Узники Бастилии - Цветков Сергей Эдуардович (читать книги полностью .txt) 📗
Но одного смертного приговора Людовику было мало: Эндена и Прео перед казнью подвергли пытке. Она заключалась в том, что ноги пытаемого сдавливали двумя дубовыми досками, соединенными железным обручем; между колен вставляли деревянные или железные тетраэдры, утыканные гвоздями. Пытка эта всегда сопровождалась обмороками и часто – смертью.
Семидесятичетырехлетний Энден совсем обессилел от мучений, его колени были буквально истолчены, как в ступе. Последний вопрос, на который Людовик хотел получить от него ответ, был: верит ли он в Бога? Старик, находясь при последнем издыхании, прошептал: «Да». Судьи составили протокол и дали ему подписать.
Роган и госпожа Вилар были избавлены от пытки – первый, как уже было сказано, по милости короля, а вторая благодаря тому, что родилась женщиной.
27 ноября 1674 года в семь часов утра все улицы в Сен-Антуанском предместье были заняты королевской гвардией и двумя ротами конных мушкетеров. На Бастильской площади возвышались три эшафота, между которыми стояла виселица. Башни и стены крепости были заполнены солдатами и офицерами, толпы народа стекались сюда со всего Парижа.
В половине третьего люди увидели, как Роган, с обрезанными волосами и связанными руками, вышел из Бастилии, высоко подняв голову и ни на кого не обращая внимания, – видимо, сознание неизбежности смерти придало ему силы. За ним шел Прео, который, несмотря на перенесенные мучения, испросил разрешение идти пешком; за ними ехала тележка с Энденом и госпожой Вилар. Энден проявлял признаки слабости и малодушия, что было приписано современниками его глубокой старости. Роган, увидев страдания старика, растрогался.
Осужденных поставили каждого перед своим эшафотом.
Рогана первого возвели на эшафот, завязали глаза и поставили на колени. Было очень холодно, и священник накинул ему на плечи свой плащ; в то же мгновение палач снес Рогану голову. Тело его выдали родственникам, которые, выполняя волю покойного, похоронили его в Жуарском аббатстве.
Прео в это время не сводил глаз с госпожи Вилар, которая, в свою очередь, шептала ему последнее «прости». Он не позволил завязать себе глаза и умер, глядя на нее. Его голова скатилась на землю, как будто желая покоиться у любимых ног; ее бросили обратно на эшафот.
Госпожа Вилар умерла, громко читая молитву.
Очередь была за Энденом. Он был повешен помощниками палача, так как сам палач сослался на усталость.
Казнью Рогана Людовик XIV окончательно поставил на колени родовитое дворянство, которое с тех пор превратилось в высокопоставленную дворцовую прислугу, целиком зависящую от милости короля.
Герцог де Лозен
В 1688 году появилась знаменитая книга Лабрюйера «Характеры, или Нравы нашего века». В конце главы «О дворе», говоря о некоем Стратоне, автор заметил, что жизнь, которую он прожил, никому не может и присниться. Современники без труда узнали в Стратоне герцога де Лозена.
Лозен происходил из гасконского рода Комонов. Он был третьим сыном в семье и в молодости носил имя маркиза де Пюигильена.
Сен-Симон, близко знакомый с ним, рисует внешность и характер Лозена следующим образом: «Он был невысок, белобрыс, для своего роста довольно хорошо сложен, с лицом высокомерным, умным, внушающим почтение, однако лишенным приятности… был он крайне тщеславен, непостоянен, полон прихотей, всем завидовал, стремился всегда добиться своего, ничем никогда не был доволен, был крайне необразован… характером обладал мрачным, грубым; имел крайне благородные манеры, был зол и коварен от природы, а еще больше от завистливости и тщеславия, но при всем том бывал верным другом, когда хотел, что случалось редко, и добрым родственником; был скор на вражду, даже из-за пустяков, безжалостен к чужим недостаткам, любил выискивать их и ставить людей в смешное положение; исключительно храбрый и опасно дерзкий, он как придворный был наглым, язвительным и низкопоклонным, доходя в этом до лакейства, не стеснялся в достижении своих целей ни искательства, ни козней, ни интриг, ни подлостей, но при том был опасен для министров, при дворе всех остерегался, был жесток, и его остроумие никого не щадило». Иначе говоря, Лозен был обаятельным мерзавцем, провозвестником того типа французских аристократов, чей личный и кастовый эгоизм уже не имел противовеса в виде военных и государственных заслуг.
