Сталин и Мао (Два вождя) - Галенович Юрий Михайлович (книги онлайн полностью TXT) 📗
Отвечая на вопросы китаеведа С. Н. Гончарова, И. В. Ковалев следующим образом охарактеризовал основные этапы своей работы в Китае:
«В середине мая 1948 года я был приглашен в ЦК партии, где имел беседу со Сталиным. Он показал мне только что полученную телеграмму от Мао Цзэдуна, содержание которой я дословно помню до сих пор. Мао писал, что в сфере вооруженной борьбы Компартия Китая накопила определенный опыт. Одновременно Мао подчеркивал, что совершенно отсутствует опыт управления экономикой, что КПК не способна управлять многосложным хозяйством больших городов. В связи с этим Мао просил ЦК ВКП(б) командировать в Китай группу специалистов для решения экономических задач, а также для восстановления железных дорог в освобожденных районах страны. Решением Политбюро я был назначен руководителем этой группы, с которой и отбыл в Китай в начале июня.
Официально я именовался тогда представителем Совета Министров СССР по делам Китайской Чанчуньской железной дороги, которая находилась в совместном владении Китая и нашей страны. Это было сделано для того, чтобы не афишировать нашу помощь КПК. Вся наша работа происходила в обстановке строжайшей секретности.
Все, что касалось Китая, Сталин держал в своих руках. Даже самые мелкие, локальные просьбы Мао Цзэдуна направлялись только ему, только в его адрес. Так, в начале 1949 года по ряду вопросов я обратился к Молотову и Вышинскому. Вместо ответа я получил и от того и от другого телеграммы, где говорилось: “Впредь по всем вопросам, связанным с Вашей миссией в Китае, обращайтесь только к Филиппову” (псевдоним Сталина, которым он пользовался в шифрованной переписке с руководством КПК).
На первом этапе деятельность нашей группы, состоявшей из примерно 300 инженеров и квалифицированных рабочих, была сконцентрирована на Северо-Востоке Китая, в Маньчжурии. В сотрудничестве с китайцами мы отремонтировали 1300 км железнодорожных путей и 62 моста. Это в очень большой степени способствовало победе коммунистов в этом стратегически важном районе.
В декабре 1948 года я вернулся в Москву, где доложил об обстановке в Китае лично Сталину. В январе 1949 года я снова отбыл в эту страну, сопровождая А. И. Микояна, который провел исключительно важные секретные переговоры с ее высшими руководителями. Во время этих переговоров я впервые лично познакомился с Мао Цзэдуном, Лю Шаоци и Чжоу Эньлаем, с которыми в дальнейшем поддерживал самые тесные рабочие контакты.
С этого момента в содержании моей миссии в Китае произошли важные изменения. Ранее я основное внимание сосредоточивал на организации технической помощи китайским коммунистам — теперь же одной из главных задач стало информирование Сталина о ситуации в руководстве КПК, в стране в целом, поддержание связи между Мао и Сталиным.
В марте 1949 года китайское правительство переехало из деревни Сибайпо около города Шицзячжуан (пров. Хэбэй) в Пекин. Мне выделили дом в районе гор Сяншань, в окрестностях Пекина, в 800 метрах от резиденции Мао. С этих пор мы с ним стали общаться почти ежедневно.
Весной-летом 1949 года шла интенсивная работа по подготовке к созданию нового китайского государства. В связи с этим была организована комиссия Политбюро ЦК КПК по экономическим вопросам, куда вместе с Мао, Лю Шаоци и Чжоу Эньлаем входил и я. Таким образом мне довелось участвовать в обсуждении важнейших вопросов будущего устройства КНР.
В июле-августе 1949 года я сопровождал делегацию во главе с Лю Шаоци во время ее секретного визита в Москву. Тогда состоялись переговоры со Сталиным по важнейшим проблемам двустороннего сотрудничества и международной обстановки. Вернулись в Китай мы вместе с Лю Шаоци, привезя с собой еще 250 советских специалистов. В это время число советских специалистов, работавших в Китае, превысило 600 человек.
