Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием - Лихачев Д. А. (мир книг .TXT) 📗

Можирон в нетерпении осыпает молящегося бранью, утверждая, что тот молится слишком долго. Наконец Риберак поднимается, с оружием в руках набрасывается на противника и сразу же проводит тому сильный удар в корпус. Раненый шаг за шагом отступает, но Риберак не отстает, и вот Можирон падает. Однако в падении он выставляет вперед острие своей рапиры, несчастный Риберак напарывается на него и падает замертво. Можирон тоже умирает с ругательствами на устах.

А что же сами дуэлянты? Келюс явился на бой с одной лишь рапирой; однако, видя, что Антрангет вооружен еще и кинжалом, требует, чтобы тот от него отказался, но противник возражает:

— Это ты поступил глупо, что оставил кинжал дома; ведь оговоренное нами оружие — рапира и кинжал. Мы сюда пришли драться, а не обсуждать мелочи всякие!

Келюс активно атакует и слегка задевает руку противника, но его собственная левая рука оказывается жестоко покалеченной в попытке парировать один из оборонительных ударов соперника. Антрангет вовремя атакует и вовремя уклоняется, не говоря уж о том, что наличие кинжала обеспечивает ему дополнительное преимущество, и ему удается несколько раз проткнуть противника, так что в конце концов тот зашатался и упал; Антрангет готов уже добить его, но Келюс, взмолившись, упрашивает удовлетвориться уже содеянным.

Что же до двух оставшихся секундантов, то, увидев, что все их друзья уже дерутся между собой, Шомберг обращается к своему визави:

— Дерутся уже все четверо: что нам делать? — подразумевая тем самым предложение разнять их.

На что Ливаро отвечает:

— Значит, и мы должны драться, во имя нашей чести! — что само по себе странновато, поскольку раньше секунданты никогда не дрались.

— Со всей душой, — соглашается Шомберг, и они вступают в бой.

Шомберг мощным «мандритто» срезает сопернику всю левую щеку, но Ливаро отвечает более чем достойно и протыкает немцу грудь, свалив его замертво, после чего сам падает в обморок от потери крови.

Генрих III в отчаянии — у него было два любимых фаворита, и вот Можирон убит, а Келюс — при смерти. Король обещает тысячу франков врачу, который сможет исцелить его, а еще тысячу — самому Келюсу, дабы поднять его дух; но одна из полученных им ран была смертельной, так что врачи оказались бессильны. Смерь Келюса погружает короля в беспросветную печаль, он вынимает из ушей покойного собственноручно вдетые в них когда-то серьги и, приказав срезать ему волосы, сохраняет их как реликвию. Кроме того, Генрих запрещает любые дуэли в своей стране под страхом разжалования и смертной казни; в Париже он воздвигает храм Святого Павла с превосходными мраморными скульптурами обоих погибших и выражает свою скорбь по ним самыми необычными способами.

Почти все действующие лица только что описанной драмы умирают. Келюс и Можирон погибли сразу; добрый Риберак умер от ранения в гостинице де Гиза, куда его доставили после боя. Антрангет, отделавшийся легким ранением руки, предусмотрительно бежал от гнева монарха, который, несомненно, укоротил бы удачливого дуэлянта на голову, попадись тот ему в руки. О немце Шомберге мы больше ничего не слышали, видимо, он встретил свою смерть на острие рапиры Ливаро. Самого же беднягу Ливаро срезанная Шомбергом щека начисто лишила былой красоты, и Генрих, который всегда предпочитал красавчиков, охладел к нему, так что тому пришлось искать новых развлечений, и, похоже, он нашел их, потому что два года спустя после той ужасной тройной дуэли он встретился с маркизом де Мальере, и сейчас мы увидим, чем это кончилось.