Юный маркиз де Пюигильен прибыл ко двору без гроша в кармане. Фуке одолжил ему немного денег на первое время, а затем его приютил маршал де Грамон, двоюродный брат его отца. Юноша сумел понравиться госпоже де Монтеспан, любовнице короля, царившей тогда при дворе; вскоре он сделался также любимцем Людовика, который дал ему только что сформированный гвардейский драгунский полк и придумал специально для него должность генерал-полковника драгун.
Но юный честолюбец рассчитывал на большее, и в 1661 году, когда открылась вакансия на должность фельцехмейстера артиллерии, попросил ее у короля. Людовик пообещал передать артиллерию под его начало, поставив одно условие – несколько дней держать назначение в тайне (видимо, чтобы избежать докучных разговоров и неизбежных объяснений с другими просителями).
Пюигильен провел эти дни как на иголках. Наконец настал срок, когда король должен был объявить о его назначении. Пюигильен с утра вертелся в Сен-Жерменском дворце, ожидая, пока король выйдет с заседания совета по финансам. В одной комнате с ним находился дежурный камер-лакей Ниер; он поинтересовался, что привело маркиза во дворец в столь ранний час. Пюигильен, уверенный в благополучном исходе своего дела, выложил ему, не таясь, их с королем секрет. Ниер горячо поздравил его, вытащил часы и, сказав, что у него есть еще одно важное поручение, сломя голову помчался по малой лестнице наверх, где размещалось военное ведомство Лувуа, чтобы сообщить министру сенсационную весть.
Лувуа неприязненно относился к Пюигильену – из-за того, что ему покровительствовал Кольбер, – и, разумеется, не хотел, чтобы должность, так тесно связанная с его ведомством, оказалась в руках его врага. Выслушав Ниера, Лувуа расцеловал его и отпустил, после чего взял какие-то бумаги, чтобы иметь предлог обратиться к королю, и поспешил в зал заседания Королевского совета.
При его появлении удивленный Людовик встал и пошел ему навстречу. Отведя короля в оконную нишу, Лувуа заговорил о том, что знает о намерении его величества отдать Пюигильену артиллерию; он заклинал короля не делать этого ввиду капризного характера генерал-полковника драгун, каковой, по его мнению, послужит причиной неизбежных ссор между ним и военным ведомством.
Людовик, крайне раздосадованный болтливостью Пюигильена, заявил министру, что еще ничего не решил, и отпустил его. Чуть позже, когда совещание закончилось, он вышел из комнаты и молча прошел мимо воспрянувшего Пюигильена, не удостоив его даже взглядом. Изумленный Пюигильен, видя, что обещанного назначения не произошло, обратился к королю при вечернем раздевании, прося его объяснить, что случилось. «Ваше назначение пока что невозможно, – сухо ответил король. – И вообще я еще посмотрю».
По уклончивости ответа и холодному тону, которым он был дан, Пюигильен догадался, что дело неладно. Он обратился к королевской фаворитке госпоже де Монтеспан, умоляя ее похлопотать за него перед королем. Та с легкостью обещала оказать содействие, но, разузнав, что король недоволен Пюигильеном, так же легко забыла свое обещание; тем не менее она продолжала ободрять маркиза надеждой на успешный исход дела.
Потеряв терпение и ломая голову над тем, что могло стать причиной этих проволочек, Пюигильен, рассказывает Сен-Симон, «решился на поступок, который можно было бы счесть невероятным, если бы он не свидетельствовал о нравах тогдашнего двора». Говоря коротко, маркиз переспал с горничной госпожи де Монтеспан и добился от нее того, что девушка разрешила ему спрятаться под кроватью своей госпожи перед тем, как к ней придет король (благопристойный Людовик проводил ночи неизменно в постели с королевой, но во второй половине дня имел обыкновение посещать своих любовниц).
