Спиноза. Жизнь мудреца - Фёдоров Александр Митрофанович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
Предшествовало этому неожиданному приглашению следующее.
В ту пору при пфальцском дворе жил англичанин Шевро — ученый-эстетик и поэт, много путешествовавший на своем веку и побывавший при разных королевских дворах Европы.
В разговоре с курфюрстом Карлом Людовиком англичанин завел речь о Спинозе и отозвался о нем с большим уважением, прочитав спинозовский труд «Основы философии Декарта».
Курфюрст отыскал эту книгу в своей библиотеке. Прочитав лишь несколько глав, он загорелся мыслью вызвать автора в Гейдельберг для занятия профессорской должности.
Закончив чтение «Основ» и ознакомившись также с «Богословско-политическим трактатом», он еще больше укрепился в своем намерении, и по его поручению профессор богословия Фабрициус 16 февраля 1673 года написал Спинозе письмо:
«Милостивый государь!
Пишу к вам по поручению его высочества курфюрста Пфальцского. Признаюсь, я до сих пор не знал о вас, но его высочество к вам очень благосклонен. Он поручает мне спросить вас, не пожелаете ли вы принять место ординарного профессора философии в его университете. Жалованье выдается ежегодно, как и другим ординарным профессорам. Вы нигде не найдете государя, который бы лучше умел ценить гениальных людей, к числу которых он относит и вас. Вы будете пользоваться совершенной свободой философствования; он только надеется, что вы не злоупотребите этой свободой для подрыва и нанесения вреда господствующей религии».
Спиноза все-таки не принял этого действительно лестного предложения. В 1673 году 30 марта он ответил Фабрициусу:
«Так как я никогда не думал сделаться публичным преподавателем, то не мог решиться воспользоваться настоящим случаем, хотя довольно долго обдумывал это предложение.
Во-первых, я не могу посвятить себя обучению юношества, не причинив в то же время вреда делу философии; во-вторых, я не знаю, в каких пределах должна заключаться эта свобода преподавания, чтобы я не мог быть обвинен в подрыве господствующей религии. Ведь расколы происходят не от истинного, неподдельного религиозного рвения, но от различия в характерах людей и от их страсти во всем противоречить друг другу — страсти, приучившей их осуждать и извращать все, что говорит другой, хотя бы этот другой говорил чистую правду. Если я испытал все это в моей частной, одинокой жизни, то что же было бы со мною, если б я принял предложенную должность? Итак, вы видите, мне требуется не улучшение моего положения, но спокойствие; оно для меня дороже всего, а чтение университетских лекций, конечно, не даст мне его».
Итак, Спинозу не прельстило даже почетное звание профессора, и жизнь его по-прежнему текла обычным чередом.
Помимо веских соображений, на которых основывался этот отказ, он спас философа от больших неприятностей. Еще раз он мог убедиться, что родился под счастливой звездой. Дело в том, что год спустя Пфальцское княжество было страшно опустошено французами, университет был закрыт, преподаватели изгнаны, в том числе и Фабрициус, который после того более двадцати лет вел тяжелую жизнь беглеца.
Что Спиноза со своей стороны отнесся подозрительно к свободе философствования, ограниченной обязанности считаться с господствующими религиозными взглядами, — это понятно само собой: до подозрительности он дошел горьким опытом; мы помним, что его «Богословско-политический трактат» доставил ему много неприятностей.
Но никакие неприятности, преследования и угрозы не могли отвратить его от завершения любимого своего детища — капитального труда, над которым философ работал с перерывами около двенадцати лет, получившего название «Этика».
Глава V
ВЕРШИНА МУДРОСТИ
1
Спиноза назвал свою работу «Этикой». Таким названием ясно намечена его задача: она состояла в том, чтобы указать людям образ жизни, ведущий к добродетели как к высшему и единственному прочному благу.
Как следует понимать добродетель и в чем она состоит — вот что должна была разъяснить книга Спинозы.
Он сознавал, что сам получил свою долю этого высшего блага, нашел в нем свое счастье и насладился им. Сделать это высшее благо доступным другим и было целью его сочинения, которое он с такой любовью обдумывал и перерабатывал в течение всей своей творческой жизни.
2
Необычность формы этого сочинения заключалась в том, что при изложении своей этической программы Спиноза применил геометрический метод. Точно так же, как в геометрии Евклида, основные положения учения формулируются в кратких предложениях, которые подкрепляются доказательствами, опирающимися на предшествовавшие определения и аксиомы и на другие ранее доказанные положения.
Все сочинение представляет собой непрерывную цепь выводов, идущих друг за другом в строгой логической последовательности. Лишь изредка аргументация дополняется разъяснениями и примечаниями.
Такой способ изложения был не только данью исключительному уважению, которым пользовалась математика, находившаяся в периоде полного расцвета и разрабатывавшаяся успешно и вполне свободно наряду с основанными на ней физикой и астрономией.
Помимо этого было еще одно обстоятельство, весьма существенное для философии Спинозы. Провозглашенной им истине требовалось придать такую же объективность и неуязвимую достоверность, какой обладали математические истины.
Как в математике все сводится к безусловно достоверным, существующим лишь в силу внутренней необходимости, вполне не зависимых от человеческого произвола отношениям, так и в учении Спинозы выведенные им истины должны были усваиваться с достаточной определенностью, так как лишь такое вполне ясное понимание гарантировало от обмана и заблуждения.
Когда дело касалось этики, определения условий, делающих возможным достижение высшего блага, подобная ясность мысли, устраняющая всякие предвзятые мнения, представляла чрезвычайную важность. Оттого-то Спиноза и считал вполне правильным рассматривать все относящиеся к этике вопросы так, будто речь шла о линиях, поверхностях и телах.
3
Кроме математического метода для этики Спинозы характерна еще терминология, заимствованная из предшествовавшей ей философии Декарта, которая в свою очередь многим была обязана схоластике.
Как ни умеренно пользовался Спиноза этой терминологией, все же она, в связи с соответствующим ей складом мышления, производит на нынешнего читателя не менее озадачивающее впечатление, чем применение геометрического метода к проблемам чисто умозрительным, при обсуждении которых совершенно недостижима наглядность, всегда предполагаемая при геометрических доказательствах.
Ведь Спиноза первым делом имел в виду исправление метафизики Декарта и в связи с этим построение в основных чертах космологии и теории познания. Эти науки должны были, по мнению Спинозы, служить фундаментом этики. И эти вспомогательные средства, равно как и выведенная из них философия Спинозы, точно так же производят на современного читателя непривычное впечатление, так как они уже не соответствуют современному состоянию науки.
Сверх того, геометрический метод доказательства обладал еще и тем недостатком, что при всей своей строгости допускал известный произвол в выборе материала для изложения.
Нередко, например, для того чтобы обеспечить предпосылки для позднейших положений, Спиноза привлекает к делу вещи, принадлежащие к совсем другому ряду мыслей, и тогда многое такое, что требовало более подробного обсуждения, используется как уже доказанная и твердо установленная истина.
Таким образом, возникают противоречия и пробелы в самом учении, и многое нуждающееся в подробном дедуктивном обосновании остается голословным утверждением, скрывая даже от взора самого автора разные непоследовательности и неясности.
Но главным в учении Спинозы, конечно, являются не эти недостатки, вызванные приверженностью к геометрическому методу, а то, что определило его непреходящее значение, — долгий путь, пройденный к познанию истины.
