Путешествие в страну летописей - Натанов Натан Яковлевич (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Все ли вспахано?
Вот знакомые строки.
1044 год. «…В тот год сел на столе в Полоцке Всеслав, которого мать родила с помощью волхвования. Когда мать родила его, у него на голове оказалось язвено (язва). Волхвы же сказали матери его: «То язвено навяжи на него, пусть носит его до конца дней своих», и носит его Всеслав до сего дня: потому и не милостив на кровопролитие».
На первый взгляд, ничего особенного. Ясно, что запись сделана при жизни Всеслава («носит… до сего дня»).
Но ведь «князь-оборотень», как точно сообщает летопись, скончался 14 апреля 1101 года, а Нестор работал позже этого события!
Значит, эти строки не принадлежат Нестору и тем более — ни Сильвестру, ни Мстиславу. Кому же?
А откуда мог Нестор знать, что князь Всеволод вышел навстречу половцам точно 2 февраля 1061 года? Будущий летописец был тогда не старше десяти лет. Ян Вышатич? Но ни он, ни его родичи дневников не вели. Иначе в их рассказах сохранились бы точные даты. К тому же Ян и Вышата в те годы служили далеко от Киева.
Кто записал, что в 1029 году «мирно было»?
Итак, 9 глав этой книги убеждали читателя, что Нестор — первый русский летописец. Но в самом конце его извещают: первым русским летописцем Нестор не был!
Эпилог
Неожиданное восклицание, завершившее последнюю главу, вероятно, привело в немалое смущение читателя, уже предвкушавшего давно заслуженный отдых после длительных летописных странствий: неужели конец нашего повествования грозит превратиться в начало нового? Но поспешим читателя успокоить: мы лишь заглянем в непройденные нами части громадного мира летописей…
«Из «Повести временных лет» можно, вероятно, выделить «Повесть древних лет», но это было бы, скорее, дело художественное, чем ученое…» Эти слова сказаны около 100 лет назад известным историком Н. И. Костомаровым. Они свидетельствуют о том, что некоторые специалисты уже давно допускали существование какого-то «донесторового» летописания («Повесть древних лет»), но поиски его считали делом безнадежным или, как заметил не без усмешки Костомаров, «скорее, делом художественным». Но прошло всего несколько десятилетий, и «дело ученое» было сделано. Наука проникла наконец в таинственную и совершенно не исследованную область такого древнего летописания, о котором до тех пор и думать не решились.
Геологам известно, что древнейшие пласты, относящиеся к ранней истории земли, выходят кое-где на самую поверхность, открыто предъявляя свидетельства о давно прошедших событиях и исчезнувших обитателях планеты.
Подобное случается также в мире старых книг и летописей. Внимательно изучая их, можно вдруг натолкнуться на «древнейшие слои» — тексты давно погибших рукописей, неведомо как забредшие на страницы книг, созданных в более поздние века.
Но не каждому откроются замаскированные памятники минувшего: сотни лет ученые равнодушно расхаживали по интереснейшим отложениям геологических эпох, о том даже не подозревая. Так же и многие поколения филологов и историков пробегали глазами по строчкам древнейших «пластов», не замечая их.
А «геолог», который первым обнаруживает в летописи невидимые слои, — это все тот же великий разгадчик Алексей Александрович Шахматов.
«Выход древних пород» он открывает на сей раз у берегов Волхова, в Великом Новгороде.
Новгородская республика, конечно, вела свои летописи. Они дошли до наших дней в довольно большом количестве. В их числе находится и так называемая Новгородская первая летопись, составленная около 1435 года. Она подробно рассказывает о главных событиях в Новгороде в течение ряда веков. Однако на первых нескольких десятках листов наряду с новгородскими встречается немало киевских известий: походы первых князей на Царьград, крещение Руси и много других записей, уже знакомых нам по «Повести временных лет». Можно подумать, что какой-то новгородский монах получил из Киева список Несторовой летописи и, как водилось, поместил ее текст перед своим.
