Сын бомбардира - Лезинский Михаил (библиотека книг .TXT) 📗
«Командира правого фланга 22–го оборонительного участка Забудского контузило. При сём убило его ве¬стового. После восстановительных работ я видел у лей¬тенанта в вестовых юнгу с корабля. Сказывали, что мать юноши сего скончалась на днях в госпитале…»
— Это был Коля Пищенко!
— Но почему юнга?.. И потом — Забудский… Он ведь батареей командовал.
— Во–первых, офицер мог не знать, что Колька не юнга: на нём был отцовский бушлат и бескозырка. Во–вторых…
Стасик положил перед нами исписанный листок.
— Читайте. Из важного документа.
РЕШЕНИЕ ПОХОДНОЙ ДУМЫ ГЕОРГИЕВСКИХ КАВАЛЕРОВ ПОД ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВОМ П. С. НАХИМОВА
О ПРЕДСТАВЛЕНИИ К ОРДЕНУ ОФИЦЕРОВ, ОТЛИЧИВШИХСЯ
ПРИ ОБОРОНЕ СЕВАСТОПОЛЯ
15 ноября 1854 года
Командир батареи 26–го флотского экипажа лейтенант Григорий Николаевич Забудский. До 7 октября командовал батареек, 7–го вступил в командование правым флангом второй дистанции, постоянно находился под сильнейшим неприятельским огнём, неутомимо действуя днём и ночью противу неприятеля, искусной пальбой сбил несколько орудий, надолго заставлял молчать неприятеля; презирая всякую опасность, примером своей храбрости воодушевляет подчинённых. 24 числа того октября сильно контужен в голову, но остался на своём месте.
— А теперь смотрите, что получается. В докладной генерал–инженера Тотлебена о завершении восстановительных работ после первой бомбардировки сказано, что пятый бастион был заново укреплён к 10 ноября 1854 года… Выходит, Екатерина Пищенко скончалась 8–9 ноября.
Стучат кирки, скрежещут лопаты. Скалистый грунт бастиона поддаётся с трудом.
Сколько протянется передышка — неизвестно, ну¬жно спешить. Во время бомбардировки разбило много орудий. Местами до основания снесены насыпи, развалены траншеи и землянки, рухнула оборонительная стенка.
Николка помогает отцу укреплять туры — корзины с землёй. По его измазанному лицу бегут ручейки пота, оставляя светлые полосы.
— Не мешкать! — командуют сверху.
Поддерживая локтями спадающие штаны, мальчишка вскакивает на корзину, спешно утрамбовывает землю.
— Готово! — то и дело кричит он и прыгает на следующую корзину.
Появился поручик Дельсаль — высокий, узколицый, гладко выбритый. Поручик руководил восстановительными работами.
— Ваше благородие! — обратился к нему матрос Нода. На корабле он служил барабанщиком. — Дозвольте обратиться.
— Говори, — слегка картавя, произнёс сапёрный офицер.
— Слово имею насчёт этой стенки.
— Ну, ну, — поторопил его Дельсаль.
—… Когда возводили её, всё глядел, и сомнение брало: а ведь бомба завалит откосы! Больно скос крутой. Так оно и вышло.
Дельсаль с интересом посмотрел на смуглого, с лихо закрученными усами матроса.
— Так–так, продолжай.
— Вот ежели бы сделать другим макаром…
Они прошли вдоль батареи и поднялись на крышу блиндажа. Нода увлечённо объяснял своё предложение. Офицер вынул из сумки план. Батарейцы видели, как они склонились над планшетом. Дельсаль что-то чертил, то и дело обращаясь к матросу.
Николка с удивлением смотрел на Ивана Ноду. Тот ли это матрос, что бесшабашно говорил: «В меня хоть батогом, хоть оглоблей никакую науку не вобьёшь! Вот только «отбой» да «побудку» башка уразумела»?!
К батарее, скрипя и повизгивая, подъехала арба, доверху гружённая фашинами — длинными плетнями. Ими укреплялись земляные валы. Арбу сразу разгрузили. Возница поманил Кольку:
— Погонять умеешь?
— А как же!
— Хошь за фашинами съездить? А я тут подсоблю. Поди попросись.
— Пусть прокатится! — закричал сверху, с вала, отец. — Передохнёт малость.
Возница подсадил Николку на облучок. Мальчишка схватил вожжи и, боясь, что могут передумать, поспешно выпалил:
— Но-о!
Лошади не шевельнулись. Раздался смех.
