Утверждение христианства на Руси - Брайчевский Михаил Юрьевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Таким образом, надежные основания для точной локализации Ильинской церкви, упомянутой под 944 г., отсутствуют. Топографическое определение, содержащееся в летописи, зафиксировано не в тексте соглашения, а в статье, где рассказывается о присяге сторон. Статья не является современной Игорю и принадлежит хронисту конца Х — начала XI в. (автору свода 996 или 1037 гг.). Между тем в тексте читаем: ”… в церкви св. Ильи, яже єсть (выделено нами. — М.Б.) надъ руцьемъ …” [250, с. 42]. То есть речь идет о храме, современном летописцу времен Владимира или Ярослава и идентификация которого с одноименной церковью середины Х в. представляется далеко не безусловной.
Однако где бы ни стояла Ильинская церковь времен Игоря и какой бы ни была ее судьба в последующие времена, сам факт ее существования не может вызывать сомнения. А это является надежным свидетельством наличия христианской общины в середине Х в. и свободного отправления христианского культа.
Правление Ольги. Игорь был убит осенью 945 г. в ходе феодальной войны в Древлянской земле, спровоцированной столкновением между воеводой Свинельдом и основной частью киевской дружины [81; 359, с. 101—112; 749; 755, с. 340—378]. Сын и наследник убитого князя Святослав к тому времени был еще ребенком и власть в Киеве перешла к вдове — Ольге.
Это была решительная и деятельная женщина — ”мужского характера”. С ее именем связаны некоторые важные мероприятия, оказавшие существенное влияние на дальнейшее развитие Руси. К сожалению, время ее правления тоже плохо освещено в источниках. ”Повесть временных лет” приводит главным образом фантастические рассказы псевдофольклорного типа (про ”три мести” [250, с. 43—46], об уничтожении Коростеня с помощью птиц [там же, с. 47—48] и т. п.). Такой же внеисторический характер имеет и рассказ о крещении княгини — важнейший для нас эпизод ее правления [250, с. 49—52]. Статья ”Повести временных лет”, посвященная этим событиям, недостоверна — начиная от самой даты и кончая мотивацией поступков.
Однако сквозь фольклорно-легендный слой проступают сведения о реальных исторических событиях правления Ольги. Так, не вызывает сомнения факт подавления древлянского восстания 945—946 гг. [там же, с. 46—47], административная реформа, которая была результатом этого выступления [там же, с. 48—49], посещение Константинополя [там же, с. 49—52]. Сомнительными или совсем фантастическими являются лишь подробности, которыми обрисованы обстоятельства того или иного события. Относительно контактов киевской княгини с византийским двором и ее личного крещения имеются свидетельства греческих и некоторых западных источников.
Крещение Ольги — факт настолько достоверный, что его не может отрицать и самый фанатичный сторонник ”Владимировой легенды”. Приходится признать, что Владимир Святой был не первым христианином на киевском престоле. Отсюда — тенденция рассматривать Ольгу как предтечу Владимира. Возникла естественная ассоциация: Елена и Константин Великий в Римской империи, Ольга и Владимир на Руси. Одновременно всячески подчеркивался личный характер крещения Ольги: княгиня крестилась сама, но не решилась крестить свой народ и провозгласить христианство государственной религией. Более того, существовала версия, согласно которой Ольга даже держала в тайне свое обращение.
Концепция ”равноапостольной” княгини нашла отражение в ”Слове о законе и благодати” Илариона — самом раннем произведении, воплотившем в себе Владимирову легенду [413, с. 96— 97]. Более основательно разработана она в ”Памяти и похвале Владимиру” Иакова Мниха [180, с. 241—242]. Определенные замечания встречаются в ”Житии Ольги” и в летописных текстах, которые выходят за агиографическую традицию [485, с. 44—46; 441, с. 113—116; 708, с. 25—26]. Здесь находим сравнение Ольги не только с Еленой, но и с царицей Савской, которая умом соревновалась с самим Соломоном. Конечно, литературная тенденция, вызванная определенной идеологической доктриной, всегда влечет за собой деформацию исторической истины, но в основе подобных преданий неизменно оказывается реальное ядро.
