Игры писателей. Неизданный Бомарше. - Радзинский Эдвард Станиславович (книги хорошего качества .txt) 📗
– Но этого не может быть... – беспомощно пролепетал граф.
– Не лучшая, но единственно возможная реплика... Что-то подобное твердил и я, когда ее привел маркиз. Да, перед вами – двойник королевы...
Какие возможности для сюжета открывало это неправдоподобное сходство! Драгоценная мадемуазель де О... так она сама себя назвала...
– Точнее, так придумал я, – не смог промолчать маркиз. – Настоящее имя мадемуазель – де Олива. И она прошла отличную школу у вашего покорного слуги. Она не говорлива. И обожает действовать»
– Обойдемся без скабрезностей, маркиз, – прервал его Бомарше. – И – назад, в мою пьесу. Явление седьмое. После множества восклицаний я подытожил тогда: «Вылитая Антуанетта! И даже голос!.. Невероятно! Виват! Великолепная получится пьеса...» Но, маркиз, теперь пора подумать и о другом действующем лице – о мужчине. Изложу его качества, необходимые для сюжета. Он должен быть, во-первых, болван...
Маркиз оживился и вступил в игру:
– Ну, этого добра в Париже...
– Браво! Именно так вы и сказали тогда, и с той же интонацией... «Итак, нужен, во-первых, болван. Но, как вы догадались, очень знатный болван, это во-вторых».
– Еще легче, как вы сами знаете_
– Естественно, помешанный на Эросе, – фонтанировал Бомарше. – И, конечно, он, как и все при дворе, должен быть влюблен в королеву и готов на все, чтобы ее завоевать. А она... хотелось бы, чтобы она его... скажем, недолюбливала. От этого его страсть только распалится. И еще одно обстоятельство.– Тут Бомарше остановился и торжествующе произнес: – Чтобы он был красив и даже чем-то похож на... – Бомарше засмеялся и посмотрел на Ферзена. – Да, так я сказал тогда: он должен быть похож на вас, чтобы обществу легче было поверить в интригу, которую я в тот миг уже придумал. И что ответили вы на эти предложения, маркиз?
Маркиз смущенно молчал.
– Фигаро, текст маркиза, который опять решил все забыть. – И, обратившись к графу, неотступно глядевшему на мадемуазель де О., Бомарше прибавил: – Прелесть моей пьесы, граф, в том, что в ней нет ни единой реплики, выдуманной мною. Итак, Фигаро, что же сказал тогда маркиз?
Фигаро углубился в рукопись:
– «Вам нужен смельчак».
– То бишь развратник, – усмехнулся Бомарше.
– «Вы обратились по адресу. Я знаю всех смельчаков в Париже», – продолжал читать Фигаро текст маркиза.
– После чего, – перебил его Бомарше, – мы добрых пару часов перебирали бесконечный список развратных глупцов при дворе. Многие могли бы претендовать... И вдруг маркиз закричал... Фигаро! Текст маркиза!
– «Проклятье! Как же я забыл самого смелого из смельчаков?! Кардинал де Роган – друг моего дядюшки прелата. Болван отменнейший, но при этом так красив! И так часто бывает теперь с принцами церкви – не отстает от принцев крови... Ремарка: „Здесь маркиз стал воистину вдохновенным, и речь его полилась, как стихи...“ О „petite maison“ кардинала близ таможни
Вожирар слагают легенды. Там на стенах выпуклые фигуры демонстрируют все виды наслаждений, и дамы в лорнет рассматривают их... прежде чем перейти в спальню повторять эти картины. За ужином в домике кардинала приглашенные женщины сидят непременно нагие... причем дамы из общества – голые, но в масках, а шлюхи – без. Ибо кардинал придумал галантный девиз: «Дамы из общества обязаны сохранять элегантность в неприличии и чувство достоинства в разврате». Он все-таки у нас Высокопреосвященство и, следовательно, моралист... Мне рассказала о многих его проделках участница кардинальских вечеров – дешевая уличная шлюха. Так что многие удачные фантазии в моих сочинениях – не более чем пересказ сценок в гостеприимном домике Его Высокопреосвященства... Пирушки с музыкой он сделал обычными и в избранных монастырях. Юные монашки были посвящены красавцем-прелатом во все таинства, изображенные на стенах его домика, и могли бы так изнурить вас путешествием в «страну Нежности», что вам уже нечего было бы делать в «стране Наслаждения»... Кстати, когда он прибыл в Вену, его дворец называли «гаванью Цитеры»... такой рой шлюх туда слетелся! Это заставило мать Марии Антуанетты, скучную старую ханжу, беспощадно преследовавшую разврат в Вене, изгнать кардинала из своей столицы. Так что Антуанетта, как верная дочь, ненавидит его». Бомарше зааплодировал.
