Утерянные земли России. Отколовшиеся республики - Широкорад Александр Борисович (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Об украинизации хорошо написал киевский журналист Александр Каревин: «Вплоть до начала ХХ века украинский литературный язык был в Украине (за исключением австрийской Галиции) практически неизвестен. “На 15 миллионов нет и 50 человек, которые бы дорожили своим родным языком”, – возмущался галицкий украинофил Владимир Барвинский. Причина столь прискорбной для украинофилов языковой ситуации заключалась, однако, не в массовом языковом отступничестве. Все было проще. Родным для украинского народа являлся другой язык. “Многие украинцы совершенно искренне считали себя русскими и язык свой, с некоторыми, скажем, уклонами и особенностями, не большими все же, чем в первой попавшейся другой губернии, русским”, – вынужден признать украинский исследователь. И в этом не было ничего странного. Русский литературный язык изначально формировался как язык общерусский, общий для всей исторической Руси, в том числе и для той ее части, которая сегодня называется Украиной. Вклад украинцев в развитие этого языка огромен. Естественно, потому что он воспринимался здесь как свой. Разумеется, люди малообразованные употребляли не литературные формы речи, а местные просторечия. Последние не слишком отличались от русского литературного языка. К тому же лексикон их ограничивался минимумом, необходимым в быту. Если возникала потребность затронуть в разговоре тему, выходящую за рамки обыденности, простолюдины черпали недостающие слова из языка образованного общества, то есть из того же русского литературного.
И сколько бы ни пытались украинофилы изменить сложившееся положение, им это не удавалось. Ничего не поменялось и после установления советской власти. В революционном запале украинские большевики объявили было войну русскому языку (“вчерашнему языку буржуазной культуры”, “языку угнетения украинцев”), принявшись украинизировать все и всех. Но вскоре новые правители Украины сообразили, что стараются себе во вред. Октябрьский (1922 года) пленум ЦК КП(б) У признал необходимым для пропаганды в украинском селе коммунистических идей издавать газету “Селянська правда” не только на украинском, но и на русском языке, поскольку крестьяне “недостаточно привыкли к украинскому литературному языку”. Пленум также постановил, что “язык преподавания в школах должен вводиться в соответствии с организованным волеизъявлением населения”. Казалось, украинизация закончилась, едва начавшись. Однако языковое “перемирие” длилось не очень долго»70.
Вскоре большевики договорились с националистами типа Грушевского. «Интересами внутренней политики компартийные вожди пожертвовали ради мировой революции. В результате и появилось вышеупомянутое постановление о содействии украинскому языку. “Признававшееся до сих пор формальное равенство между двумя наиболее распространенными в Украине языками – украинским и русским – недостаточно”, – говорилось в нем, ибо “жизнь, как показал опыт, приводит к фактическому преобладанию русского языка”. Получалось, как в анекдоте: раз жизнь противоречит линии партии, то тем хуже для жизни. Но это был не анекдот. Борьба с русским языком началась всерьез…
Поначалу, правда, не очень свирепствовали. Быстрому проведению украинизации мешали объективные причины. “Особенно нужно знание украинского языка, потому что его никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать”, – писала украинская пресса. Украинцы отказывались признавать “рідну мову”. “Они оправдываются тем, что говорят: это язык галицкий, кем-то принесенный, и его хотят кому-то навязать; шевченковский язык народ давным-давно уже подзабыл. И если бы учили нас шевченковскому языку, то, может быть, еще чего-то достигли, а галицкий язык никакого значения не имеет”, – отмечалось на I Всеукраинском учительском съезде (1925 год).
Претензии к украинскому литературному языку были небеспочвенными. Он разрабатывался в основном галицкими украинофилами, делавшими все возможное, чтобы подальше увести свое “творение” от общерусского корня. Искусственно вводились в оборот заимствования из польского, немецкого, латинского, других языков, выдумывались (“ковались”) новые слова. Как вспоминал Михаил Драгоманов, одно время принимавший участие в “языкотворчестве”, целью была “оригинальность языка, а не его понятность”. Такой язык даже в Галиции прививался с трудом, а уж в российской Украине – тем более.