Сведения о том, когда, где и при каких условиях произошло крещение киевской княгини, в разных источниках настолько расплывчаты и так противоречат друг другу, что в науке образовался целый спектр мнений, из которых ни одно не может претендовать на достоверность. Большинство исследователей связывают этот акт с путешествием Ольги в Константинополь и ее приемом при дворе императора Константина VII Багрянородного [12; 13, с. 298—300; 333, с. 228—229; 466, с. 66; 576, с. 276; 577; 634, с. 157—158; 812, с. 269; 814, с. 12; 817, с. 200—201; 856, с. 511]. Но существуют и серьезные возражения [43, с. 153; 180, с. 78—79; 381,с. 253; 539, с. 370; 803, с. 315; 897, с. 250—251; 892, с. 48].
К сказанному добавим, что и происхождение Ольги не совсем ясно. В литературе высказывалась гипотеза, что она была христианкой от рождения или во всяком случае стала ею еще до прибытия на Русь и замужества с киевским князем.
”Повесть временных лет” утверждает, что Олег привез невесту Игорю из Плескова [250, с. 20—21]. Это название трактуется как ”Псков”. Следовательно, получается, что будущая княгиня была родом из кривичей. Правда, имя ”Ольга” — ”Хельга” будто бы указывает на скандинавское происхождение; отсюда — традиция считать Ольгу шведкой, дочкой одного из сподвижников Рюрика, которому был дан бенефиций в Пскове [381, с. 247]. То, что город существовал в середине IX в., надежно засвидетельствовано археологическими источниками [651; 652].
Однако этимология имени не решает вопроса об этнической принадлежности его носителя. На Руси употреблялись имена разного происхождения — староеврейские (которые пришли из Старого завета), греческие, латинские, тюркские и т. п. Их употребление далеко не всегда связано с этнической принадлежностью лиц, ими названных. Если, скажем, волынского князя Давида Игоревича нельзя считать евреем, а Юрия (Георгия) Долгорукого — греком, то непонятно, почему каждую Ольгу-Хельгу необходимо считать скандинавкой.
Неопределенность в отношении происхождения жены Игоря и сходства имени ”Плђсковъ” с названием болгарской столицы Плиски породили предположение, что Ольга была болгарской царевной, крещеной у себя на родине, и от рождения нареченной Еленой. Ольгой же она стала на Руси, в норманнском окружении Игоря и его опекуна Олега [244]. В послевоенное время подобную точку зрения, в частности, отстаивал болгарский ученый В. Николаев [435].
Однако и эта гипотеза не нашла признания. Она опровергается источниками, свидетельствующими о крещении княгини именно взрослой. Да и ситуация после вступления Олега на киевский престол делает такое предположение маловероятным: вряд ли новоявленный правитель-язычник захотел бы женить формально утвержденного властителя на христианской царевне, а православный правитель согласился бы отдать свою дочь за князя, чье правительство провозгласило антихристианскую реакцию ведущим лозунгом политической платформы.
Мы считаем, что источниковедческая версия о крещении Ольги взрослой — достоверна. Из этого вытекают серьезные выводы. Осуществленный в условиях того времени акт неминуемо приобретал характер идеологической (а следовательно, и политической) демонстрации. Таким образом, влияние христианской партии в Киеве должно было быть настолько значительным, что можно было не считаться с оппозицией сторонников язычества. Сказанное, безусловно, подтверждает взгляд Е. Е. Голубинского на моральное превосходство греческой веры. Тем большего внимания заслуживает разнобой в вопросе об условиях, месте и времени крещения Ольги. Как отмечалось, этот вопрос связан с историей поездки Ольги в Царьград, причем часть исследователей уверена, что Ольга ездила в Константинополь уже христианкой, тогда как другая часть ученых поддерживает летописную версию о крещении киевской княгини во время этого посещения.
Поездка в Константинополь. Обратимся к имеющимся в нашем распоряжении документам. Достоверно известно, что киевская княгиня ездила в Константинополь во времена императора Константина Багрянородного, причем в период его единоличного правления, то есть после отстранения от власти Романа Лакапина и его сыновей (945—959 гг.). Константин оставил подробное описание приема Ольги при византийском дворе [Const. Porph. De Cer., 11, 15].
