Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину - Марковчин Владимир (книга бесплатный формат txt) 📗
19 июля 1944 года. Роске сегодня рассказал, что в Москве перед генералом Петровым продефилировали 20 генералов и 50 000 военнопленных из-под Минска...1 Если это правда, тогда Германия погибла. Это — народ рабов. Они воспитаны рабами. Мазарини рассказал об этом Пфефферу. Он не поверил. Посмотрим, где здесь правда... Тот спросил: как же они маршировали? Со шпагами или нет? Возмутительный народ эти румыны...
Я вообще не хотел бы иметь с ними дел. Даже заметил, что, вероятно, генералам сказали, что им покажут Москву. Они и повели своих солдат. А между тем их там фотографировали. Если это правда, тогда надо завтра заключить мир. Они ждали, что я скажу на это, но я молчал, я не сказал им, что я об этом думаю... Говорят, что это передали по радио, а снимки будут распространены в газетах всего мира. Если русские дойдут до Рейна, тогда Англия погибла, уж Индию она, во всяком случае, потеряет. Англия не может этого допустить. Но, может быть, в этом заинтересованы американцы...
23 июля 1944 года. Объявили, что в Германии совершено покушение на фюрера. Эти сообщения совершенно неясны, возможно, это — пропагандистский трюк. Но если восстание действительно есть и оно удастся, то это будет лучшим для Германии. Если же оно будет подавлено, то Германии будет еще тяжелее, так как она будет еще больше ослаблена.
Все эти обстоятельства свидетельствуют об ослаблении Германии и ускоряют ее катастрофу и распад.
Сегодня Зейдлиц, после получения информации о покушении на Гитлера, сидел за столом, охватив голову руками и восклицал: «Боже! До чего этот негодяй довел нашу армию. Ведь это балканские нравы! Офицер бросает бомбу в главнокомандующего»1.
24 июля 1944 года. Если сведения о выступлении Браухича2 соответствуют действительности, то положение в Германии чрезвычайно тяжелое, так как Браухич пользуется огромным влиянием. Но этого не может быть. Я хорошо знаю Браухича и не допускаю мысли, чтобы он сделал такой шаг.
Мне трудно высказать свое отношение к событиям в Германии, так как я не располагаю достаточной информацией. Если Браухич, фон Бок3 и Кейтель действительно участвуют в восстании против Гитлера, то им виднее, как там поступать.
Я с самого начала принял твердое решение — не принимать никакого участия в политической жизни, пока я являюсь военнопленным. Это решение я не намерен пересматривать и в данный момент, в связи с событиями в Германии. Моя предстоящая поездка в Москву не внесет никаких изменений в принятое мною решение.
26 июля 1944 года. Сегодня полковник Адам, в присутствии фон Зейдлица, заявил о своем вступлении в «Офицерский союз». Это заявление Адама я воспринял абсолютно спокойно, заявив, что я понимаю его шаг, но что касается меня, то я хочу получить ясное представление об обстановке.
Сюрпризы на этом не закончились. В тот же день мне было вручено обращение 16 военнопленных генералов, которое произвело на меня более сильное впечатление. Я хотел бы по этому поводу побеседовать с этими генералами, так как генерала Мюллера я знаю лично.
31 июля 1944 года. Сегодня удалось переговорить с Винценцем Мюллером. Я продолжаю придерживаться своей прежней позиции, считая, что Гитлер успешно справится с восставшими генералами и будет в состоянии продолжать войну. Я верю, что фюреру удастся восстановить положение на Восточном фронте и добиться приемлемых для Германии условий мира.
Обращение 16 немецких генералов — «удар в спину германской армии», и объясняется это тем, что генералы подписали его под сильным впечатлением поражения. Сам я такого шага сделать не могу, так как это противоречило бы моим убеждениям.
2 августа 1944 года. Три часа подряд я вел сегодня разговор с полковником Штерном. Я заявил ему, что этот метод беспрерывного нажима, применяемый в отношении ко мне, вызывает только мое ответное упрямство и я под таким ежедневным нажимом не могу прийти к какому-либо новому решению.
