Минные крейсера России. 1886-1917 гг. - Мельников Рафаил Михайлович (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Была у Черноморского флота еще и другая особая задача, ради которой на задний план могли быть отодвинуты даже планы стратегической подготовки. Эта была все более разраставшаяся задача придворной службы. Императорские и великокняжеские имения на благодатных берегах Крыма, Одессы и Кавказа в курортный сезон напоминали о себе посещениями и путешествиями августейших особ на кораблях Черноморского флота. По несколько раз в году вместе со всем флотом переживали на минных крейсерах верноподданический восторг, ликование и трепет при встречах регулярно наведывавшихся на юг царствовавших божьих помазанников, умиленно лицезрели являвшиеся тогда же августейшие семейства, исправно окутывались по табельным дням дымом и громом салютов и выносили — смотря по обстоятельствам — молитвы о ниспослании свыше многолетия царствующему дому или об упокоении душ усопших самодержца императора Александра 111 и членов императорской фамилии. И в дни когда до Севастополя доходили еще только первые знаки грядущего высочайшего посещения все в правящей верхушке флота волшебно и верноподданически преображалось. Заботы боевой подготовки безоговорочно отодвигались на задний план и в лучшем случае становились декорацией для церемониалов совершавшихся высочайших визитов.
Обычаи той более чем 100-летней давности восходят к временам, блистательно отображенным великим сатириком в писании путешествий глуповского градоначальника Фердыщенки (М.Е. Салтыков-Щедрин. “История одного города”), а затем и красочно представленной в картине И.К. Айвазовского, на которой незабвенный император Николай Павлович в 1846 г. принимал парад Черноморского флота.
Свидетелями этих событий, подобно балтийским “Посаднику” и “Воеводе”, довелось быть и черноморским минным крейсерам. Так уже в первую для “Казарского” кампанию 1890 г., когда он пришел в Черное море, об обязанностях придворной службы напомнило флоту прибытие 7 июля из Петербурга в Севастополь королевы эллинов Ольги Константиновны (1851–1926). Правда, королева — дочь генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича (1827–1892) — пользовалась неизменными и искренними симпатиями флота. Добровольно, по велению души сделавшись неформальным его шефом, она с исключительным вниманием и сердечностью встречала все корабли, приходившие в Грецию под андреевским флагом. Они заменяли ей покинутую Россию, и все хорошо это понимали. Восторженно о русской королеве Греции отзывались все матросы и офицеры, побывавших в Пирее кораблей. Письма командирам и адмиралам, подарки экипажам всех проходивших через Средиземное море кораблей составляют уникальное, едва ли повторявшееся в истории явление душевности и теплоты, которых так недоставало царствовавшим в России Романовым. После обеда с участием офицеров флагманского “Синопа” и высших чипов гарнизона, королева посетила канонерскую лодку “Черноморец”, пришедшую из Пирея и на пароходе “Эриклик” отправилась в свое королевство.
Первая для “Казарского” и оказавшаяся в сравнении с флотом особенно длительная кампания 1890 г. была наполнена неповторимо яркими впечатлениями увлекательного заграничного плавания и сменявшими друг друга испытаниями. Блестяще завершив сдаточную проверку в Эльбинге корабль курсом “Европа слева” ушел на юг из объятий зимней Балтики. Лазурными водами Средиземноморья, путями недавней славы русского флота XVIII — начала XIX в., о которой напоминали Корфу, Наварин, Афон, Тенедос, Чесма и десятки других названий мест выдающихся морских побед в Адриатике и Архипелаге, корабль вступил в когда-то доступные для славянских людей и легендарного “Арго” проливы Мраморного и Черного морей. Их неописуемые красоты, теперь стерегли сооруженные с помощью всей Европы турецкие батареи.
Успешно выдержав испытания скоростным (343 ч) 4500-мильным походом, “Казарский” вошел в состав Черноморского флота. Триумфальными оказались и сравнительные с “Капитаном Сакеном” (командир капитан 2 ранга Сергей Полисадов) испытания под Севастополем. За “Казарским” остались все преимущества в скорости, более совершенном вооружении (поворотный минный аппарат), меньшей стоимости постройки и расходов на плавание. Сделав такие выводы, комиссия контр-адмирала И.М. Дикова не могла, однако, не обратить внимание на недостаточную мореходность корабля. Для улучшения этого главнейшего для корабля качества минные крейсера, по мнению комиссии, следовало проектировать водоизмещением не менее 1500–2000 т. Но в Петербурге к мнению флота и командира “Казарского", особенно близко изучившего свой корабль, прислушиваться не спешили. Оказались невостребованными предшествовавший опыт миноносного судостроения на верфи Шихау, опыт приемки “Казарского”, плавание на нем вокруг Европы и испытания под Севастополем и Ялтой.
