Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры - Хлевнюк Олег Витальевич (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Сталин ответил через день, 3 января, быстро, но грубо:
Тов. Осинский!
Если подумаете, то поймете, должно быть, что Вы не имеете никакого основания, ни морального, ни какого-то ни было, хулить партию или брать на себя роль супера между партией и оппозицией. Письмо Ваше возвращаю Вам, как оскорбительное для партии. Что касается заботы о Смирнове и др. оппозиционерах, то Вы не имеете оснований сомневаться в том, что партия сделает в этом отношении все возможное и необходимое.
Было ли обещание сделать для оппозиционеров «все необходимое» своеобразной сталинской шуткой, обещанием последовавшего вскоре морального, а затем и физического уничтожения противников? Факты не дают нам оснований считать, что уже в 1928 г. Сталин спланировал чистки и террор 1930-х. Однако из ответа Осинскому можно заключить, что Сталин разозлился. Несомненно, ему надоели разговоры об оппозиции, утомила напряженная многолетняя борьба, в которой требовалось выверять каждый шаг, осторожничать, бить наверняка, скрывать свои намерения и маскировать действия. Переписка с Осинским относилась ко времени, когда Сталин, судя по многим фактам, сделал свой важнейший выбор: никаких оппозиций, никакого коллективного руководства. Возможно, Сталин нервничал и поэтому нагрубил Осинскому. Возможно, Сталин был спокоен и уверен в себе и поэтому указал Осинскому на его место, на неуместность разговоров «по душам».
Выбор
Союз с Рыковым, Бухариным и некоторыми другими членами Политбюро у Сталина сложился волей обстоятельств. Он объединился с ними сначала против Троцкого, а затем – против Зиновьева. Это была борьба за власть и влияние. Ее важной причиной можно назвать личные амбиции наследников Ленина, их неуживчивые характеры и политические амбиции, их революционную привычку бороться ради борьбы и искать врагов. Такое утверждение не отрицает, конечно, наличия у сцепившихся в схватке большевистских вождей различных политических представлений и пристрастий.
На начальном этапе борьбы за власть большинство Политбюро, в которое входил также Сталин, придерживалось так называемого «правого» курса. Это было логичное продолжение поворота 1921–1922 гг., известного как новая экономическая политика. Осознав невозможность непосредственного введения социализма без денег и рынка, большевистские вожди во главе с Лениным предприняли отступление. Оставив в руках государства политическую власть и крупную промышленность, они дали относительную свободу мелкому предпринимателю и хозяину, прежде всего крестьянину. Рынок и деньги были реабилитированы. Однако как и в каких направлениях двигаться далее, никто не знал. Ясны были только общие принципы – смешанная экономика, использование рыночных механизмов, сильное государство, монополия политической власти. О сроках также не спорили. Ленинское видение нэпа как долговременной политики разделялось до конца 1920-х годов всеми советскими вождями.
Остра я внутрипартийная борьба, конечно, не могла обойти проблемы нэпа. Сначала Троцкий, а затем присоединившиеся к нему Зиновьев и Каменев критиковали тактику нэпа, выработанную большинством Политбюро. Оппозиционеры считали уступки крестьянству и городской буржуазии избыточными, призывали активней развивать крупную индустрию. Об отказе от нэпа речь не шла. В общем, это была типичная программа левой оппозиции, боровшейся за власть. Она эксплуатировала трудности жизни, взывала к распространенным уравнительным настроениям и тоске по «героической эпохе», а главное – не отличалась конкретностью. Оказавшись у власти, «левые» вожди, вполне прагматичные по своей сути, скорее всего, плавно перемещались бы на «правые» пути, отказываясь под напором объективных потребностей развития экономики от своей демонстративной революционности. Предполагать такой сценарий позволяет предшествующий политический опыт «левых». Разве не ультрареволюционный Троцкий в годы гражданской войны строил Красную армию на основе старого офицерского корпуса? Разве не все большевистские вожди без оговорок поддержали нэп? Один из лидеров «левой» оппозиции Каменев всегда тяготел к «умеренности» и проводил вполне «правую» политику, пока входил в состав правительства. Примкнувший к оппозиционерам Г. Я. Сокольников [240] был блестящим наркомом финансов, под руководством которого страна получила устойчивую валюту. В общем, причиной противостояния становились вовсе не принципиальные программные разногласия, а личные мотивы: амбиции, властолюбие, старые дружеские связи, обиды.
