Царь и Россия (Размышления о Государе Императоре Николае II) - Белоусов Петр "Составитель" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Мнение же Витте о том, что Русско-японская война была вызвана русскими лесными концессиями в Корее — на пограничной реке Ялу, больше напоминает детский лепет, нежели мнение государственного деятеля.
Американский летописец Русско-японской войны С. Тайлер о концессии отставного ротмистра Безобразова на реке Ялу имел, по-видимому, свое особое мнение, когда он писал: «Россия должна была прочно утвердиться на Печелийском заливе и найти свой естественный выход к его свободным гаваням, иначе все труды и жертвы долгих лет оказались бы бесплодными и Великая Сибирская Империя осталась бы только гигантским тупиком» [79]. То, что понимал американец Тайлер, не понимали русская «передовая» интеллигенция и шедший у нее на поводу государственный деятель Витте.
Несмотря на всю ненависть и предубеждение к Царскому режиму со стороны советских заправил, все же в «Красном архиве» Красной армии напечатана следующая оценка мнения Витте: «Нет более убогого взгляда на вопрос, чем взгляд буржуазных радикалов, сводивших все дело к концессиям на Ялу. Концепция об авантюрах различных придворных клик является не только недостаточной, но и убогой». Это как раз та самая концепция, которая была создана С.Ю. Витте в его воспоминаниях.
Во время Японской войны, не без помощи Витте, мы потерпели ряд поражений, но войну мы не проиграли — мы проиграли мир, так как не довели войну до конца.
В своей очень беспристрастной, правдиво написанной книге бывший доблестный Главнокомандующий войсками Юга России Генштаба генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин пишет:
«1 января 1905 года пал Порт-Артур. Событие это, хотя и не было неожиданным, но тяжело отозвалось в армии и в стране. Комендант крепости, генерал Стессель, не был на высоте положения. Впоследствии он был присужден военным судом к смертной казни, замененной Государем 10-летним заключением в крепости [80]. Душою обороны Порт-Артура был начальник его штаба, генерал Кондратенко, и, если бы его не сразил неприятельский снаряд, крепость продержалась бы, быть может, еще несколько недель. И только. Во всяком случае, гарнизон Порт-Артура выказал доблесть необычайную. На незаконченных и далеко не совершенных верках крепости гарнизон силою в 34 тысячи в течение 233 дней отбивал яростные атаки японцев, удерживал почти треть японской армии (4–5 дивизий Ноги, то есть 70–80 тыс., не считая пополнений); потерял только убитыми и умершими 17 тыс., выведя из строя 110 тыс. японцев; при сдаче крепости гарнизон насчитывал 13,5 тыс., из них много больных, в особенности цингой и куриной слепотой. Порт-Артур — славная страница Маньчжурской кампании. <…>.
Могли ли маньчжурские армии вновь перейти в наступление и одержать победу над японцами?
Этот вопрос и тогда, и в течение ряда последующих лет волновал русскую общественность, в особенности военную, вызывал горячие споры в печати и на собраниях, но так и остался неразрешенным. Ибо человеческому интеллекту свойственна интуиция, но не провидение.
Обратимся к чисто объективным данным.
Ко времени заключения мира русские армии на Сипингайских позициях имели 446,5 тыс. бойцов (под Мукденом — около 300 тыс.); располагались войска не в линию, как раньше, а эшелонированно в глубину, имея в резерве общем и армейских более половины своего состава, что предохраняло от случайностей и обещало большие активные возможности; фланги армии надежно прикрывались корпусами генералов Ренненкампфа и Мищенки; армия пополнила и омолодила свой состав и значительно усилилась технически гаубичными батареями, пулеметами (374 вместо 36), составом полевых железных дорог, беспроволочным телеграфом и т. д.; связь с Россией поддерживалась уже не тремя парами поездов, как в начале войны, а 12 парами. Наконец, дух маньчжурских армий не был сломлен, а эшелоны подкреплений шли к нам из России в бодром и веселом настроении.
Японская армия, стоявшая против нас, имела на 32 % меньше бойцов. Страна была истощена. Среди пленных попадались старики и дети. Былого подъема в ней уже не наблюдалось. Тот факт, что после нанесенного нам под Мукденом поражения [81] японцы в течение 6 месяцев не могли перейти вновь в наступление, свидетельствовал по меньшей мере об их неуверенности в своих силах.