— Ну и возница!
— Чего смеётесь, — вступился Нода, — он, может, этих лошадей не знает.
— Точно, не знает, — пробасил хозяин телеги. — Это работящие кони, братец. С ними ласково надобно… Ты ослабь вожжи-то — они сами и потянут.
Обескураженный Николка ослабил поводья, и арба медленно покатилась под гору.
Лошади привычно повернули в узенький переулок и пошли по неглубокому оврагу. Овраг вывел к большому захламлённому двору: там женщины плели из прутьев фашины для бастионов. В центре в огромном котле кипела вода. Мальчишка спрыгнул с арбы и направился в глубь двора — там распаривали пучки хвороста.
— Гляди, кони-то без хозяина пришли! — удивилась женщина.
— Они при мне, — пробурчал Николка.
Женщина вздохнула:
— И мой Петруха, верно, по бастионам валандается. Гнать некому.
— Надобности нет, — вмещался одноногий солдат — он тут был главным, — Ты вот по доброй воле вязать пришла, а малята — они тоже нужду разумеют. Этот, — отставной указал на мальчика, — возницу высвободил. Глядишь, лишние руки бастиону. Я тебе, Михайловна, так скажу: россиянин сызмальства за Отечество живот покласть готов — это в кро¬вушку вошло. Француз — он на язык спорый: думал, ударит своими мортирами* — конец Севастополю! Ан нет! Даже на штурм не пошёл — убоялся…
Николкина арба, гружённая фашинами, медленно выехала со двора. Мальчишка гордо восседал на козлах, поддерживая провисающие вожжи.
На дорогу вышла девочка, она подняла руку.
— Тпру–у! — Николка резко натянул поводья. — Чего ещё там?!
— Мне на бастион, — услышал он тоненький голосок. — Возьми…
— На какой ещё бастион?!
— Я водицы несу, — не замечая высокомерного тона, ответила девочка. В правой руке она держала глиняный кувшин.
— Я на пятый, — с достоинством бросил возница. — Ладно, влезай.
Девочка уселась, и арба покатила дальше.
Некоторое время молчали, но Николка не выдержал, заговорил:
— Батя на каком служит?
— Служил, — в голубых глазах девочки появи¬лись слёзы. — Маманя теперь в горе навечном…
У Николки защекотало в горле.
— А у нас мамку… того… Схоронили третьего дня…
Выехали в Кривой переулок. Мальчик спохватился:
— Ты воду где брала? Их благородие разузнать велели. Потом бочку снарядим.
— Да тут недалече. Покажу.
Через полчаса солдаты и матросы батареи Забудского уже разгружали телегу. Весёлый Нода, увидев Николкину спутницу, нарочно громко сообщил:
— А наш-то не один возвернулся — с барышней!
— Она воды привезла, — смутился парнишка.
Подошёл отец.
— Воды, говоришь. Ну–тка, дай хлебнуть! — И он с жадностью припал к глиняному кувшину. — А зовут тебя как, голубоглазка?
— Алёна. Велихова я.
Мальчишка, расставив на валу грибы, которые насобирал по склонам, увлечённо сбивал их камнями.
— Вестовой Пищенко!
Окрик был таким грозным, что Николка невольно вздрогнул и обернулся. Улыбающийся, загорелый Нода дурашливо выговаривал:
— Ай–я–яй, ваше благородие, господин вестовой! Ай–я–яй… Чего это ты затеял?
Колька показал на дальний ряд воткнутых в землю грибов:
— Это — Осман–паша. А тут — Нахимов.
— А, Синопское сражение! Ну, тогда, браток,
на¬путал ты. — Нода стал менять грибы местами. — У турков эскадра стояла луною. Семь фрегатов здесь, а тута — корвет. И ещё два парохода возле батареи… Теперь точно… А мой корабль, — Нода взялся за очередной гриб, — мой бросил якорь…
— Дядя Иван, ты на каком был?
— Как на каком! — возмутился Нода. — На самом главнейшем. Я, ваше благородие, господин вестовой, на «Императрице Марии» под началом Павла Степановича служил.
Глаза чернявого матроса заблестели, привычным движением он крутанул ус.
— Вошли мы двумя колоннами напрямик в Турецкую бухту, — Нода стал быстро передвигать грибы, показывая, где, какой корабль бросил якорь, как сносило колонну течением. Потом отбежал в сторону, подхватил с земли горсть камней, ткнул пальцем в «кильватерный» строй и азартно закричал: