Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки - Арш Григорий Львович
К. Ипсиланти скоропостижно скончался в Киеве 27 июня (9 июля) 1816 г., через несколько часов после возвращения из Петербурга. Но и после смерти главы семьи она продолжала пользоваться покровительством российского правительства и лично императора. Наследники К. Ипсиланти получили из государственных имуществ сроком на 50 лет (1817–1867) в аренду несколько сел в Ямпольском и Балтском уездах Подольской губернии с годовым доходом 10117 рублей серебром [260].
Сам А. Ипсиланти продолжал пользоваться большим расположением царя. 12 (24) декабря 1817 г., в возрасте 25 лет, он был произведен в генерал-майоры и назначен бригадным командиром в 1-ю кирасирскую дивизию. После того как А. Ипсиланти стал генералом, министр финансов Д. А. Гурьев решил, что пришла пора прекратить выплату ему того ежегодного пособия в 12 тыс. рублей, которое Александр I назначил в 1806 г. на «содержание и воспитание» малолетнего сына валашского господаря. Однако попытка министра финансов «сэкономить» на пенсии для новоиспеченного генерала из греческой эмигрантской семьи не удалась. А. Ипсиланти подал жалобу на его действия царю. В своей петиции он просил продолжить выплату этой субсидии, так как бюджет его семьи отягощен долгами и сам он живет только на свое жалованье. Получив это прошение, Александр I в августе 1818 г. отменил распоряжение Д. А. Гурьева и приказал 12 тыс. рублей А. Ипсиланти по-прежнему «производствовать ежегодно в виде пенсиона со дня прекращения выдачи сих денег» [261].
Большое значение для семьи Ипсиланти имела и поддержка русского правительства в ее имущественных делах, связанных с Оттоманской империей. Как уже говорилось, Александр I предоставил наследникам К. Ипсиланти в аренду поместье с годовым доходом более 10 тыс. рублей серебром. Кроме того, семья Ипсиланти имела в Черниговской губернии и собственное поместье с 1200 крепостными крестьянами, купленное в свое время К. Ипсиланти у графа Разумовского за 380 тыс. рублей. К наследникам бывшего господаря перешла и значительная земельная собственность, приобретенная К. Ипсиланти и его отцом различными способами во время их правления в Дунайских княжествах.
В Валахии князю К. Ипсиланти принадлежали имения: Зимница, Улуица, Моисия-маре, Афумацы, Мирчешти, Албешти, в Молдавии – поместье Вранца и загородный дворец Галата близ Ясс. Все поместья К. Ипсиланти в Дунайских княжествах оценивались в 1812 г. в 77 тыс. дукатов и до русско-турецкой войны 1806–1812 гг. приносили господарю в год 6 тыс. дукатов [262].
После 1812 г. Порта наложила фактический секвестр на земельную собственность семьи Ипсиланти в Дунайских княжествах, которая должна была служить залогом уплаты значительных сумм, которые К. Ипсиланти якобы остался должен оттоманской казне. В результате доходы семьи Ипсиланти от ее имений в Дунайских княжествах существенно сократились. «Верно, – писал 16 (28) февраля 1819 г. А. Ипсиланти Г. А. Строганову, – что мы получаем ежегодно некоторый доход с этих земель, но мы получаем только то, что наши арендаторы соблаговолят нам назначить, и тем способом, который им угодно нам указать: они знают, что мы вынуждены согласиться на все в стране, в которой по ряду причин мы перестали иметь друзей». Вообще, добавлял А. Ипсиланти, если бы не покровительство генерального консула России в Дунайских княжествах А. А. Пини, их собственность там давно была бы расхищена [263]. Хотя денежные поступления семьи Ипсиланти от собственности в Дунайских княжествах значительно уменьшились после 1812 г., в целом ее доходы от земельной собственности в двух империях – Российской и Оттоманской – составляли значительную сумму: 129 тыс. рублей. Однако большая часть этих денег уходила на оплату долгов, оставшихся после К. Ипсиланти в России, которые превышали 500 тыс. рублей [264].
Большие имущественные претензии предъявляли бывшему валашскому господарю его родственники Мано, жившие в Константинополе. Сестра К. Ипсиланти Ралу требовала от своего брата и его семьи возмещения более 300 тыс. пиастров, внесенных ее мужем Александром Мано, агентом валашского господаря в Константинополе, в его пользу оттоманской казне. Кроме того, Ралу Мано претендовала на поместье Зимница в Валахии, которое, по ее утверждению, принадлежало ей из наследства отца. По смерти в 1818 г. Р. Мано эти претензии к семье Ипсиланти поддерживали ее сыновья Иоанн и Георгий [265]. Основные надежды на освобождении от долговой кабалы семья Ипсиланти связывала с удовлетворением ее имущественных претензий к Порте. Неизвестная до этого переписка А. Ипсиланти с посланником Г. А. Строгановым, а также другие документы АВПРИ позволяют уточнить характер этих претензий и ход посвященных им русско-турецких переговоров.
В октябре 1817 г. Строганов предложил Порте приступить к переговорам о претензиях к ней российских подданных, в том числе семьи Ипсиланти, изложенных в свое время самим К. Ипсиланти в его записках русскому правительству. В эти претензии входил возврат суммы в 1 520 275 пиастров, которую господарь, по его утверждению, должен был заплатить Блистательной Порте по ее требованиям сверх тех обязательных платежей, которые ему полагалось платить в соответствии с султанскими указами и договорами. Было предъявлено также требование возвращения имущества, принадлежавшего жене К. Ипсиланти и конфискованного Портой в 1806 г. В это имущество входил дом в Терапии, в окрестностях Константинополя, с земельным участком и виноградником, который Порта передала французскому посольству, а также другой дом в самом городе, в Фанаре. К. Ипсиланти требовал также возвращения в натуре или возмещения стоимости конфискованного имущества его отца, казненного Портой после бегства валашского господаря в Россию, и отмены секвестра Порты на собственность его семьи в Молдавии и Валахии [266].
Переговоры российского посольства в Константинополе с Портой об имущественных претензиях семьи Ипсиланти шли весьма туго. Их итоги к началу 1821 г. подвел в своем отчете М. Я. Минчаки, российский представитель в смешанной комиссии, созданной для рассмотрения этого вопроса [267].
Единственное, чего удалось добиться М. Я. Минчаки, – это признание прав Е. Ипсиланти на принадлежавший ей дом в Терапии вместе с виноградником и земельным участком. После того как российский дипломат представил оттоманскому комиссару соответствующие турецкие юридические акты, тот должен был признать законность требования о возвращении этого имущества в натуре или эквивалентной денежной форме после произведения оценки его стоимости. Однако начавшееся через полтора месяца греческое освободительное восстание, возглавленное А. Ипсиланти, помешало довести это дело до конца.
Таким образом, продолжавшиеся более трех лет русско-турецкие переговоры об имущественных претензиях семьи Ипсиланти к Порте не дали каких-либо реальных результатов [268]. Переписка А. Ипсиланти с Г. А. Строгановым носила деловой характер и касалась имущественной стороны жизни семьи.
К сожалению, о частной жизни выдающегося греческого патриота в России – его интересах, занятиях, друзьях, – известно очень мало. Определенный свет на эту сторону жизни А. Ипсиланти проливают два его письма к П. Д. Киселеву, относящиеся в 1818–1820 гг. [269] Дружеский круг общения А. Ипсиланти в России после Отечественной войны 1812 г. составляли главным образом русские офицеры, отличившиеся, как и он, в войне и рано получившие генеральские чины. Упомянем прежде всего братьев А.Ф. и М. Ф. Орловых. М. Ф. Орлов с 1817 г. являлся начальником штаба 4-го пехотного корпуса, находившегося в Киеве, где жила и семья Ипсиланти. Адресат же писем А. Ипсиланти – генерал-майор (впоследствии генерал от инфантерии) П. Д. Киселев – был, как и его греческий друг, флигель-адъютантом Александра I, а с 1819 г. служил начальником штаба 2-й армии. А. Ипсиланти и его русских друзей, прошедших через тяжелую войну и уцелевших в ней, привлекали все радости бытия, интересовали все его разнообразные проявления. Это видно и по данным письмам А. Ипсиланти, где речь идет и о политике, и о литературе, и о любовных увлечениях его друзей. Сам Ипсиланти серьезно увлекался литературой, писал стихи. О его литературных интересах и вкусах говорит критический отзыв в одном из его писем Киселеву о витиеватости стиля французских писателей де Сталь и Шатобриана.
