История государства Российского. Том IX - Карамзин Николай Михайлович (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Россияне без сопротивления вступили в город. Воеводы, Князь Голицын и Салтыков, не велели им трогать жителей; везде поставили крепкую стражу; очистили домы для Государя и Бояр. Все казалось мирно и тихо. Но Магнусовы Немцы, боясь свирепости Иоанновой, с женами, с детьми, с драгоценнейшим имением укрылись в замке и не отворяли его. Россияне хотели употребить силу: Немцы начали стрелять, убили многих Детей Боярских, ранили Воеводу Салтыкова; не слушались даже и Магнуса, который приказывал им сдаться. Узнав о том, гневный Царь велел знатного пленника, Георга Вильке, посадить на кол, пушками разбить замок, умертвить всех Немцев. — Три дня громили стены: они валились; не было спасения для осажденных. Тогда один из них сказал: «Умрем, если так угодно Богу; но не дадим себя тирану на муки. Подорвем замок!» Все изъявили согласие, даже и Пасторы, с ними бывшие. Наполнили порохом своды древнего Магистерского дома; причастились Святых Таин; стали на колена, рядом, семействами: мужья с женами, матери с детьми; молились усердно — и видя стремящихся к ним Россиян, дали знак: сановник Магнусов Генрик Бойсман бросил в окно горящий фитиль на кучу пороха… с ужасным треском взлетело здание. Все погибли, кроме Бойсмана, оглушенного ударом, изувеченного, но еще живого, найденного в развалинах. Чрез несколько минут он испустил дух, и мертвый был посажен на кол! Страшная месть пала и на мирных жителей: мучили и казнили, секли и жгли их, на улицах бесчестили жен и девиц. Трупы лежали вокруг города непогребенные. Одним словом, сия Венденская кара принадлежит к ужаснейшим подвигам Иоаннова тиранства: она удвоила ненависть Ливонцев к Россиянам.
Оттуда Царь пошел [12 Сентября 1577 г.] к Роннебургу, Трикату, Шмильтену; сии крепости, занятые Литовцами, ему не противились. Начальники мирно встречали его, довольные свободою возвратиться в отечество без оружия и без имения; а Немцев с женами и с детьми брали в плен. Оставалось только взять Ригу; но предвидя осаду кровопролитную, Иоанн спешил в Вольмар торжествовать свои победы; дал великолепный пир Воеводам Российским и знатным Литовским освобожденным пленникам; в особенности ласкал Князя Александра Полубенского; одарил их шубами и кубками; сказал им гордо: «Идите к Королю Стефану; убедите его заключить мир со мною на условиях, мне угодных: ибо рука моя высока. Вы видели: да знает и он!» Вольмар напомнил Иоанну беглеца Курбского: он написал к нему письмо такого содержания (и вручил оное Князю Полубенскому для доставления): «Мы, Великий Государь всея России, к бывшему Московскому Боярину… Смирение да будет в сердце и на языке моем. Ведаю свои беззакония, уступающие только милосердию Божию: оно спасет меня, по слову Евангельскому, что Господь радуется о едином кающемся грешнике более, нежели о десяти праведниках. Сия пучина благости потопит грехи мучителя и блудника!.. Нет, не хвалюся честию: честь не моя, а Божия… Смотри, о княже! судьбы Всевышнего. Вы, друзья Адашева и Сильвестра, хотели владеть Государством… и где же ныне? Вы, сверженные правосудием, кипя яростию, вопили, что не осталось мужей в России; что она без вас уже бессильна и беззащитна: но вас нет, а тверди Немецкие пали пред силою Креста Животворящего! Мы там, где вы не бывали… Нет, ты был здесь, но не в славе победы, а в стыде бегства, думая, что ты уже далеко от России, в убежище безопасном для измены, недоступном для ее мстителей. Здесь ты изрыгал хулы на Царя своего; но здесь ныне Царь, здесь Россия!.. Чем виновен я пред вами? Не вы ли, отняв у меня супругу милую, сделались истинными виновниками моих человеческих слабостей? Говорите о лютости Царя, хотев лишить его и престола и жизни! Войною ли, кровию ли приобрел я Государство, быв Государем еще в колыбели? И Князь Владимир, любезный вам, изменникам, имел ли право на державу не только по своему роду, но и по личному достоинству, Князь равно бессмысленный и неблагодарный, вашими отцами вверженный в темницу и мною освобожденный? Я стоял за себя; остервенение злодеев требовало суда неумолимого… Но не хочу многословия; довольно и сказанного. Дивися промыслу Небесному; войди в себя; рассуди о делах своих! Не гордость велит мне писать к тебе, а любовь Христианская, да воспоминанием исправишься, и да спасется душа твоя». — Сие мнимое смирение конечно не исправило и не обмануло изменника, но могло растравить язву сердца его к удовольствию мстительного Царя. Курбский, также мстительный, ждал благоприятного времени для ответа: оно приближалось!
