Альбигойская драма и судьбы Франции - Мадоль Жак (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Все говорит о том, что это примирение было глубоко искренним, так как поведение Оливье де Терма всю оставшуюся жизнь убедительно свидетельствовало о его набожности. Тем не менее он не отказывается от мысли возвратить потерянные домены, и его позиция хорошо демонстрирует, что религиозное примирение — это одно, а политическое — совсем другое. В 1240 г. Оливье де Терм в первых рядах примет участие в неудачной авантюре Транкавеля. В 1242 г., во время восстания Раймона VII, его снова отлучит от церкви архиепископ Нарбоннский, и очень похоже, что это последнее отлучение имело скорее политические причины, чем религиозные. Таким образом, Оливье де Терма можно считать выдающимся образцом местного патриота. Только в 1247 г. он окончательно подчинился вместе с Транкавелем.

Почти сразу же начинается крестовый поход, куда Оливье де Терм, у которого больше нет ничего на земле, сопровождает Людовика Святого. Сеньор, лишенный владений, примет участие во всех сражениях короля, покроет себя славой, как, например, в Сирии, под стенами Белинаса, который был Кесарией Филиппа, где спасет Жуанвиля [152] из очень затруднительного положения. Но лучше процитировать здесь сенешаля Шампани: «Когда мон-сеньор Жан де Валансьен услышал об опасности, в которой мы оказались, он явился к монсеньору Оливье де Терму и прочим военачальникам из его края и сказал им: „Сеньоры, именем короля прошу вас и приказываю, чтобы вы помогли мне освободить сенешаля“. Покуда он так волновался, монсеньор Гийом де Бомон подошел к нему и изрек: „Вы зря стараетесь, ибо сенешаль мертв“. А он (Оливье) ответил: „Мертв он или жив — об этом я сообщу королю“. Потом он тронулся в путь и пришел к нам, на гору, куда мы поднялись; и как только он появился у нас, так велел, чтобы я пришел с ним поговорить; и я так и поступил. Тогда Оливье де Терм сказал, что мы в великой опасности, ибо если мы будем спускаться или подниматься, то не сможем этого сделать без больших потерь, поскольку склон очень плохой и сарацины нас сомнут. „Но если вам угодно мне поверить, я освобожу вас без потерь“. Я ему ответил, чтобы он объяснил, чего он хочет, и я это сделаю. „Я вам скажу, — продолжал он, — как нам спастись. Мы отправимся отсюда вдоль этого склона, как если бы собирались двигаться к Дамаску; а сарацины, что находятся там, решат, что мы хотим на них напасть с тыла. А когда мы окажемся на этих равнинах, то пришпорим лошадей, и поскачем вокруг города, и перейдем ручей прежде, чем они смогут до нас добраться. И, однако же, мы нанесем им большой урон, так как подожжем сжатые хлеба, что посреди полей“. Мы поступили так, как он объяснил; и он велел взять тростник, из коего делают дудки, положить внутрь угли и выдуть их на сжатые хлеба. И так Бог спас нас благодаря совету Оливье де Терма».

Влияние этого крестового похода и созданного им братства по оружию на искреннее примирение сеньоров-файдитов с властью трудно переоценить. Бесспорно, нет лучшего средства примирения, как смешать за морем тех, кто был врагами дома. Если задуматься об этом, станет понятным, что крестовый поход Людовика Святого, каким бы неудачным он ни был, тем не менее послужил его политике умиротворения на Юге. Король даже смог проявить признательность за оказанные услуги: в 1250 г. в Сен-Жан-д'Акре король вернул Оливье де Терму замок Агилар и всю область Термене, за исключением самого замка Терм. Двумя годами позднее, когда в Яффе возникла ссора между рыцарями-южанами, посланными Альфонсом де Пу-атье, и госпитальерами [153], король послал их рассудить Оливье де Терма.

