Романтические рассказы - Дойл Артур Игнатиус Конан (мир книг .txt) 📗
- Как это великодушно с его стороны! - в восторге воскликнула я. - Как это бескорыстие похоже на моего отца! Какое благородство!
- Это благородство было доведено им до абсурда, моя милая девочка, оборвала меня леди Макуорт. - О честной любви можно и должно честно и говорить. А вот противопоставлять все богатства и почести мира чистой любви юной девушки и взвешивать, что перетянет, просто недальновидно и может быть названо эгоизмом с тем же успехом, как и благородством. Если бы Джудит не была богата и не владела бы Колверли-Кортом, он, я уверена, не стал бы обращаться с ней столь жестоко. Я посчитала, что Роджер неправ, и так ему и заявила. Но мне нечего было сказать дурного о майоре Грее, так что день свадьбы был назначен. Остальное, мне кажется, вы знаете. Она вернулась домой - дело было в Лондоне - и сказала, что порвала с ним. С той поры она неузнаваемо изменилась. И помимо того, с той же поры никакие мои попытки не могли заставить вашего отца помириться со мной. Но все-таки здесь кроется какая-то тайна. Это не только любовь, которую постигло разочарование. Мне кажется, что он теперь ненавидит Джудит и недолюбливает меня. В его записках с отказами приехать содержатся странные намеки относительно того, что можно было бы сделать. Я в полном недоумении.Я ничего не знаю. Я даже не могу строить догадки о содержании этих намеков, потому что у Джудит тоже есть своя тайна. Только вчера она сказала мне: "Он однажды вернется; но я еще не готова." Тогда я спросила ее: "Так это зависит от тебя?" И она ответила: "Это мой крест, я родилась, чтобы нести его." Вот и сами судите, что мне делать?
Невозможно было не пожалеть леди Макуорт; но мы ничем не могли ей помочь: Джудит было уже тридцать, и, как мы знали по рассказам Джона, чьи наезды в Колверли были регулярны, она не собиралась - да и не могла уже избавиться от своего одиночества; она жила своей собственной жизнью, поглощенная, главным образом, благотворительностью, никогда ни с кем не советовалась и только изредка просила леди Макуорт стать хозяйкой замка, а ее, Джудит, оставить в покое и дать ей жить так, как она хочет.
Все это мало-помалу было в тот вечер сообщено нам ее матерью вперемежку с тысячью милых извинений, так что между нами нежданно установились самые дружеские отношения; леди Макуорт была тронута нашим вниманием к ее бедам и выразила надежду на то, что наш приезд не пройдет даром, а принесет ей долгожданное облегчение. Так незаметно пролетело время, и пришла пора отходить ко сну.
IV
Голос в ночи
Мы все вместе вышли из комнаты; но только оказались за дверями, как леди Макуорт окликнула миссис Джеймс, и они вместе немного отстали, оставив нас с Джоном одних. Он, прекрасно зная дом, провел меня по боковому коридору в глубокую нишу с большим окном, помогавшим освещать эту часть замка, в которой стоял стол и два дивана по его сторонам, упиравшихся в стену. Лампа под потолком изливала вниз довольно сильный свет, и мы заметили высокую женскую фигуру. Стоя у незанавешенного окна, женщина пристально всматривалась в темноту. Услышав наши шаги, она обернулась.
- Что это вы остановились? - спросила она. - Это ты, Джон, не так ли?
- Да, Джудит, а это - Мэри, - ответил он.
Она сделала пару шагов нам навстречу и остановилась, пытливо оглядывая меня, а я, в свою очередь, рассматривала ее. Одета она была в поношенное темно-коричневое платье до пят, а в руке держала черную соломенную шляпу.
- Не подходите слишком близко: я промокла насквозь, - сказала она, и тут я заметила, что с длинного пера на шляпе капает на пол вода, а на платье ясно видны мокрые пятна. Не успели мы ответить, как она продолжила:
- Итак, это Мэри? Какое прелестное дитя!
И снова взгляд ее остановился на мне: непонятный, грустный и даже как будто любящий, совершенно непохожий на тот, прежний; я была вполне уверена, что именно эта женщина дико и пугающе смотрела на меня тогда из дверцы в углу гостиной. Но теперь я уже знала ее историю и могла объяснить себе как ее первое удивление и страх, так и нынешнее грустное радушие.
- Оттепель, - продолжала она, глядя уже на Джона. - Послушайте!
