Легендарный барон - Князев Николай (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
В половине января 1921 г. Казагранди выступил с отрядом численностью в 100 всадников в поход в приграничный поселок Модонкульский, Забайкальского войска, лежащий примерно в 230 верстах на северо-восток по воздушной линии от заимки Шишкина. После незначительного сбоя с советской пограничной заставой, белопартизаны вошли в поселок. Казагранди и чины его отряда питали в глубине своих сердец надежду на то, что население поддержит их порыв, даст добровольцев и вооружение; но при первом же соприкосновении с действительностью испытали жестокое разочарование: они были встречены с почти открытой враждебностью, а ночью подверглись предательскому нападению, о котором ни один казак не нашел нужным их предупредить. Лишь хладнокровие и распорядительность полковника Казагранди спасли отряд от совершенного уничтожения.
Казагранди отошел от Модонкуля в юго-восточном направлении. В середине февраля месяца он прибыл на заимку братьев Сухаревых, которая находилась в 100 верстах на юго-восток от Модонкуля и в 160–180 верстах к северу от Ван-хурэ.
Хозяин заимки, сотник Сухарев, имел в своем подчинении 50 казаков-партизан, размешенных им по заимкам того района. По предложению полковника Казагранди он составил из этих людей сотню и влился в его отряд. Во время пребывания в этой заимке Казагранди впервые услыхал о бароне Унгерне. В двадцатых числах февраля месяца 1921 г. Казагранди отправил первое свое донесение барону, с целью завязать с ним прочные отношения. Проездом в Ургу, офицеры полковника Казагранди сделали остановку в Ван-хурэ. От них жители этого города узнали о полковнике Казагранди и поспешили пригласить его к себе, так как требовалось срочно разоружить китайский гарнизон, во избежание повторения тех событий, которые незадолго перед тем имели место в других пунктах Северо-западной Монголии и окончились погромом всего населения.
Казагранди прибыл в Ван-хурэ 1 марта, а Сухаревскую сотню оставил на Селенге, в виде заслона от красных. По приезде в Ван-хурэ, Казагранди получил от князя полномочия объединить русских военных беженцев, проживавших в северо-западном секторе Монголии, и тотчас же приступил к формированию русско-монгольского отряда. Кадром для отряда полковника Казагранди, таким образом, послужили следующие группы: 70 повстанцев-голумедцев (из села Голумеди, расположенного в Иркутском районе близ Черемхова), затем нескольких десятков казаков-забайкальцев и иркутян и, наконец, из всех способных носить оружие русских и бурят, которые оказались в данном районе ко дню объявления мобилизации.
Казагранди первоначально сформировал русский конный дивизион двухсотенного состава. После же получения от князя мобилизованных последним монголов, развернул свой дивизион в бригаду из трех полков: 1-го Хытхытского конного полка (из одного русского эскадрона и одной монгольской сотни), с поручиком Арямовым во главе, и 2-го Хангинского казачьего полка (из одной казачьей сотни и одной монгольской) с есаулом Петровым в должности командира полка. Третий же полк предположено было создать исключительно из монголов, с бурятами унтер-офицерами в качестве инструкторов.
Сотня Сухарева вскоре ушла к барону в Ургу. Ванхурэнский отряд был чрезвычайно беден вооружением: на две сотни основных имелось лишь 90 винтовок русского образца и 2 пулемета. Только в апреле месяце Казагранди получил — и уже от барона — винтовки, пулеметы и одно орудие.
Прибытие унгерновцев нарушило мирное течение жизни Казагранди и чинов отряда. Их пугала специфическая дисциплина унгерновских войск, а первое же знакомство с некоторыми нашими распорядками повело к тому, что имя грозного барона вызывало у них трепет.
Интересно проследить, как складывались отношения между бароном Унгерном и входящим в игру новым партнером, полковником Казагранди. Вскоре после того, как Казагранди донес в Ургу, что он и его отряд подчиняются барону, в Ванхурэ прискакал курьер с сообщением о тревожном положении в районе Дзаин-шаби (по карте — Дзаин-гэгэн-хурэ, верст 200 на юго-запад от Ван-хурэ). Владетель Шабинского округа, Пандита-гэгэн-хутухта молил о помощи, так как китайские солдаты выступили против монголов и русских колонистов, громят и избивают местное население.
