Черные кабинеты. История российской перлюстрации, XVIII — начало XX века - Измозик Владлен Семенович
После смерти Шора 4 января 1886 года руководство почтовой цензурой и секретной частью было возложено на старшего цензора санкт-петербургской цензуры иностранных газет и журналов. Он формально именовался помощником начальника Главного управления почт и телеграфов и одновременно напрямую подчинялся министру внутренних дел. Эту должность в течение тридцати лет, с 1886‐го по 1917 год, занимали три человека: К.К. Вейсман (4 января 1886‐го — 6 декабря 1891 года), А.Д. Фомин (6 декабря 1891‐го — 2 июня 1914 года) и М.Г. Мардарьев (11 сентября 1914‐го — май 1917 года)[392].
Вопросы организации перлюстрации и сведения, полученные этим путем, докладывали монарху в разные периоды разные чиновники. При Елизавете Петровне и Петре III это делал канцлер, ибо перлюстрации подвергалась прежде всего дипломатическая переписка. Екатерина II поддерживала прямой контакт с директорами Санкт-Петербургского почтамта Ф.Ю. Ашем и М.М. Экком. Такое, по словам князя А.Н. Голицына, случалось по временам и в царствование Александра I, когда перлюстрация «представляема была прямо от С. Петербургского Почт-Директора на Высочайшее рассмотрение». Например, 18 мая 1808 года Александр I писал непосредственно санкт-петербургскому почт-директору Н.И. Калинину: «…все письма, на чье бы имя оныя ни были, которые от министра иностранных дел графа [Н.П.] Румянцева будут к вам присылаемы для перлюстрирования, вы, в силу сего, имеете перлюстрировать, и потом к нему с таковых писем доставлять точные копии»[393]. С мая 1782 года, с назначением А.А. Безбородко правителем Главного правления почтовых дел, именно этот человек стал главным докладчиком монарху о деятельности «черных кабинетов». После отставки Д.П. Трощинского и присоединения Почтового управления к Министерству внутренних дел все дела о перлюстрации проходили через министра внутренних дел. Но, как докладывал Николаю I А.Н. Голицын, «император Александр Павлович воспользовался первым случаем — смертью Министра Внутренних Дел [О.П.] Козодавлева, чтобы почтовая часть была по‐прежнему отдельным Управлением»[394]. С образованием 9 ноября 1819 года Почтового департамента обязанности докладывать монарху о перлюстрации перешли к главноначальствующему над Почтовым департаментом.
С воцарением Николая I эти секретные дела, как я уже говорил, были разделены на две части. Организационные вопросы — о преобразовании «черных кабинетов», учреждении новых, награждении чиновников секретных экспедиций и т. д. и т. п. — решались императором преимущественно в ходе всеподданнейших докладов руководителя Почтового департамента. Сообщение же государю перлюстрированной корреспонденции (выписок, подлинников писем) и розыска по ней стало обязанностью начальника III Отделения и шефа жандармов. Надо отметить, что к А.Х. Бенкендорфу генерал-губернаторы обращались и с просьбами предоставить им право на перлюстрацию. Но в подобных случаях Александр Христофорович до доклада императору согласовывал свою позицию с главноначальствующим над Почтовым департаментом[395].
При Александре II руководство перлюстрацией было сохранено за главноначальствующим над Почтовым департаментом. Пакеты с перлюстрированной перепиской теперь представляли императору как начальник III Отделения, так и главноначальствующий над Почтовым департаментом. Об этом говорит записка для памяти Ф.И. Прянишникова, главноначальствующего над Почтовым департаментом, от 8 января 1859 года. На вопрос, кто должен на время командировки Прянишникова в Москву на четырнадцать дней представлять императору «известные выписки», Александр II повелел посылать ему «пакеты с перлюстрацией настоящим порядком чрез меня [Ф.И. Прянишникова]», руководствуясь этими правилами и «на будущее время»[396].
В период с 15 июня 1865‐го по 9 марта 1868 года и с 6 августа 1880‐го по 16 марта 1881 года, когда существовало Министерство почт и телеграфов, секретные вопросы почтового ведомства докладывал монарху соответствующий министр. С 9 марта 1868 года по 6 августа 1880‐го и с 16 марта 1881 года в связи с передачей почтового ведомства в состав МВД «черные кабинеты» сначала временно, а с марта 1881 года — окончательно, вплоть до 1917 года, оказались в прямом подчинении министра внутренних дел. При этом с марта 1881 года именно он докладывал государю все вопросы перлюстрации, включая предоставление на высочайшее усмотрение выписок, копий просмотренных писем или их подлинников, за исключением телеграфной дипломатической почты, которой занималось Министерство иностранных дел, о чем будет рассказано в третьей главе[397].
В 1830‐е годы перед перлюстраторами возникла новая проблема: пересылка из‐за рубежа реальных или мнимых антиправительственных воззваний. В первую очередь это опять же было связано с Царством Польским. Поскольку многие польские эмигранты обосновались в Париже, Николай I 15 декабря 1832 года распорядился о просмотре всех писем, приходящих из столицы Франции, — чтобы те из них, при которых окажутся «возмутительные от польского Комитета к российскому народу прокламации, были доставляемы к Бенкендорфу». Главноуправляющий Почтовым ведомством А.Н. Голицын сообщил это повеление местным почтмейстерам. В результате виленский губернский почтмейстер А.Ф. Трефурт вскоре доложил Голицыну, что в пакете из Парижа, адресованном вице-маршалу (предводителю местного дворянства) Г. Костровицкому, оказалось тринадцать «мятежнических сочинений», изданных во Франции. 12 января 1833 года витебский гражданский губернатор Н.И. Шредер сообщил А.Х. Бенкендорфу, что почта обнаружила письмо из французского города Анвера от 25 декабря 1832 года на имя губернского казенных дел стряпчего (советника прокурора, истца по казенным делам) Зайковского. В письмо была вложена прокламация на французском языке с призывом к российскому народу поддержать борьбу поляков за независимость. В ходе расследования, проведенного по распоряжению царя, выяснилось, что в Витебской губернии подобные письма из города Безансона были получены в почтовой конторе Динабургской крепости[398]. В этой ситуации новый гражданский губернатор, князь Н.Н. Хованский, проявил инициативу, предложив губернскому почтмейстеру Немятову «остановить рассылкою впредь до разрешения всех получаемых из Франции писем». Одновременно секретным образом губернатор известил почтмейстеров Митавской и Брест-Литовской почтовых контор, чтобы они всю получаемую из Франции корреспонденцию, адресованную в Витебскую губернию, отправляли «по секрету в собственные руки» почтмейстеру Немятову. О своих решениях Хованский доложил в рапорте Бенкендорфу. Тот в свою очередь обратился к князю Голицыну — с указанием, что «мятежники, в чужих краях пребывающие, пользуясь… свободою писать в Россию, могут продолжать рассылать в письмах своих зло повсеместно», и с уведомлением, что о предложении Хованского он доложил государю. Последний повелел сообщить об этом Голицыну — «для соответствующего распоряжения». Со своей стороны, Голицын заверил главу III Отделения, что еще в январе 1833 года приказал направлять через Петербург зарубежную корреспонденцию, идущую в Витебскую, Могилевскую, Черниговскую и Полтавскую губернии. И хотя ни одного письма «с мятежным воззванием» в этих губерниях более не обнаружено, тем не менее наблюдение продолжается[399].
13 июня 1837 года А.Н. Голицын доложил императору, что в Вильно и Петербурге получены воззвания на немецком языке, адресованные старшинам израильских обществ в Астрахани, Бендерах, Киеве, Оренбурге, Тобольске и Хотине. Бумаги эти содержали призыв к евреям и «ко всем друзьям человечества о возобновлении Иерусалимского храма» и приглашение вступать в Сионское общество. Николай I распорядился копии воззваний отослать Бенкендорфу и министру внутренних дел Д.Н. Блудову, а сами воззвания уничтожить, уведомив при необходимости почтовое начальство в Варшаве о подобных же действиях. И хотя, по сведениям российского посланника в Саксонии А.А. Шредера, там не существовало никакого Сионского общества (ни явного, ни тайного), а воззвания к евреям — «творение свечного фабриканта в Герлице Ф. Зейферта», под удар попал бердичевский почтмейстер С.Н. Мина. Согласно докладу киевского, волынского и подольского генерал-губернатора А.Д. Гурьева от 25 мая 1837 года, именно почтмейстер выдал пакет с воззваниями еврею М. Флитерману. После расследования Голицын доложил государю, что Мина двадцать пять лет «был исправным и ревностным чиновником», не знает немецкого языка и, наконец, не знал еще о распоряжении от 13 июня. Тем не менее Николай I распорядился перевести бердичевского почтмейстера во внутренние губернии[400].