Однако начало Новгородской летописи совсем не такое, как в Лаврентьевском, Ипатьевском и других знакомых нам списках.
На первом же листе: «Временник, в котором помещается летописание князей и земли Русской, и как избрал бог страну нашу на последнее время, и грады начали бывать по местам, прежде Новгородская волость, потом Киевская, и о доставлении Кия, как во имя его назвался Киев…»
Куда-то исчезло привычное «Се повести временных лет». Нет никаких намеков на черноризцев. Труд назван «Временником», что означает примерно то же, что и «Повесть временных лет», то есть «Рассказ о временах».
Приглядевшись к первым страницам той же летописи, Шахматов замечает еще кое-какие непривычные явления. Наряду с целыми листами, дословно совпадающими с Несторовым летописанием, наблюдаются и большие отличия: многие интересные легенды и сведения, имеющиеся в «Повести временных лет», здесь отсутствуют.
Первая дата у Нестора — 852 год, а здесь 854. Рассказ о смерти «Вещего Олега» в «Повести временных лет» датируется 912 годом, во «Временнике» — 922. Нестор не утверждает прямо, какой город древнее — Киев или Новгород, хотя все его симпатии на стороне приднепровской столицы. А Новгородский свод в первых же строках извещает, что «прежде Новгородская волость, потом Киевская…»
Выводы Шахматова, как всегда, столь же дерзки, сколь и обоснованны: в начале Новгородской летописи помещена не «Повесть временных лет» в какой-то новой редакции, а летописное произведение более древнее, чем труд Нестора!
Уже один этот вывод — очень важное открытие. Но Шахматов, как всегда, идет дальше и делает интересную попытку определить, кто, где и когда написал этот труд. Вопрос «где» кажется самым легким: если текст не встречается ни в каком другом летописании, кроме Новгородского, да к тому же с первых строк стремится возвеличить северную столицу, то как будто бы ясно, что «Временник» родился на берегах Волхова и Ильменя.
Но, как часто бывает в науке, самое очевидное — не всегда самое правильное! Родиной этой летописи оказался… Киев, мало того — тот же Киево-Печерский монастырь, где впоследствии была создана «Повесть временных лет».
Хотелось бы воспроизвести ход мысли Шахматова, однако подобный разбор доказательств великого ученого нарушит необходимую краткость эпилога… Выводы, только выводы!
Определив место рождения «Временника» — Киев и Печерский монастырь, — Шахматов сразу устанавливает исторический период, к которому можно отнести создание летописи: не раньше середины XI века, когда образовалось Печерское братство, и не позже 1100 года, когда уже писал Нестор.
Но полвека слишком большой промежуток, и мысль ученого последовательно «сжимает» это пятидесятилетие, исключая из него год за годом, пока не получается точный, особенно для такой глубокой древности, результат: между 1093 и 1095 годами. Таким образом «Временник» родился всего лишь за несколько лет до Несторовой летописи.
Мореплаватель, впервые увидевший неизвестную землю, имеет право дать ей имя. Такое же право дано ученому, извлекшему из бездонного моря прошлого совершенно неизвестный труд.
Шахматов награждает «новую» летопись именем почетным: «Начальный свод».
Вслед за тем удалось отыскать и автора… Им оказался печерский игумен Иван, тот самый, который резко осудил бесчинства князя Святополка, за что и был отправлен в ссылку.
Хотя Иван писал в самом конце XI века, то есть незадолго до Нестора, — то было совсем иное время. После 1100 года монастырь и князь живут в мире, но во времена Ивана печерцы еще открыто обличают княжеские раздоры и «несытства», разоряющие и ослабляющие Русскую землю. И такой же мятежной, дерзкой была летопись.
Эту крамольную летопись Нестор читает и использует, смягчая во многих местах ее смелый дух во избежание княжеской немилости. Но зато автор «Повести временных лет» вносит в свою летопись факты и даже целые истории, которых в труде его предшественника не было.