Однако последствия этой борьбы политических самолюбий были разрушительными. Большевистская партия понесла невосполнимые кадровые потери. Ожесточенные и бескомпромиссные битвы до полного уничтожения противника не просто отвлекали от решения реальных проблем. Они ослабляли волю коллективного руководства в проведении необходимых реформ и корректировок социально-экономического курса. Каждое, даже незначительное, действие тщательно взвешивалось и рассматривалось через увеличительное стекло не только на предмет реальной целесообразности, но и на соответствие схоластическим «теоретическим» догмам. Это связывало руки, лишало руководство страны необходимой гибкости и инициативы.
Многие решения, принимавшиеся в 1926–1927 гг., в период острой борьбы с оппозицией, имели политически мотивированный и разрушительный для экономики характер. Усилилось наступление на «капиталистические элементы», прежде всего – на относительно зажиточных крестьян и мелких торговцев. Ряд рискованных или ошибочных экономических решений подрывали хозяйственное равновесие и стабильность финансовой системы [241]. Несмотря на негативные последствия, эти меры пока не были чрезвычайными или непоправимыми. Нэп, как и любая другая экономическая стратегия, требовал постоянных корректировок, устранения ошибок и гибкой реакции на возникающие диспропорции. Вопрос заключался в наличии политических условий для эффективных решений. Однако именно политические условия, прежде всего под влиянием внутрипартийной борьбы, заметно ухудшались.
Признаком нездоровой обстановки внутри партии была шумная кампания о внешней угрозе. Для нагнетания военного психоза использовались международные кризисы 1927 г.: февральская нота министра иностранных дел Великобритании Чемберлена о советской антибританской пропаганде, налет на советское полпредство в Пекине в апреле, разрыв Великобританией дипломатических отношений с СССР в мае, убийство в июне участника расстрела царской семьи в 1918 г., советского посла в Польше П. Л. Войкова, репрессии против коммунистов в Китае. В ответ на призывы к бдительности и боевой готовности поднималась волна слухов и панических закупок промышленных товаров и продовольствия про запас, «на случай войны». В значительной мере воинственные призывы правительства были попыткой дезавуировать критику «левой оппозиции», которая решила использовать внешнеполитические трудности как повод для очередной атаки.
В нагнетании «военной тревоги» 1927 г. в той или иной мере участвовали все большевистские лидеры, как стоявшие у власти, так и выброшенные из своих кабинетов. Сталин не составлял исключение. Известие об убийстве Войкова застало его в отпуске на юге. В шифротелеграмме в Москву 8 июня Сталин предложил свое видение событий: «Получил об убийстве Войкова монархистом. Чувствуется рука Англии. Хотят спровоцировать конфликт с Польшей. Хотят повторить Сараево». Сравнивая убийство Войкова с убийством наследника австрийского престола в Сараево в конце июня 1914 г., которое стало прологом Первой мировой войны, Сталин показывал, что считает положение чрезвычайно серьезным, предвоенным [242]. Он предложил соблюдать «максимум осмотрительности» по отношению к Польше, но внутри СССР провести жестокие расправы и чистки:
Всех видных монархистов, сидящих у нас в тюрьме или в концлагере, надо немедля объявить заложниками. Надо теперь же расстрелять пять или десять монархистов, объявив, что за каждую попытку покушения будут расстреливаться новые группы монархистов. Надо дать ОГПУ директиву о повальных обысках и арестах монархистов и всякого рода белогвардейцев по всему СССР с целью их полной ликвидации всеми мерами. Убийство Войкова дает основание для полного разгрома монархических и белогвардейских ячеек во всех частях СССР всеми революционными мерами. Этого требует от нас задача укрепления своего собственного тыла [243].