Единственный вопрос, над которым я хочу подумать, — это вопрос участия в органах самоуправления на освобожденной территории Германии. Хотя этот вопрос является трудным, я еще не могу найти линию, которая бы позволяла мне принять активное участие в работе администрации на оккупированной территории Германии и одновременно не нарушала бы государственные законы моей родины.
3 августа 1944 года. Сегодня я сообщил русским, что в результате бесед с ними, а также под влиянием изменившейся обстановки и разговоров с Мюллером, я серьезно намерен пересмотреть свое отношение к публичному выступлению против гитлеризма, но мне необходима ее наиболее удобная форма, которая не была бы истолкована в Германии, как «удар в спину германской армии».
Говорят, что Турция разорвала дипломатические и экономические отношения с Германией... Вероятно, за этим разрывом следует ожидать высадки союзниками десанта на Балканах; наряду с другими целями, этот разрыв преследовал и удаление из Турции официальных немецких представителей и агентуры, которые могли обнаружить подготовку десанта.
4 августа 1944 года. Большая часть времени сегодня снова ушла на разговоры с господином полковником Швецом.
Я спросил его: «Какие предвидятся изменения в уже начертанной судьбе Германии, если я присоединюсь к движению?»
Он ответил: «Ваш призыв к армии означает спасение многих немецких жизней, ибо поднимает голос человек, которого уважает и знает вся армия. Он показывает выход из катастрофического положения.
С вашим присоединением к движению представительство новой демократической Германии становится серьезным фактором, который нельзя будет обойти, когда будет решаться судьба будущей Германии».
Я, усмехнувшись, спросил: «А заслуженные господа из Национального комитета?»
Полковник: «Заслуженные господа из Национального комитета заслужили себе полное право требовать от вас, чтобы вы присоединились к ним и стали во главе движения».
Я: «Но мне же говорят, что у меня нет совести...»
Полковник: «Вы должны понимать, что с вами говорил представитель государства, которое твердо хочет, чтобы это бессмысленное кровопролитие прекратилось — дискуссия по этому вопросу ведется с вами уже год, а вы выставляете наивные и смешные аргументы, чтобы обосновать вашу отрицательную позицию.
Положение выглядит так: 27 генералов немецкой армии говорят и пишут: «Необходимо убрать Гитлера — он нас вел и ведет в пропасть», — а вы маршал — молчите... Ваше молчание равно громкому призыву в этом специфическом моменте, призыву к продолжению кровопролития, а этого не допустят ни генералы, ни мы. Вы должны сказать решительное слово».
Я: «Если вы так ставите вопрос, то вы должны и понять, что я не могу менять свою позицию под нажимом ультиматума — я должен подумать; бесспорно, что беседа с генералом Мюллером внесла в мою концепцию новые элементы ориентации, но я должен их еще обдумать. Я должен всем этим поделиться со своими друзьями в Войково; потом я могу принять решение. Скажите, как обстоит вопрос с формированием немецкой армии из числа военнопленных?»
Полковник: «Насчет армии я точно не могу вам сказать, но, видите ли, до сих пор ее не сформировали, несмотря на то что массы немецких военнопленных требуют от нас создания такой армии — они хотят драться против Гитлера.
Но Красная армия исходит из эгоистических интересов при решении этого вопроса — она не заинтересована в том, чтобы немец стрелял в немца, но что во время оккупации Германии немецкие части будут нести службу внутреннего порядка — это не подлежит сомнению».
Мне понравился ответ на последний вопрос, и напоследок я ему сказал, что будущая дружба между нашими народами была бы в опасности, если бы Красная армия допустила такое положение, чтобы немец стрелял в немца и отвлекался от главной цели — Гитлера. Жаль только, что нет сведений из Германии и что русская пресса очень мало приводит сообщений по вопросу «путча».