Доселе Иоанн брал, что хотел; свирепствовал, казнил Ливонию беспрепятственно; смеялся над слабостию врагов; с надменностию воображал ужас, отчаяние Королей Шведского и Польского; думал, что оружие уже все решило; что остальное прибавят договоры сильного с бессильными. Отрядив часть конницы к Ревелю для нового опустошения Шведских владений, расставив войско по городам, вверив оное великому Князю Тверскому Симеону, Князьям Ивану Шуйскому и Василию Сицкому, Царь поехал в Дерпт. За ним везли изменника Магнуса и знатных Дворян его, которые ежечасно ждали смерти; но Иоанн, не уважая законов Государственной нравственности, Государственного неумолимого правосудия, умел быть снисходительным к измене для выгод Политики. Так он, будучи в Дюнебурге, милостиво сносился с беглецами Крузе и Таубе; ибо сии вероломные, видя успехи его, дерзнули снова предложить ему свои услуги, искренно или коварно, с обещанием способствовать нам в дальнейших завоеваниях. Так Иоанн, к общему удивлению, простили Магнуса в Дерпте, взяв с него клятву в верности, с обязательством заплатить России 40000 Венгерских гульденов; возвратил ему свободу и владение, Оберпален, Каркус; еще прибавил к сим городам Гельмет, Зигесвальде, Розенберг и другие; оставил Магнусу имя Короля, а себе Верховного Повелителя Ливонии, и велел там изобразить в церквах следующую надпись худыми Немецкими стихами, им самим, как уверяют, сочиненными: «Есмь Иоанн, Государь многих земель, исчисленных в моем титуле. Исповедаю Веру предков своих, истинно Христианскую, по учению Св. Апостола Павла, вместе с добрыми Москвитянами. Я их Царь природный: не вымолил, не купил сего титула; а мой Царь есть Иисус Христос». — Из Дерпта приехав во Псков, Иоанн осмотрел всех пленников Ливонских, некоторых освободил, других скованных послал в Москву, и сам, как бы утружденный великими подвигами, спешил отдохнуть в уединении Слободы Александровской.
Здесь конец наших воинских успехов в Ливонии, хотя и не весьма важных для потомства, но знаменитых, блестящих для тогдашних Россиян, которые славились взятием двадцати семи городов в два или три месяца. Увидим жестокий оборот Судьбы, злополучие отечества и стыд Царя; увидим новое доказательство, что малодушие свойственно тирану: ибо бедствия для него казнь, а не искушение, и доверенность к Провидению столь же чужда его сердцу боязливому, сколь и доверенность к народному усердию!.. Но прежде описания войны, какой дотоле мы не имели, в последний раз еще явим Иоанна губительным Ангелом Тьмы для Россиян, обагренным святою кровию невинности.
Уже не было имени опричников, но жертвы еще падали, хотя и реже, менее числом; тиранство казалось утомленным, дремлющим, только от времени до времени пробуждаясь. Еще великое имя вписалось в огромную книгу убийств сего Царствования смертоносного. Первый из Воевод Российских, первый слуга Государев — тот, кто в славнейший час Иоанновой жизни прислал сказать ему: Казань наша, кто, уже гонимый, уже знаменованный опалою, бесчестием ссылки и темницы, сокрушил Ханскую силу на берегах Лопасни и еще принудил Царя изъявить ему благодарность отечества за спасение Москвы — Князь Михаил Воротынский чрез десять месяцев после своего торжества был предан на смертную муку, обвиняемый рабом его в чародействе, в тайных свиданиях с злыми ведьмами и в умысле извести Царя; донос нелепый, обыкновенный в сие время и всегда угодный тирану! Мужа славы и доблести привели к Царю окованного. Услышав обвинение, увидев доносителя, Воротынский сказал тихо: «Государь, дед, отец мой учили меня служить ревностно Богу и Царю, а не бесу; прибегать в скорбях сердечных к олтарям Всевышнего, а не к ведьмам. Сей клеветник есть мой раб беглый, уличенный в татьбе: не верь злодею». Но Иоанн хотел верить, доселе щадив жизнь сего последнего из верных друзей Адашева, как бы невольно, как бы для того, чтобы иметь хотя единого победоносного Воеводу на случай чрезвычайной опасности. Опасность миновалась — и шестидесятилетнего Героя связанного положили на дерево между двумя огнями; жгли, мучили. Уверяют, что сам Иоанн кровавым жезлом своим пригребал пылающие уголья к телу страдальца. Изожженного, едва дышущего взяли и повезли Воротынского на Белоозеро: он скончался в пути. Знаменитый прах его лежит в Обители Св. Кирилла. «О муж великий! — пишет несчастный Курбский: — муж крепкий душою и разумом! священна, незабвенна память твоя в мире! Ты служил отечеству неблагодарному, где добродетель губит и слава безмолвствует; но есть потомство, и Европа о тебе слышала: знает, как ты своим мужеством и благоразумием истребил воинство неверных на полях Московских, к утешению Христиан и к стыду надменного Султана! Приими же здесь хвалу громкую за дела великие, а там, у Христа Бога нашего, вечное блаженство за неповинную муку!» Знатный род Князей Воротынских, потомков Св. Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России: имя Князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей Истории.