– «Браво! Вы подлинный соавтор. И герой, и героиня, предложенные вами, превосходны. Браво, мой друг! Я принимаю кардинала де Рогана в главные действующие лица. Знаю – этот не подведет! Бомарше, как создатель, обязан наперед знать, как будут вести себя действующие лица в придуманной им интриге... в его пьесе Жизни... А теперь, маркиз, я хочу немного побеседовать с молчаливой мадемуазель де О. Вы можете вернуться в свою келью в Бастилии». – Засмеявшись, Бомарше добавил: – Если бы вы видели тогда свое лицо!
– Вы меня не поняли тогда, – заговорил маркиз. – Точнее, поняли в пределах пошлой банальности. Для меня ревность – лишь доказательство глупой относительности наших понятий. К примеру, есть племена, у которых в понятие гостеприимства входит предлагать гостям свою жену, как чашечку кофе, и где достоинства женщины определяются количеством любовников. За то же самое, как известно, в Европе женщину презирают, а в какой-нибудь Персии убивают. Так что испытывать ревность смешно для мыслящего... Да, мадемуазель де О. мне бесконечно желанна. Но я отнюдь не буду против, если она по выгоде или по сладострастию будет с вами. Я назову это «милым непостоянством», на которое я плюю. Главное, чтобы после она возвращалась ко мне... Но если после она не вернется – вот это я назову «коварной неверностью» и буду страдать... Так что я желаю вам получить максимум удовольствия друг от друга. Однако я хотел бы, чтобы потом она не забывала своего верного старого друга. Но я боюсь, что после встречи с нею вы с вашими обычными предрассудками станете препятствовать нашим встречам. Нашим пылким встречам... И ведь так оно и было, жалкий вы человек!
Бомарше промолчал и сказал мадемуазель:
– Читаем следующую сцену.
Он поднялся и вступил в маленькую комнатку.
Мадемуазель засмеялась и поднялась навстречу. Они стояли друг против друга.
Бомарше молчал, а мадемуазель все смеялась.
И_ опустила вишневую занавесь.
Теперь Бомарше и женщина были скрыты за занавесью. И оттуда глухо, будто из подземелья, зазвучал его голос
– В это время я узнал, что в Трианоне готовится премьера моего «Цирюльника». Какие исполнители! Голова кружилась... Королева играет Розину, брат короля граф д'Артуа – Альмавиву... А Фигаро должен играть граф де Бодрей...
Слова Бомарше из-за занавеса прерывались счастливыми вскриками мадемуазель де О.
Наконец Бомарше, несколько покрасневший, появился из-за занавеса, церемонно ведя под руку мадемуазель.
Ферзен задыхался от ярости, и в который раз его рука смешно-нелепо искала эфес шпаги.
– Животное! Жирная старая свинья! – сказал граф, стараясь не глядеть на мадемуазель де О.
Он страдал.
– Я прощаю ваши оскорбления, ибо они рождены законным чувством негодования. А для вас, граф, хочу немедленно уточнить: в отличие от маркиза я старомоден и не допущу ничего непристойного – ни в своих сочинениях, ни в своем доме. Крики восторга, которые так артистично воспроизвела мадемуазель де О., были всего лишь иллюстрацией. Именно их издавала королева, примеряя очаровательный туалет Розины, изготовленный мадам Берте, – сказал Бомарше примирительно.
– Как она смеет... как смеет... – повторял бедный граф бессвязно.
– Смеет что? – спросил Бомарше. – Быть так похожа на королеву? И тогда мадемуазель де О. впервые открыла рот.
– У нас республика... на кого захочу, на того и буду похожа...
– Боже мой, – только и смог прошептать граф.
– Вы правы. Даже голос... – сказал Бомарше. И добавил совсем примирительно: – Так что представьте мое состояние. Днем я ездил на репетиции в Трианон, где в моей пьесе королева играла главное действующее лицо. Вечером трудился над сочинением другой пьесы, где уже сама королева должна была стать главным действующим лицом. И погибнуть!