Пожалуй, наиболее важным эпизодом моей работы в Китае явилась поездка с Мао Цзэдуном в Москву в декабре 1949 — феврале 1950 годов. После затяжных и непростых переговоров со Сталиным тогда был подписан Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между двумя странами, другие важные документы.
Таким образом, мне посчастливилось участвовать в ключевых событиях, связанных со становлением Китайской Народной Республики, с началом нового этапа в советско-китайских отношениях. Очень многое из происшедшего тогда до сих пор остается неизвестным для широкой публики». [69]
Участвовавший во всей этой деятельности один из личных переводчиков Мао Цзэдуна Ли Юежань писал о работе И. В. Ковалева в Пекине в 1949 году следующее: «Военный совет ЦК КПК часто присылал к (месту проживания) Ковалева “кожаную папку”, полностью заполненную совершенно секретными телеграммами, среди которых были сообщавшие об обстановке в боевых действиях на юге. Даже такой переводчик, как я, и то не имел к ним доступа. Переводили их пять переводчиков, которых Ковалев привез с собой. Накануне образования Нового Китая и после этого Ковалев за время, проведенное в Китае, проделал немалую работу, внес свой собственный вклад в развитие дружественных отношений между Китаем и Советским Союзом». [70]
И. В. Ковалев дал свой ответ и на вопрос о роли «ядерного фактора» в советско-китайских отношениях. Дело в том, что премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай в 1967 году заявлял, что «…многие были напуганы атомной бомбой. В то время даже Сталин испытал психологический шок и был обеспокоен возможностью начала третьей мировой войны»… [71] В связи с этим в КНР делали вывод, что Сталин заботился прежде всего о том, чтобы не быть втянутым в прямое столкновение с США из- за гражданской войны в Китае, и потому проявлял сдержанность в военной поддержке китайских коммунистов, даже был готов идти на компромиссы за счет их интересов (так излагал вопрос С. Н. Гончаров). [72]
И. В. Ковалев в этой связи высказал следующие соображения:
«Это действительно важный вопрос. Отвечая на него, хочу прежде всего отметить, что во время гражданской войны в Китае действительно возникали ситуации, казалось бы грозившие перерасти в глобальный конфликт. Так, в конце апреля 1949 года, как раз в тот момент, когда силы НОАК форсировали Янцзы, в районе одной из переправ появился английский фрегат “Аметист”. Он получил серьезные повреждения в ходе артиллерийской дуэли; та же участь постигла и крейсер “Лондон”, прибывший, дабы “наказать коммунистов”. [73] В связи с этим срочно было созвано заседание британского парламента, в ходе которого консерваторы требовали объявить войну красному Китаю, высадить морскую пехоту, пустить тяжелые бомбардировщики на Пекин; подобные настроения нашли определенную поддержку за океаном, в США. И по настроениям, царившим в Пекине, и по реакции Москвы на мои доклады я чувствовал, что наступил критический момент. Советские войска на Ляодунском полуострове, военный флот в Порт-Артуре, на других тихоокеанских базах были приведены в полную боевую готовность. К счастью для всех, столкновения тогда удалось избежать, однако вероятность его была весьма высока.
Теперь — непосредственно о том, как Сталин относился к угрозе ядерной войны и как это влияло на его политику в отношении Китая. С этим вопросом мне пришлось непосредственно столкнуться несколько раз, впервые — в конце марта — начале февраля (апреля? — Ю. Г.) 1949 г.
Началось все с того, что ко мне зашел товарищ из китайской военной разведки, сказавший, что, если меня интересуют секретные сведения из штаба Чан Кайши, он поможет мне встретиться с коммунистом-подпольщиком из Шанхая. После того, как я дал утвердительный ответ, такая встреча была организована в пригороде Шэньяна (Мукдена) с соблюдением всех правил конспирации. Звали этого подпольщика Лю Сяо. Помню, на меня он произвел сильное впечатление своими отвагой, хладнокровием, прекрасным знанием обстановки. Позднее, в 50-х — начале 60-х годов Лю Сяо был Послом КНР в СССР.