Вместо обстоятельного усовершенствования своего и последующих кораблей, командира уже в январе 1891 г. с производством, правда, в капитана 1 ранга перебросили на Балтику в состав комиссии для испытании клипера "Крейсер" и крейсера "Азия”. И появляется невольное предположение — не стала ли эта переброска отместкой за слишком нелестные отзывы о мореходности и достоинствах “Казарского”. Могло сказаться и не особенно одобрявшееся лютеранское вероисповедание.
Так или иначе, по опыт еще одного миноносного энтузиаста развития не получил. Цензовое назначение командиром крейсера “Генерал-адмирал”, а затем командование в 1895–1897 гг. строившимся броненосцем “Полтава”, привела В.Р. Берга (или Борха) в 1897 г. на пост директора маяков и Лоции в Каспийском море и к увольнению в 1902 г. в чине вице-адмирала в отставку. О “Казарском” и минном флоте он не вспоминал, мемуаров не оставил.
“Казарский” же, в силу непреложных законов морского ценза, получил ожидавшего продвижения в чине нового командира. За В.Р. Бергом, командиром на одну кампанию, в 1890 г. был капитан 2 ранга П.П. Молас (1847-?). Его в 1891 г. заменил капитан 2 ранга В.А. Баркарев (1844-?), который затем ушел в командиры парохода “Эриклик” а в 1895 г. в директоры маяков и Лоций Черного и Азовского морей. И только капитан 2 ранга В.Я. Баль (1849-?) задержался на “Казарском” на четыре года (1892–1895 гг.), после чего получил в командование канонерскую лодку “Черноморец”, а затем — с 1897 г. крейсер “Память Меркурия”.
В 1895 г. на мостик “Казарского” поднялся Н.А. Ушаков (1850-?). В 1896 г. он окончил минный офицерский класс, в 1897 г. получив чин капитана 1 ранга, перешел на должность заведующего миноносцами 28 экипажа и их командами, а уже в 1898 г., отслужив свое, исчез из списков чинов флота.
Так оно шло и в дальнейшем. Задача создания школы командиров минных кораблей и формирования из них постоянных тактических соединений властью упорно не сознавалась. Факты таковы, что порожденные техническим прогрессом новые силы флота — миноносцы и минные крейсера в продолжении XIX в., а частью и позднее, оставались в рамках сложившейся противоестественной организации, определявшей низкий уровень их обслуживания и боевого применения.
Эта организация состояла в двойном или даже тройном подчинении кораблей — в базе — экипажному командиру и командиру порта, в море — начальнику Практической эскадры или также временно сформированного отряда. Большие корабли, обладая внутренними людскими и материальными ресурсами, могли обслуживать сами себя и были все же на виду начальства. Минные же корабли постоянно оставались в небрежении. До них руки не доходили и снабжались и обучались они по остаточному принципу. Опыты из тактического обучения были случайными и даже С.О. Макарову, при всей его энергии не удавалось (Документы, т. 2, с. 270–328, 470) добиться превращения миноносцев в организованную боевую силу с постоянными командирами и заботившимися о своих кораблях, и плавающими с ними постоянными начальниками отрядов. На одно из своих ходатайств адмирал от начальника ГМШ O.K. Кремера получил ответ, что начальнику миноносцев нет необходимости плавать с ними в море. Его дело — лишь “приготовлении миноносцев к плаванию” (с. 270).
Потому считалось нормальным командование лейтенантом Давидовичем-Нашинским десятью разными (по одному в кампанию) миноносцами, поэтому не менялось и отношение к ним начальства. Столь опасный разрыв между бесконечно обновлявшейся техникой флота и сохранявшейся замшелой его организацией приходится объяснять непостижимой верностью заветам императора Николая I. В его честь в 1886 г. назвали новейший тогда броненосец, его имя, словно бы в насмешку над наукой и просвещением, в 1898 г. присвоили Морскому инженерному училищу. В неприкосновенности осталась и заповеданная императором организация флота. Власть словно бы старалась оправдать произнесенный современником приговор: “Незабвенный лет ведь на сто наготовил дураков”.
