Тайна воцарения Романовых - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Вести о польском коварстве быстро расходились по России. Из посольского стана хитростью сумел уехать келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, разнося правду. А Захар Ляпунов притворно порвал отношения с послами, бражничал с поляками — и тайно пересылал брату Прокопию известия о намерениях интервентов и обращении с дипломатами. Выяснилось и то, что даже покорность Сигизмунду не спасает от насилий. Города, впустившие поляков, терпели погромы и разорение. По стране стало распространяться письмо смоленских и брянских дворян — они в надежде сохранить свои имения первыми поступили на службу к королю, но поместья их были разграблены, близкие перебиты или угнаны. Попытки добится справедливости при дворе или хотя бы выкупить родных из неволи ни к чему не привели. Люди, поехавшие в Польшу искать жен и детей, “потеряли там головы”. А выкуп, “собранный Христовым именем”, был отнят.
Прокопий Ляпунов направил гневное обращение к боярам: пришлют ли, мол, обещанного “православного” Владислав на царство, или весь договор — ложь? Пригрозил в этом случае “биться на смерть с поляками и литовцами” и начал рассылать собственные воззвания. 5 декабря Мстиславский, Салтыков, Андронов явились к Гермогену, чтобы он запретил Ляпунову восстание. Патриарх объявил, что если прежний договор исполнен не будет, он восстание благословит. Салтыков бросился на него с ножом — Гермоген угрозе не поддался и проклял его. А на следующий день созвал народ в соборной церкви. Поляки заранее оцепили ее, но некоторые проникли и слушали гневную проповедь. Тогда патриарха взяли под стражу, отобрали всех слуг. Тем не менее смельчаки пробирались к нему и увозили его воззвания, где он разрешал Россию от присяги Владиславу и призывал: “Мужайтеся и вооружайтеся и совет между собой чините, как бы нам от всех врагов избыти. Время подвига пришло!”
В это время исчезло и препятствие, разъединявшее патриотические силы. Касимовский царь Ураз-Мухаммед, передавшийся королю, тайно приехал в Калугу повидаться с семьей. Лжедмитрий узнал об этом и убил его. Но и в его войске было много татар, из них состояла охрана самозванца. И на прогулке 11 декабря князь Урусов, друг Ураз-Мухаммеда, зарубил “царя Дмитрия” (в вещах которого обнаружили Талмуд и письма по-еврейски). В калужском лагере пошел разброд. Марина опять пробовала солировать. Находясь на последнем месяце беременности, разорвала одежды и с голой грудью бегала ночью с факелом по городу, взывая о мести. Кое-кто откликнулся, убили до 200 татар. А “царица” вскоре родила сына, от кого — неизвестно, по словам ее собственного дворецкого, она “распутно проводила ночи с солдатами в их палатках, забыв стыд и добродетель”, а русский летописец выразился проще: “Маринка воровала со многими”. Младенца она торжественно вручила казакам и калужанам, дескать, отдает, чтобы окрестили в православную веру и воспитали, как русского “царевича”. Нарекли Иваном Дмитриевичем. Но всерьез “царевича” и его мать никто не воспринял.
Ляпунов снесся с Заруцким, с “тушинским боярином” Трубецким и договорились действовать вместе. Поляки и их приспешники решили подавить мятеж в зародыше. На Ляпунова Сигизмунд направил запорожцев Наливайко, а из Москвы выслали отряд Сумбулова. Объединившись, они напали внезапно и осадили Ляпунова в Пронске. Но на помощь вдруг выступил из Зарайска Пожарский, прежде лояльный ко всем властям. Ударил в тыл осаждающим и обратил в бегство. Вместе с Ляпуновым они с колокольным звоном въехали в Переяславль-Рязанский (ныне Рязань) — и положили начало первому Земскому ополчению. Сумбулов и Наливайко горели желанием отомстить, двинулись на беззащитный Зарайск. Да только Пожарский опередил их — форсированным маршем вернулся в свой город и встретил их пушками. А затем сделал вылазку и разгромил окончательно.
Гонсевский встревожился. От москвичей потребовали в 24 часа под страхом смерти сдать оружие. Ввели комендантский час, ночью по улицам ездили патрули, на месте рубя нарушителей. Польские солдаты врывались с обысками в “подозрительные” дома. На окраинах выставили заставы — у кого находили оружие, тащили к проруби и топили. Было перехвачено одно из воззваний патриарха, которое вез дворянин Чертов. Его казнили, а Гермогена заточили в келью Чудова монастыря, лишив бумаги и чернил. Но гонцы все равно пробирались к нему, увозили его призывы на словах. Начали рассылать свои воззвания и архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий и келарь Палицын. Освободительное движение ширилось. Отряды возникали в Суздале, Ярославле, Владимире, Нижнем Новгороде, Казани. Вятке, Вологде, Костроме.