И действительно, прислушавшись, мы различили звон капель, падающих с посеребренных инеем и льдом деревьев на камни.
- Ты с улицы? - спросил Джон.
- Да. Несколько часов назад за мной послала мадам Марджери. Она нянчила меня, когда я была ребенком, если вы этого не знаете. Я как-то навещала ее, больную, в лондонском госпитале. Помните?
- О, да. Я знаю ее. Ты привезла ее сюда. Я хорошо ее помню, - сказал Джон. - Так она больна?
- Она очень больна. Я обещала навестить ее еще раз. Я только что вернулась, мне надо захватить то, что она просила ей принести. Мне пора итти.
Затем Джудит снова подошла к окну и выглянула на улицу, точно не желая никуда уходить, и я никогда не забуду, каким усталым было в эту минуту ее лицо. Бедная Джудит! Росту она была выше среднего, с сильными, волевыми чертами лица и длиннейшими, густыми, очень темными волосами, которые в ярком свете лампы, висевшей у нее прямо над головой, отливали золотом. Я подумала о том, как бы она была красива, если бы из ее лица ушло что-то - я не могла понять, что именно. Усталым жестом она приложила руку ко лбу, точно ее сознание было так же утомлено, как и тело, а потом снова посмотрела на меня.
Непостижимая отрешенность ее лица совершенно потрясла меня. В глазах ее застыло то выражение тоски и растерянности, какое читается во взоре человека, сбившегося с дороги. Это так меня поразило, что я сказала:
- О, нет, не ходите туда; или пусть Джон пойдет вместе с вами.
Мне почудилось, что эту несчастную женщину, выйди она в ту влажную темноту, где звучало эхо падающих капель, поджидает на улице что-то ужасное.
- Не собираетесь же вы в самом деле итти туда одна? - продолжала я.
Она улыбнулась:
- Это недалеко. Вон там, прямо за теми высокими кедрами. Надо итги по торфу. Но это неважно. Дело не в том, чтобы итти туда. И не в том, что мне одиноко. Важно то, что я не знаю,что мне делать , Мэри! - продолжала она, некогда я так мечтала увидеть вас. Некогда я так вас любила - там... не подходите ко мне, дитя мое, в этом красивом платье, с меня просто течет. Вы вызываете у меня в памяти незабвенные времена, когда мне было не больше лет, чем вам сейчас. Но вы с Джоном верите друг другу. Да, Джон, тебе пришлось сыграть с нами шутку, чтобы показать свою невесту, - и она тихо, мелодично рассмеялась.
- О, только не говорите об этом! - покраснев, вскричала я. - С той минуты, как я здесь, я из-за того ужасно себя чувствовала. Я не знаю, что скажет отец, но Джон говорит, что все уладит.
Тут я осеклась и подумала, что очень неуклюже было с моей стороны упомянуть перед Джудит об отце, но она, казалось, не придала тому никакого значения.
- Ваш отец очень строг? - спросила она.
- Он очень честен и щепетилен, и не потерпит, чтобы я пользовалась чужим именем даже просто шутки ради.
- И все-таки Джон привез вас в Колверли, находчиво воспользовавшись ошибкой моей матери. Так или иначе, вы можете рассказать теперь своему отцу, что я была очень рада вас видеть, - и потом снова тоскливо добавила, - но мне надо итти.
- Вот что, Мэри, - бодро сказал Джон. - Много времени это у тебя не займет. Сейчас всего одиннадцать. Ступай переоденься в свое дорожное платье. Мы ведь много всего взяли из непромокаемой ткани. Смотри, какая яркая сегодня луна. Мы пойдем к госпоже Марджери все втроем, если уж Джудит непременно нужно туда пойти.
- Да, я должна пойти туда, - прошептала она, глядя на меня и точно пытаясь определить, что я буду делать. Я же, разумеется, решила повиноваться Джону.
- Я вернусь через пять минут, - воскликнула я и побежала в свою комнату.
Думаю, у меня и в самом деле ушло не более десяти минут на то, чтобы переодеться в свое черное дорожное платье и застегнуть плащ-дождевик. Я надела свои самые крепкие туфли, на лицо - самую густую вуаль, на плащ воротник-капюшон. И вот снаряженная таким образом для прогулок при луне в рождественскую ночь я вышла из своей комнаты и застала Джона в ожидании меня подле столика, на котором стоял подсвечник с зажженными свечами и лампа.
