Ракеты и люди. Лунная гонка - Черток Борис Евсеевич (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
В наши споры часто вмешивался Королев. Он не охлаждал энтузиазма наиболее агрессивно настроенной части моего коллектива, стремившейся захватить все, что можно, но убеждал, что не следует стремиться объять необъятное. Пилюгина с его мощным коллективом следует максимально использовать, а не отталкивать. Это было его категорическое требование, которое он высказывал мне и Раушенбаху в ультимативной форме.
В конечном счете к концу 1964 года по Н1-Л3 сформировалось распределение работ, которое в основном сохранилось на весь десятилетний период последующего существования программы.
Головным главным конструктором по системе управления ракетой-носителем Н1 являлся Пилюгин.
На моем комплексе лежала ответственность за объединение и выдачу Пилюгину всех исходных данных, необходимых для разработки системы управления. Исходные данные по аэрогазодинамике, массовым и инерционным нагрузкам, центровкам, внешним возмущениям, необходимым управляющим моментам, влиянию жидкости в баках, упругости конструкции, характеристикам двигателей и многие другие параметры большой ракетной системы надо превратить в системы дифференциальных уравнений. За эту интеллектуальную работу отвечал отдел Воропаева. Многотомные труды, которые скромно назывались математической моделью носителя, могли быть созданы только с помощью вычислительных машин, которые только-только начали появляться в нашем вычислительном центре. В те годы первые вычислительные машины распределялись решением правительства. Королев и Мишин лично, где только могли, пробивали решения о поставке вычислительных машин в ОКБ-1. Руководство вычислительным центром было поручено «главному баллистику» – Свету Лаврову. Вводом в строй и обслуживанием первых вычислительных «монстров» руководил молодой инженер Владимир Степанов.
Благодаря инициативе и настойчивости руководителя комплексного отделения Финогеева в НИИАПе – так теперь называлась выделенная из НИИ-885 новая организация Пилюгина – за два года уже был развернут комплексный стенд системы управления ракеты-носителя Н1. Кабельная паутина соединяла между собой сотни разнокалиберных приборов всех систем, стоящих на ракете-носителе. Это должна была быть действующая модель полной системы управления.
Я отвечал в системе управления ракетой-носителем за разработку всех приводов для двигателей Кузнецова, регулирующих тягу, и за все виды рулевых машин, которые могут потребоваться на любых блоках и лунных кораблях. Фирма Иосифъяна для всех электросистем носителя разрабатывала бортовую пятикиловаттную электростанцию. Это была новая идея, очень активно проталкиваемая Иосифьяном и его заместителем Шереметьевским. Они взялись разработать турбогенератор вместо набора тяжелых аккумуляторов. Высокооборотную турбину к ней разрабатывал Люлька.
Суеверный ужас внушали специалистам по расчету надежности 36 двигателей на трех ступенях ракеты-носителя. Окончательно они были подавлены, когда появилось предложение установить на блоке «А» еще шесть двигателей. Они изучили статистику последних лет и показали, что даже при отработанных двигателях у принятых на вооружение ракет частота отказов по вине двигательных установок составляет не менее чем два-три на сотню пусков. Теперь на Н1 предлагалось считать надежность при 42 двигателях. Следовательно, для Н1 хоть один отказ на два пуска будет обязательно. Для защиты от катастрофических последствий отказов двигателей еще в 1960 году было решено разработать систему контроля работы, диагностики и отключения двигателя по признакам возникновения аварийной ситуации. Эту систему, которую мы назвали КОРД, Пилюгин разрабатывать отказался по понятным мотивам: «Мы не двигателисты, за аварию ЖРД отвечать не можем, чего доброго выключим десяток хороших двигателей и отправим ракету „за бугор“«.
Королев снова поставил мне ультиматум: «Если не уговоришь Пилюгина и не найдешь другого надежного исполнителя – бери разработку КОРДа на себя».