Полковник Казагранди тотчас же поспешил в Дзаин-шаби с дивизионом своих всадников. Возвратился же он оттуда ровно через месяц. В отсутствие начальника гарнизона замещал полковник Васильев, на долю которого выпала в течение этого месяца обязанность дважды принимать у себя барона, приезжавшего со специальной целью — познакомится с полковником Казагранди.
Вот что рассказывает полковник И. В. Васильев о своей первой встрече с легендарным бароном («Воспоминания начальника штаба отдельного Русско-монгольского отряда имени полковника Казагранди», рукопись):
«В средних числах марта, когда полковник Казагранди находился в Дзаин-шаби, у меня как-то была срочная работа по штабу и я заработался до глубокой ночи. В 4-м часу я прилег на кровать, которая стояла тут же в штабе, за перегородкой, не успел я задремать, как услышал шум автомобильного мотора, и вскочил с кровати, на которой лежал, не раздеваясь. В комнату штаба вошел офицер в папахе; поверх полушубка пришиты генеральские погоны. Генерал поздоровался, снял папаху и сел к столу, не снимая полушубка. Это был высокий человек, в возрасте около 40 лет, худощавый, с выпуклым лбом и серыми, глубоко сидящими в орбитах, пронизывающими глазами, с редкими рыжеватыми волосами и длинными рыжими усами.
„Садитесь, полковник, и рассказывайте все: кто Вы, откуда, как образовался отряд и скоро ли приедет из Дзаина полковник Казагранди?“ В полной уверенности, что предо мной сидит ближайший сотрудник барона Унгерна, генерал Резухин, я спокойно и просто рассказал сначала все подробно о себе, начиная от Боксерской кампании [27] вплоть до момента встречи с полковником Казагранди в ноябре месяце прошлого года в Хытхыле, а затем изложил эпопею отряда Казагранди в Монголии и наши походы за русский рубеж. Во время моего рассказа генерал молча ел горячий ужин, наскоро приготовленный для него нашим китайцем — поваром. За чаем он начал расспрашивать подробности о полковнике Казагранди, о нашем отряде и о местных делах. Задаваемые им вопросы были коротки и отрывисты, и я также старался отвечать по возможности коротко. Осторожно я спросил об Урге, желая узнать, где барон и что он делает там. На мой вопрос генерал ответил: „Да вот, недавно к югу от Урги, у Чойрына я разбил около 10000 гаминовских солдат“.
Тогда только я понял, что предо мной не генерал Резухин, а сам барон, страшный барон Унгерн, и растерялся… Барон объяснил, что оставил генерала Резу-хина в Урге, а сам решил съездить к нам, чтобы познакомиться с полковником Казагранди и нашим отрядом. Он высказал сожаление, что не застал Казагранди в Ван-хурэ.
Мой безыскусный рассказ ему, видимо, понравился, но, увы, смелость покинула меня, и я стал в дальнейших разговорах сдержанным и осторожным. Барон это заметил и сказал: „Говорите, как раньше: просто, спокойно и правдиво“. Во время нашего разговора в штаб прибыли депутации от монгольского князя, от лам и от населения. Монголы нарядились в парадные халаты, и надели шапки, отороченные соболями с шариками и павлиньими перьями. Делегаты подносили хадаки. Они падали на колени, делали земной поклон перед бароном и, стоя на коленях, протягивали ему эти „платки счастья“.
Барон собрался уезжать в 9 часов, проведя ночь без сна. Заметно было, что ему у нас понравилось. Он свободно разговаривал со старшими чинами отряда и даже шутил с ними. Перед отъездом он позвал своего шофера: „Достань-ка там мешочек“, — приказал он. Минуту спустя шофер подал барону небольшой замшевый мешочек. Передавая мне эту вещь, барон сказал: „Вот здесь 1000 рублей золотом на нужды отряда. Большего жалования чинам отряда я платить не могу. Ну, а пока считайте по 30 рублей билонным серебром на каждого офицера и по 10 рублей на солдата“. Пожав мне руку, барон раскланялся с чинами отряда, сел в автомобиль и укатил в сторону Урги».