Но… войсками нашими командовали многие из тех начальников, которые вели их под Ляояном, на Шахе, под Сандепу и Мукденом. Послужил ли им на пользу кровавый опыт прошлого? Проявил ли штаб Линевича более твердости в отношении подчиненных генералов и более стратегического умения, чем это было у Куропаткина? Эти вопросы вставали перед нами и, естественно, у многих вызывали скептицизм.
Что касается лично меня, я, принимая во внимание все „за“ и „против“, не закрывая глаза на наши недочеты, на вопрос: „что ждало бы нас, если бы мы с Сипингайских позиций перешли в наступление?“ — отвечал тогда, отвечаю и теперь: Победа!
Россия отнюдь не была побеждена. Армия могла бороться дальше. Но… Петербург „устал“ от войны более, чем армия. К тому же тревожные признаки надвигающейся революции в виде участившихся террористических актов, аграрных беспорядков, волнений и забастовок лишали его решимости и дерзания, приведя к заключению преждевременного мира» [82].
Русская армия, которая в Японскую войну проявила свою традиционную беззаветную жертвенность и героизм, для «прогрессивной» интеллигенции, весь прогресс которой фактически выражался в прогрессивном параличе ее национального самосознания, в унисон с Витте, рассматривалась как «привилегированное сословие». Принесенные ею на алтарь Отечества жертвы не могли быть оценены по заслугам ни радикальным обществом, ни радикальным министром, и они не были оценены.
Наоборот, окрыленные нашими военными неудачами политиканы левого и либерального лагеря пришли к заключению, что настало время для достижения их заветной цели — захвата власти в свои руки. Начался мятеж — левая революция 1904–1905 годов.
Ей предшествовало назначение Витте на пост Председателя Кабинета министров, которое состоялось 17 августа 1903 года и было вызвано увольнением его с поста министра финансов, так как дальнейшее его оставление на этом посту стало совершенно невозможным в связи с его упорной, систематической оппозицией по всем статьям государственного бюджета, тормозившей все государственные начинания и нужды страны. Государь отлично знал все его недостатки, но ценил одновременно в нем его несомненные таланты: бюрократические и дипломатические способности, изворотливость и многолетний государственный опыт. Оставление Витте в составе правительства обусловливалось еще и тем, что в это время был недостаток в лицах, способных к занятию министерских должностей, — П.А. Столыпин еще не был открыт.
Поставленный лицом к лицу с наступившей революцией, угрожавшей самому существованию России, Витте сразу и окончательно струсил и решил плыть по течению.
Революция и шедший у нее на поводу Витте и были теми двумя факторами, которые заставили Государя принять предложение президента Соединенных Штатов Теодора Рузвельта — начать мирные переговоры с Японией. Предложение о мире исходило от Японии ввиду того затруднительного положения, в котором она очутилась благодаря начатой войне и из которого она вышла исключительно благодаря той революционной анархии, в которую наша просвещенная и полупросвещенная интеллигенция погрузила собственную свою родину в момент ее тяжелой борьбы с внешним врагом.
Министр иностранных дел граф Ламсдорф подал Государю в связи с этим докладную записку, в которой он указал на три основных пункта возможных требований Японии на мирной конференции: 1) отказ от всякого влияния в Корее, 2) уплата контрибуции и 3) ограничение наших военных и морских сил на Дальнем Востоке. На докладной записке графа Ламсдорфа Государь собственноручно написал: «Я готов кончить миром не мною начатую войну, если предложенные условия будут отвечать достоинству России. Я не считаю нас побежденными, наши войска целы, и я верю в них». В вопросе о Корее Государь написал: «В этом вопросе я согласен на уступки — это не русская земля». Относительно контрибуции Государь высказался следующими словами: «Россия никогда не платила контрибуций, и я на это никогда не соглашусь». Слово «не соглашусь» было Его Величеством три раза подчеркнуто. Относительно наших вооружений Государь выразил свое мнение следующими словами: «И это недопустимо, мы не разбиты, можем продолжать войну, если нас вынудят к тому неприемлемыми условиями».
