Великий обман. Выдуманная история Европы - Топпер Уве (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Чистой воды анахронизм – содержащееся в «Проповеданной истории» осуждение соколиной охоты и употребления растений – афродизиаков (то и другое пришло в Европу и Англию через арабов во время крестовых походов).
Дальше – еще интереснее. В ночь перед смертью монаху монастыря в Райхенау Ветти (ум. в 824) было видение, записанное аббатом Хайто и превращенное впоследствии более поздним аббатом Валафридом Страбоном в стихотворный эпос, в поэму, которая своей барочной антисексуальной направленностью выглядит совершенным анахронизмом, заблудившимся как во времени, так и пространстве. В поэме святого Карла Великого терзают дикие звери и откусывают ему детородный орган (и больше ничего), так как он имел обыкновение вступать во внебрачные связи и даже практиковал инцест. Возможны ли были подобные обвинения спустя считанные годы после смерти Карла? Пусть даже все это выдумал не Ветти, а сам Валафрид (ум. в 849), – все равно это звучит для того времени невероятно: слишком рано для тематики! Осуждение содомии и женской похоти становится злободневной темой самое раннее во время чумы, а скорее даже – в позднем Ренессансе.
Валафрид, носивший, как некоторые лицемеры-фальсификаторы, античное прозвище Страбон, – опубликовал, кстати, «Жизнеописание Карла Великого» Эйнхарда и протестовал против того, чтобы в соборе Карла в Аахене устанавливали статую короля остготов Теодориха. Однако даже без историко-архитектурных изысканий Иллига (1996) [79], доказавшего, что погребальная часовня Карла (см. рис.) выстроена на несколько столетий позже, чем эпоха Карла, становится ясно, что подобные нелепицы могли возникнуть в позднем средневековье, но не при жизни современников Карла [80].
Валафрид выдает себя еще и тем – или это должно было послужить «одним из необходимым перекрестных свидетельством»? – что он цитирует «Диалог» папы Григория Великого. Папу этого следует отнести к Ренессансу, да и это сочинение тоже, как видно из его текста. Я хочу привести очень характерный отрывок из книги Ле Гоффа (с. 121 и далее), в котором французский автор использует изобразительные образы:
«Прежде чем Григорий Великий надел рясу, он занимал должность префекта Рима, ответственного за вопросы жизнеобеспечения столицы и родной Италии, которая стала добычей византийцев, готов, лангобардов и чумы. Кроме этого, он был папским послом при дворе византийского императора. В 590 году, при драматических обстоятельствах, он был призван на папский престол. Тибр вышел из берегов и затопил Рим, причем это бедствие сопровождалось сеющими страх чудесными явлениями. В первую очередь это первая и страшная по своим последствиям волна эпидемии (юстинианская) черной чумы, уничтожившая большую часть населения. Это была одна из самых страшных крупномасштабных эпидемий этой страшной болезни, возникшая за полстолетия до этих событий в отдаленных странах и охватившая Среднюю Азию, Византию, Северную Африку и европейское Средиземноморье [81]. Подобно Цезарию [82] и даже – соответствуя своей функции, личности и историческому моменту – превосходя его, стал Григорий пастырем Конца времен. Убежденный в близости конца света, страстно принялся он за дело спасения христианского народа, ответ за которое ему пришлось вскоре держать перед Богом. Христиан своей страны вдохновлял он, будучи великим организатором, на процессии и свершение обрядов, …к иноземцам посылал миссионеров. Англичанам, вернувшимся в язычество, послал он миссию в Кентербери, которая начала – якобы повторное – христианское завоевание Великобритании. Итальянцам подарил он книгу легенд о святых, выделив среди местных Отцов церкви новопреставленного монаха Бенедикта из Монте Кассино как одного из величайших в христианстве святых. Что с того, что никто из христиан, которых нужно было спасти, не воскрес из мертвых? Великая сила сострадания Григория по поводу конца света не оставляет их и по смерти».
Даже если закрыть глаза на весь пафос языка, небольшой этот отрывок содержит такое количество изобретений, что одна эта их скученность полностью перечеркивает этого сказочного Сверхпапу как исторического персонажа. Например, укажем на многочисленные упоминания в церковных текстах эпидемий чумы (следующая после уже упомянутой якобы была в 744-747 годах). Исследования, проведенные историками медицины, не подтверждают ни одной вспышки чумы до XIV века. Фантомные проекции чумы как природного явления, не поддающегося контролю со стороны церкви – это уловка церковников с целью объявить такие природные катастрофы привычным явлением, чтобы избежать неприятных вопросов о причинах этих бедствий.
Во 2-й книге «Диалогов» Григорий не только «выдвигает» (выражение Ле Гоффа, с. 241 и далее) святого Бенедикта из Монте Кассино (529; полностью вымышленная фигура) в основатели монашества, но и создает в 4-й книге теологические основания для чистилища, поспешив (даже с точки зрения Ле Гоффа) лет эдак на шестьсот. Впервые лишь в «Книге чудес» Петра Дамиани (предположительно написанной в 1063-1072 годах), некоего монаха из Монте Кассино, – души возвращаются из чистилища, чтобы просить помощи у живущих либо предостеречь их от свершения грехов. Дева Мария – ни много, ни мало именно в ночь на 15 августа (Успение Богородицы) – освободила на один год несколько душ, усиленно предававшихся в молодости половым утехам (с. 243). Таким образом, налицо длительный временной прыжок, языковой и смысловой анахронизм, касающийся воскресения из мертвых и культа Девы Марии.
Святой Патрик
Ле Гофф неутомимо движется вперед. В 1116 году в северо-восточной Франции появился «психоаналитический» роман о чистилище Губерта Ногентского. По изобразительной силе его превзошел монах из Монте Кассино Альберик Сеттефрати, в десятилетнем возрасте (в 1110 г.) пролежавший девять дней в коме. Ребенок имел при этом видение, которое он десять лет спустя пересказал своему аббату, записавшему его. Дальнейшие переписывания многочисленными монахами настолько исказили этот текст, что еще через десять лет (около 1130) за его правку взялся Петр Диакон. Текст в его редакции дошел до наших дней. Он стоит в ряду видений, пишет Ле Гофф (с. 251), уже знакомых нам по творчеству послушников Монте Кассино: вышеупомянутых Перпетуа и Фе-лисита (II век), Ветти (IX век), автора «Жизнеописания Святого Брендана» и других. Этот сомнительный ряд реципиентов видений, а также странная история рукописи, искаженной уже через десять лет, заставляют предположить много более позднее написание текста. Описание видения занимает 20 печатных страниц и «представляет собой хаотическое нагромождение заимствований из различных литературных источников, изрядно сдобренное бенедиктинским патриотизмом» (с. 255).
То есть доверия вся эта история не заслуживает.
Равно как и красивая легенда о святом Анскаре, миссионере северной Германии, жизнеописание которого, созданное его последователем Римбертом, рассматривается (несмотря на вполне обоснованные подозрения в принадлежности к подделанным в XVIII—XIX веках летописным книгам из Корвея) многими учеными как подлинное. Пятилетнему монастырскому ученику уже являлась Дева Мария. Юношей он был настолько потрясен смертью императора Карла Великого, что впал в некое помраченное состояние, пережил подобие смерти, во время которой Петр и Иоанн (Креститель) показали ему чистилище. Три дня, проведенные в огненных муках, показались ему тысячью лет; затем он вернулся в сей мир с твердым намерением принять мученический венец (что, впрочем, впоследствии не подтвердилось). Кроме прочего, в тексте присутствует покаянная исповедь. Все это – моменты, появившиеся не ранее XII века.
Далее Ле Гофф знакомит нас с латинским пересказом (1149) «Видения Тнугдала Ирландского» (Бар, с. 106) – печатное издание 1882, Эрланген – и показывает, что в нем, наряду с идеей воскресения и кармой, представлена «частью индоевропейского наследия», как и легендарные ирландские короли (типичный продукт гуманистов). Ле Гофф удивляется тому, что ирландских королей всерьез принимают за исторических персонажей. Я удивляюсь тому, что Ле Гофф всерьез принимает датировку.