Но в 1254 г. все же пришлось вернуться, и почти тотчас же Оливье де Терм включается в одну из последних военных операций — осаду Керибюса в 1255 г. Предпринятая Пьером д'Отеем, сенешалем Каркассона, осада оказалась трудной. В марте 1256 г. комендант крепости Шабер де Барбера был захвачен благодаря Оливье де Терму и получил жизнь в обмен на сдачу крепости. Поведение Оливье де Терма в этих обстоятельствах весьма походит на измену. Но он настолько перешел на сторону короля, что, несомненно, счел: пусть лучше Арагон оспаривает у Франции естественную границу по Корбьерам. Благодаря этому рыцарю судьба Лангедока соединилась с судьбой Франции, так как взятие Керибюса не только лишило катаров их последнего надежного убежища, но и подготовило Корбейский мир 1258 г. между Францией и Арагоном. Арагон отныне отказывается от всяких претензий на земли к северу от Корбьер, за исключением сеньории Монпелье; Франция поступает так же в отношении территорий к югу и отказывается от земель, принадлежащих ей по разделу в Вердене [154]. Так что Оливье де Терма можно по праву рассматривать как одного из людей, способствовавших установлению южной границы королевства.

Но его история не закончена. Вот он вернулся знатным вельможей, другом короля Франции на земли, которыми некогда управляли его предки. Но времена сильно изменились. Это уже не эпоха борьбы за независимость против сюзерена. Сенешаль Каркассона держит под непрерывным контролем самые незначительные действия вассалов. Монархическая централизация при Людовике Святом сделала огромный шаг вперед. Оливье де Терм не может с этим смириться — он принадлежит к иной эпохе. Мы видим, что с 1257 г., когда он составляет завещание, он отдает один за другим свои замки и земли в уплату за долги, которые, видимо, были огромными. Он предпочитает жить как простой человек, чем носить пустые феодальные титулы. И он смертельно скучает. Единственное лекарство — это заморская земля, о которой он, как и сам король, хранит ностальгические воспоминания. В 1264 г. мы вновь встречаем его в Акре; в 1267 г. он совершает третье путешествие на Восток и в 1270 г. присоединяется к королю под стенами Туниса. Последний раз он поедет на Восток в 1273 г. с двадцатью пятью рыцарями и сотней арбалетчиков. Там в 1275 г. он и умрет.

Я так долго рассказывал об Оливье де Терме, потому что история этого крупного южного сеньора действительно показательна. Это одна из самых прекрасных побед Людовика Святого. Никто больше него не был предан французском}' королю. Он оказался даже более преданным, чем сенешаль Шампани, который не сопровождал короля в последний крестовый поход. Возможно, бывший фай-дит единственный разделял с королем ностальгию по Святой земле, не дававшую Людовику Святому покоя в последние годы жизни. Многое можно было бы отдать, чтобы узнать, о чем говорили эти два человека, победитель и побежденный, на чужой земле. Хотя у них были разные языки, под конец, похоже, у них было одно сердце.

Но у Людовика Святого были во Франции государственные обязанности, которые он выполнял после возвращения из Святой земли и до отъезда в Тунис с неукоснительной тщательностью. В течение первых двадцати лет своего господства над бывшими транкавельскими доменами французы в целом очень плохо себя вели. Сенешали, бальи, мельчайшие чиновники третировали южное население с беззастенчивостью победителей. Отовсюду к королю шли гррестные жалобы. Не считались ни с каким дарованным правом, изобретались предлоги, чтобы взимать огромные штрафы; королевские чиновники и судьи бесстыдно захватывали все, что желали. В 1247 г., прежде чем отправиться в крестовый поход, Людовик Святой в первый раз послал для восстановления справедливости королевских следователей, и они поработали так хорошо, что по возвращении короля в 1254 г. Юг был уже глубоко преобразован. Людовик Святой тем не менее не считал исправление дел достаточным, и в 1254 г. он посылает в сенешаль-ства Бокер и Каркассон новых следователей, проработавших до 1257 г. Их миссия закончилась Великим ордоннансом 1259 г., надолго установившим правила управления на Юге. Их характеризуют две черты: 1) забота о правосудии в отношении жестоко страдающего населения; 2) забота о повсеместном и самом строгом укреплении королевской власти. Ничто не сделало больше для интеграции Юга во Францию, чем твердое и мудрое правление Людовика Святого.