Загадка Гитлера - де Бенуа Ален (книга бесплатный формат txt) 📗
Среди людей, оказавших влияние на Гитлера, особое место занимает писатель и публицист Дитрих Эккарт (1868-1923), который был переводчиком на немецкий «Пера Гюнта» и возглавлял еженедельник «Auf gut Deutsch», прежде чем стать главным редактором «Volkische Beobachter». В последних строчках «Mein Kampf», Гитлер говорит, что Эккарт был «человеком, который пожертвовал всей своей жизнью для пробуждения своего народа, сначала посредством поэзии и мысли и, наконец, действия».
Работы Мазера и Феста, содержащие множество ссылок, графиков, рисунков и схем, несомненно позволяют составить более точное представление о жизни Гитлера. Однако, они ни в коей степени не проясняют «загадку» его личности. На протяжении более чем тысячи страниц, читатель не находит удовлетворительного объяснения. Парадоксальным образом изобилие деталей лишь подчеркивает пустоту целого. Все эти документы не позволяют ясно представить себе этот загадочный персонаж. Перед нами предстает хорошо отлаженный манекен, которого дергают за веревочки, что никого не может ввести в заблуждение. Гитлер не появляется, несмотря на то, что речь все время идет о нем.
Можно многое узнать о Гитлере, но возможно еще не настало время для понимания того, кем он был.
Фюрер III Райха является человеком, о котором пишут вот уже в течение более чем сорока лет. Ему посвящены тысячи книг. Однако, мрак не рассеивается. Известны события. Найдены тысячи документов, писем и записей бесед. Недостатка в деталях нет. И все-таки, несмотря на это, он по-прежнему остается искусственной фигурой; личностью, хранящей свою тайну, и не понятой никем. Иногда даже создается впечатление, что чем больше света проливается на него, тем сильнее становится окутывающий его мрак.
Возможно это происходит потому, что история это всегда лишь нечто уникальное и непредсказуемое. Всего лишь судьба и «человеческие науки» не способны понять личность, выходящую за рамки обычного? Или виной тому иные причины? Может быть просто еще рано судить о нем? Или же попытки, предпринимаемые историками и неудачи, которыми оборачиваются эти попытки, доказывают превосходство интуиции над дедукцией, живого и всеобъемлющего синтетического метода над аналитическим, который собирает и классифицирует факты, но никогда не позволяет воссоздать события «во плоти».
Геббельс однажды сказал своему адъютанту, князю Шомбург-Липпе: «Я работаю с Гитлером на протяжении многих лет, я вижу его почти ежедневно и, однако, бывают моменты, когда я совершенно не понимаю его. Кто может похвастаться тем, что знает его таким, как он есть на самом деле? В мире абсолютной фатальности, в котором он живет, более ничего не имеет смысла ни добро, ни зло, ни время, ни пространство и то, что люди называют успехом более не может служить критерием. Вы подумаете, что я безумец, но послушайте, что я вам скажу: возможно Гитлер приведет нас к катастрофе. Однако его идеи, преображенные, обретут новые силы в самом поражении. У Гитлера много врагов в этом мире, которые предчувствуют его величие. Но несмотря на это, я не знаю, кто он такой в конечном счете. Действительно ли он человек? Я не мог бы в этом поклясться. Бывают моменты, когда он вызывает у меня дрожь».
Герману Раушнингу, бывшему главе национал-социалистического правительства в Данциге, Гитлер заявил: «Тот, кто видит в национал-социализме только политическое движение, совершенно его не понимает. Наше движение есть нечто большее, чем даже религия: это воля свершить новое творение».
Он добавил: «Бескрайнее значение нашей длительной и тяжелой борьбы за власть состоит в создании нового поколения господ, призванных взять в свои руки не только судьбы немецкого народа, но и всего мира».