Я собрал свой «малый совет малых главных», как пошутил Калашников, на котором опросом установили, что в обозримых окрестностях «дураков нет» и такую систему предстоит нам делать самим. Разработку я поручил опекать Калашникову, электрическую и схемную идеологию – разрабатывать отделу Кузьмина, конструкцию приборов – отделам Чижикова и Зверева. Аварийные критерии определяли двигателисты Кузнецова, а мы под эти критерии должны были разработать датчики и электрические приборы, которые обработают информацию и успеют выключить двигатель до взрыва, неминуемо приводящего к пожару и гибели ракеты. Сложной и очень спорной в этой системе оказалась проблема выбора критериев аварийности. Для разработки КОРДа была организована специальная лаборатория. На руководителя лаборатории Кунавина и небольшое число его молодых сотрудников легла ответственность, значимость которой для судьбы Н1 мы ощутили «весомо, грубо, зримо» уже на первом пуске.
Еще раз мы убедились, что даже на самых заманчивых условиях смежные организации не хотят разрабатывать аварийные системы. Так было с системами аварийного подрыва ракеты (АПР) и космических объектов (АПО), аварийного спасения, аварийной посадки и теперь вот КОРД. Если аварийная система честно выполняет свою задачу, то никто спасибо не скажет, потому что за аварию благодарности не положены. А если аварийная система сработает ложно, то неприятностей не оберешься – она сама может стать причиной гибели ракеты или космического аппарата. На моей памяти по крайней мере два таких трагических происшествия: авария при попытке пуска первого корабля «Союз» в 1967 году и авария первой ракеты Н1. Об этом трагическом событии я напишу позднее.
Когда дело дошло до сложнейших проблем управления полетом лунного комплекса Л3, состоящего из ракетных блоков «Г», «Д», космических аппаратов ЛОК и ЛК, оказалось, что моему коллективу досталась немалая часть работы. Товарищи ворчали, что львиную долю общего объема работ по управлению всем лунным комплексом делает наш коллектив, а головным по постановлениям считается коллектив Пилюгина. Такие разговоры я парировал предложениями: любой недовольный распределением работ может от Главного конструктора Королева перейти к главному конструктору Пилюгину. Надо сказать, что таких не нашлось.
Большую помощь при согласовании распределения работ мне оказали Финогеев и Хитрик. Этим двум безусловно выдающимся инженерам и очень порядочным людям, будущим заместителям Пилюгина, был чужд формализм и ведомственный подход. Они уговаривали Пилюгина взять на себя для совместной работы как можно больший объем. Их деятельность впоследствии способствовала нашей дружной совместной работе без серьезных конфликтов. Они предложили вариант, при котором НИИАП разрабатывает системы управления комплексом Л3 на участках работы двигателей блоков «Г», «Д», «Е», «И», автоматику управления двигательными установками, управление на участках торможения для схода с орбиты искусственного спутника Луны и гашения скорости на участке спуска, в том числе и управление автоматической мягкой посадкой, управление ЛК при взлете с поверхности и выведении на орбиту искусственного спутника Луны в район нахождения ЛОКа, систему управления спуском при возврате со второй космической скоростью на Землю.
Систему автоматической посадки на Луну мы все же задублировали ручным управлением. Эту задачу очень остроумно на бумаге и наглядных моделях решал Раушенбах. Легостаев с Хитриком согласовывали автоматическую и ручную динамику, а Савченко изобретал оптику, необходимую для выбора места посадки на поверхность Луны.
Сравнительно легко прошло распределение обязанностей среди радиофирм.
Ожесточенная борьба за место в лунной программе между радиосистемами сближения «Контакт» и «Игла» продолжалась несколько лет и наглядно убедила нас в пользе здоровой конкуренции даже в условиях строго централизованного планирования. Трудно сказать, как сложилась бы судьба системы «Контакт», если бы наша лунная программа была реализована. Небольшой коллектив, взявшийся за эту тему в ОКБ МЭИ под руководством радиоэнтузиаста Петра Крисса, продемонстрировал неисчерпаемые возможности изобретения новых технических систем, использующих старые основы радиофизики.