Поддержали и Новгород с Псковом, хотя у них своих проблем хватало. Новгородцы осадили шведов в Ладоге и вынудили оставить крепость. Бои шли под Орешком. Шведы бомбардировали, атаковали его, а взять все же не смогли и отступили. К весне положение ухудшилось. Взять Карелу шведское войско Андрю тоже никак не могло, но из-за боев и эпидемий из 2 тыс. гарнизона осталось лишь 100 чел. Воевода Пушкин вступил в переговоры и выговорил почетные условия сдачи, остаткам бойцов и горожан позволили уйти со всем имуществом. На Псковщину в это время из Ливонии вторглось войско гетмана Ходкевича. Осадило Печорский монастырь, отряды поляков разошлись, опустошая окрестности. А вдобавок объявился новый “вор”, Лжедмитрий III, расстрига Матюшка Веревкин. Псковичи и новгородцы его не признали, но он угнездился в Ивангороде, где гарнизон казаков провозгласил его “царем”.
В марте отряды Земского ополчения с разных сторон двинулись к Москве. От Рязани — Ляпунов, осадивший Коломну. От Тулы шел Заруцкий. От Суздаля — Просовецкий и Измайлов, от Мурома — Репнин, их задержали на владимирской дороге бои с правительственным отрядом Куракина. Москва и в то время была огромным городом. Современники-иностранцы указывали, что она “намного больше Лондона с предместьями”, “больше Рима и Флоренции”. Численность населения составляла 200–300 тыс., некоторые приводили цифру 700 тыс. Москва состояла из пяти частей. В центре — мощная крепость Кремль, к нему примыкал торговый Китай-город, тоже опоясанный стеной. С запада, севера и востока Кремль и Китай-город окружал Белый город, также укрепленный. Еще одним внешним кольцом раскинулся Земляной город, а с юга, в излучине Москвы-реки — Замоскворечье, их окружала деревоземляная стена. Дополнительным поясом обороны служили расположенные вокруг города укрепленные монастыри: Андроньев, Симонов, Николо-Угрешский, Девичий.
Гонсевский начал готовиться к боям. Опасаясь бунта в столице, орудия с внешних стен, Белого и Земляного города, стали перевозить и устанавливать на стенах Кремля и Китай-города, чтобы держать под обстрелом саму Москву. Пикеты поляков разгоняли все сборища москвичей, были убитые. Но наступало Вербное воскресенье. По традиции в этот праздник устраивалось торжественное шествие, патриарх выезжал на “осляти”, специально подобранной смирной лошади, которую вел под уздцы сам царь, и посмотреть съезжались люди со всех окрестностей. Поляки были в затруднении, боясь и праздничных толп народа, но боясь и запретить праздник, чтобы не спровоцировать восстание. Все же разрешили. Вместо “царя Владислава” вел “ослятю” боярин Гундуров. Это был последний выезд Гермогена на люди. Как бы предваривший мученичество самого патриарха. И для Москвы Страстная неделя стала таковой в прямом смысле.
Происходили стычки и ссоры с поляками, которые сперва удавалось сдерживать. А во вторник, 19 марта, грянуло. Оккупанты стали бесцеремонно хватать извозчиков, чтобы тащили на стены пушки. Те начали отбиваться, им на помощь кинулись свои. Поляки взялись за оружие, полилась кровь. Прибежавший Гонсевский бросил на безоружный люд наемников Маржерета. Как писал поляк Стадницкий, “они рассекали, рубили, кололи всех без различия пола и возраста” — и сами были в крови с ног до головы, “как мясники”. В Китай-городе было перебито 7 тыс. чел. Толпы в панике выплеснулись в Белый город. Преследуя их, шли убийцы.
Но в Белом городе народ принялся строить баррикады, вооружаться, чем попало. Среди гостей, стекавшихся на Вербное воскресенье, в город для подготовки восстания уже проникли представители Земского ополчения. Среди них был Дмитрий Пожарский, возглавивший сопротивление на Лубянке. Собрав народ, он соорудил острожек. Мюда принесли чудотворную Гребневскую икону Пресвятой Богородицы, с близлежащего Пушечного двора привезли легкие орудия, врага встретили огнем. На Кулишках и возле Ильиных ворот москвичей возглавил Иван Бутурлин, в Замоскворечье — Иван Колтовский. Поляки, неся потери, стали отходить. И, как докладывал королю Гонсевский, “видя, что исход битвы сомнителен, я велел поджечь Замоскворечье и Белый город в нескольких пунктах”. Каратели продвигались следом за огнем, спасающиеся толпы москвичей расстреливали из пушек и мушкетов. На Кулишках сопротивление было сломлено. Но на Лубянке Пожарский отбросил поджигателей контратакой и загнал в Китай-город. Заодно Гонсевский расправлялся с политическими противниками, был зверски убит находившийся под арестом Андрей Голицын…