Возможно ли объяснить Гитлера, не являясь при этом гитлеровцем? Объяснить его, значить понять его, т.е. его систему, его видение мира. Но можно ли понять его мировоззрение, если его не разделяешь? Дилемма кажется неразрешимой, а следовательно выводы неутешительны, так как пытаясь прояснить ситуацию, вместо этого, наоборот, сгущают мрак и создают легенду.
Кроме этого, очевидно, что говорить о явлении исторически возможно лишь в том случае, когда оно уже принадлежит истории — т.е. когда оно уже не возбуждает страстей (В связи с чем критики постоянно a priori пытаются найти в историке своего сторонника). В случае нацизма мы еще не достигли подобного положения дел. На данный момент мы имеем гораздо больше сторонников и противников национал-социализма, которые объединяются в своем противодействии всяким попыткам отбросить это явление в историю, так сказать назад, когда станет возможным говорить о нем объективно, и когда оно (в том числе и по этой причине) перестанет вызывать столь глубокий отклик в душах современных людей.
С этой точки зрения, все книги, написанные о Гитлере сегодня, способствуют исключительно укреплению «гитлеровского мифа». Лучше сказать: любая критика, сколь бы сильной она не была, предполагает актуализацию этой системы — требует сделать из «прошлого» вечное настоящее.
— На протяжении десятков или сотен страниц — сказал писатель Голо Манн (Golo Mann), можно показать, что Гитлер был самым отталкивающим и ничтожным злодеем в европейской истории. Однако, до сих пор, изучая своего героя на протяжении более чем тысяча страниц, как это сделал Фест, пытаясь прояснить движущие им силы и его психику, скорее приходят к прямо противоположному результату. От желания обвинить до восхищения всего один шаг. Вследствие этого появляются самые противоречивые оценки.
Итальянский историк Ренцо де Феличе (Renzo De Felice Intervista sul fascismo, Laterza, Bari, 1975 г .) считает национал-социализм архаичным явлением, тогда как фашизм, напротив, рассматривается им как прогрессивное движение, что позволяет ему до некоторой степени приравнять его к идеям, вдохновлявшим «левых националистов».
Однако, для Роберта Арона «Гитлеризм несомненно является конечным итогом современного времени. Он не был, как претендовал на это Гитлер, реакцией против рационализма, но был его извращением. Он стал безумным завершением великой человеческой эпопеи, технического крестового похода, проповедуемого на протяжении более чем трех веков Декартом и его последователями. На протяжении всего этого периода было затрачено невероятное количество сил и веры, разума и мужества, были предприняты славные завоевания, сенсационные blitzkriege против рутины и невежества, что изменило облик мира. И никогда до этого эксцессы, рождавшиеся из этих завоеваний, не угрожали в такой степени самим основам западной цивилизации» («Retuor a l'eternel», Albin Michel, 1946).
В военной области, Гитлер подобно Наполеону, за короткое время сумел восстановить против себя союз трех факторов: сопротивление на оккупированных территориях, англосаксонскую мощь и русскую степь.
Если верить Герту Букхайту (Gert Buchheit, «Гитлер главнокомандующий», Arthaud, 1961), величайшей слабостью Гитлера в военном плане были, с одной стороны, его глубочайшая вера в свою интуицию (понимаемой им как вера в свою миссию) и, с другой, отказ от гибкой, оборонительной войны, допускающей добровольное — но временное — отступление с завоеванных территорий. (Что привело к его столкновениям с командованием Вермахта).
В предисловии, отведенном для стенографических записей конференций, проводимых Гитлером в его главной ставке с 1942 по 1945 года («Гитлер и его генералы», Albin Michel, 1946) Жак Бенуа-Мечин (Jacques Benoist-Mechin), автор Истории немецкой армии (Albin Michel, 6 том, 1936-61 гг.), являющийся знатоком в военной области, выражает полностью противоположное мнение. Он цитирует Гельмута Гайбера, по словам которого «несправедливо то мнение, согласно которому всегда правильные и многообещающие замыслы, разработанные генеральным штабом, были сведены на нет тупым невежеством дилетанта, который выдвигал лишь абсурдные планы и безрассудные требования».