Игнорировать эту проблему власти не могли. “Нам необходимо приблизить украинский язык к пониманию широких масс украинского народа”, – заявил председатель Совета народных комиссаров УССР Влас Чубарь. Но приближать стали не язык к народу, а наоборот. Руководствовались тезисом Агатангела Крымского: “Если на практике мы видим, что люди затрудняются в пользовании украинским языком, то вина падает не на язык, а на людей”…
Став в апреле 1925 года первым секретарем ЦК КП(б) У, Каганович взялся за украинизацию со свойственной ему решительностью. Всем служащим предприятий и учреждений было предписано перейти на украинский язык. Замеченные в “отрицательном отношении к украинизации” немедленно увольнялись (соблюдения трудового законодательства в данном случае не требовалось). Исключений не делалось даже для предприятий союзного подчинения. В приказном порядке украинизировались пресса, издательская деятельность, радио, кино, театры, концертные организации. Вывески и объявления запрещалось даже дублировать по-русски. Ударными темпами переводилась на украинский система образования. Мова стала главным предметом всюду – от начальной школы до технического вуза. Только на ней разрешалось вести педагогическую и научно-исследовательскую работу. Украинский язык, как восторженно писал известный языковед-украинизатор Алексей Синявский, “из языка жменьки полулегальной интеллигенции до Октябрьской революции волей этой последней становится органом государственной жизни страны”.
Сам язык тоже не стоял на месте. Продолжался процесс “очищения” от слов русского происхождения. Группа академиков ревизовала словари, было разработано новое правописание. Обсуждался вопрос о введении латинского алфавита, но такой шаг сочли преждевременным.
Ход украинизации тщательно контролировался сверху. Специальные комиссии регулярно проверяли государственные, общественные, кооперативные учреждения. Контролерам рекомендовалось обращать внимание не только на делопроизводство и прием посетителей, но и на то, на каком языке сотрудники общаются между собой. Когда, например, в народном комиссариате просвещения обнаружили, что в подведомственных учреждениях и после украинизации преподавательского состава технический персонал остался русскоязычным, то распорядились, чтобы все уборщицы, дворники, курьеры разговаривали на украинском.
А Каганович все не унимался. Особую ненависть вызывали у него русскоязычные украинцы. Если к выходцам из Великороссии хотя бы на первом этапе допускались методы убеждения, то на коренное население Лазарь Моисеевич требовал “со всей силой нажимать в деле украинизации”. Украинцы отвечали взаимностью. Они сопротивлялись, как могли. Если была возможность, детей из украинизированных школ переводили в те учебные заведения, где преподавание еще велось по-русски. (Следствием этого стала гораздо большая наполняемость русскоязычных классов в сравнении с украиноязычными.) Украиноязычные газеты теряли читателей. “Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы не украинскую, – записывал в дневник Сергей Ефремов. – Это отчасти и естественно: газету штудировать нельзя, ее читают, или, точнее, пробегают глазами наспех, а даже украиноязычный обыватель украинский текст читать быстро еще не привык, а тратить на газету много времени не хочет”. Та же картина наблюдалась в театрах. Посещаемость украиноязычных спектаклей резко упала. Чтобы заполнить зрительные залы, властям пришлось организовывать принудительные “культпоходы” в театр рабочих коллективов.
Холодный прием встретили украинизаторы и в селах. “Было бы ошибочно думать, что процесс украинизации, в том числе в части продвижения украинской книжки, не является актуальным и для села, – отмечалось в прессе. – Ведь русификация, проводимая на протяжении многих лет царским правительством, пустила корни и среди сельского населения. Украинская книжка на селе, хоть и не в такой мере, как в городе, должна еще завоевать себе место”. “Наша украинская газета еще мало распространяется на селе, – жаловался на I Всеукраинском учительском съезде делегат из Харьковской губернии. – У нас на Харьковщине в селе русская газета «Харьковский пролетарий» лучше распространяется, почему-то ее больше выписывают, чем «Селянську правду»” (вновь ставшую исключительно украиноязычной). “Украинская литература широко не идет, приходится силой распространять ее”, – вторил коллеге делегат от одного из округов Киевской губернии.
