для поражения даже малой части стратегических объектов Советского Союза. Причем Франция и Англия не планируют нападения на СССР, в то время как на советских оперативных картах захвата Европы основные цели — Франция и Англия вкупе с Германией. Следовательно, в случае мировой войны СССР первым нанесет упреждающий удар по этим государствам.
И наконец Андропов предпочитает «забыть» о стратегических ракетах стационарного базирования, размещенных на подводных лодках, количество которых у СССР в десятки раз больше, чем у Франции и Англии. Конечно, Андропов умалчивает о них не по неискушенности — он сумел, надо полагать, произвести несложный ракетно-ядерный математический расчет. Указанное предложение, однако, — это тот максимум, на который пошли советский Генсек и советский генштаб, чтобы показать свою готовность к примирению. Но Андропов не наивен и не ждет наивности от политиков Запада. Поэтому очевидно, что выдвигая свои «конструктивные» программы сокращения вооружения, он обращается через головы правительств к народам — прием не новый в советской пропаганде. Но Андропову удалось поставить его по-новому.
В канун 1983 года он обратился с неожиданным новогодним посланием к Западу /126/. Народам и людям «доброй воли» он сказал: «Давайте будем друзьями»; руководителям государств — приоткрыл дверь для проведения встреч на высшем уровне. Андропов пробуждал надежды на мир — говорил о возможности достижения соглашения, о сокращении стратегического оружия, осторожно намекая на возрождение детанта. Он не затушевывал реальных проблем, но и не связывал себя никакими обязательствами, и в представлении масс выглядел, как и хотел выглядеть, — руководителем мудрым, терпимым, готовым на компромиссы. Чего же вам, западные правители, еще от него нужно?
Его выступления — это и последующие, при встречах с корреспондентами, на официальных приемах, — были дружественными по тону, сбалансированными по содержанию, вполне ортодоксальными, в меру либеральными, достаточно уверенными и твердыми. И лишь однажды у Андропова сдали нервы — когда американский президент объявил о новой ядерной стратегии: речь шла о развитии лучевого оружия. Он говорил, отвечая Рейгану, спокойно, как всегда, но в речи его ясно проскальзывали панические нотки — действия и политика американского президента характеризовались и представлялись «легкомысленными», «безответственными», «лживыми», «безумными» /127/. Замелькали знакомые еще со времен «холодной войны» выражения — «беспардонные извращения», «нечистоплотные приемы», «заведомая неправда», «назойливые разглагольствования», «агрессия», «империализм». И Андропов предстал перед миром тем, кем он был и остается навсегда — политическим деятелем советской школы, наглым, развязным, беззастенчивым, признающим один и единственный критерий в международных отношениях — коммунистическую партийность и советский интерес.