Месье маркиз де Мальере, старший сын месье де Пьенна, только что вернулся из Италии, куда ездил завершать свое образование и где изучал, помимо прочего, искусство владения «множеством видов оружия», особенно, конечно, самым популярным набором — рапирой и кинжалом, которыми он научился орудовать с выдающейся ловкостью и искусством. Он сразу же является ко двору, где встречает, как и следовало ожидать, теплый прием. Однажды на балу случилось ему поссориться с нашим старым знакомым, синьором де Ливаро, — по серьезному ли поводу или просто по gaiete de coeur [39]— не упоминается. Ливаро еще со времен знаменитой дуэли миньонов весьма гордится своей репутацией mauvais garcon — плохого парня — и считает, что перед ним не может устоять ни мужчина, ни женщина; в общем, к соседям своим он испытывает уже нечто вроде презрения. Воспылав страстью к некоей придворной даме, он столь ревниво стал на страже ее красоты, чести и богатства, что никого к ней просто не подпускал. Маркиз же, красивый и смелый молодой человек в возрасте примерно двадцати лет, узнав об этом, отваживается заговорить на балу с упомянутой дамой. Ливаро в своей высокомерной манере отвечает вместо нее, причем ответ выходит столь оскорбительным для Мальере, что тот вспыхивает, кг к сноп сена, требует удовлетворения, и они договариваются о встрече на следующий день один ни один, не беспокоя никого из друзей, на небольшом островке посреди реки, возле города Блуа.

Утром они верхом отправляются на условленное место; с ними нет никого, кроме слуг. Сам бой длится недолго: после пары первых движений маркиз, демонстрируя свою итальянскую выучку, одним из хитрых ударов укладывает фехтовальщика, пережившего дуэль миньонов, теперь уже навсегда. Однако и победитель тут же принимает коварный удар от подлой руки слуги Ливаро. Этот человек хоть и был простолюдином, но все же имел представление о владении шпагой и скрыто принес ее на дуэль (по своей воле или по хозяйскому наущению — не известно); за спиной у маркиза он обнажает ее, протыкает Мальере насквозь. Заметим с удовлетворением, что этот бесчестный поступок был замечен, слугу поймали и живо вздернули, дав ему лишь сказать в свое оправдание, что это была месть за смерть доброго хозяина.

Глава 17

К чему привела дуэль миньонов

Из предыдущей главы мы знаем, как после, смерти Келюса, Можирона и остальных членов своей команды недоброй памяти монарх издал указ, запрещающий любые дуэли на всей территории своего доминиона под страхом смерти и прочих неприятностей. На деле же получилось, что он сам же и превратил свои угрозы в насмешку, ибо воздвиг мраморные памятники тем, кто погиб именно на дуэлях, да еще с подробным описанием выдающихся доблестей и славных подвигов этих героев. В общем, почести, возданные этим миньонам, и чувства, демонстрируемые по отношению к ним монархом, вкупе с созданной им репутацией более чем подтолкнули множество преданных, но легкомысленных королевских подданных к тому, чтобы последовать их примеру, и никакие угрозы монарха не могли их от этого удержать, ибо все здраво полагали, что истинные чувства повелителя все же на стороне дуэлянтов.

Молодой барон де Бирон, который впоследствии, при Генрихе Великом, станет в силу множества своих достоинств маршалом Франции, был любимцем герцога д'Эспернона, сменив на этом посту месье де Келюса. Бирону нравилась наследница Комон, молодая дама, чье чрезвычайно богатое состояние делало ее предметом увлечения многих молодых людей; однако эта золотая жила привлекла также и месье де Каранси, старшего сына графа де ла Вогийона. Оба молодых дарования прекрасно понимали, что две собаки и одна кость — не самое лучшее сочетание и за столь жирную и вкусную косточку придется побороться.

Так что при первом удобном случае, встретившись в узком коридоре, они совершенно случайно столкнулись. Бирон, то ли потому, что у него не было с собой шпаги, то ли потому, что он просто вышел из себя, хотел было драться прямо на месте на кулаках, но Каранси, положив руку на рукоять шпаги, отказался от столь вульгарного способа, предложив решить дело по-благородному. Местом для проведения дуэли соперники выбрали тихий деревенский уголок недалеко от Парижа и тайно, чтобы не беспокоить плохо относящегося к подобным затеям короля, ускользнули из города. Бирон взял с собой своих друзей — Логиньяка и Жаниссака, а Каранси сопровождали Эстиссак и ла Бастид. Стоит середина зимы, погода плохая, валит снег — но наши дуэлянты так разгорячены, что не чувствуют холода, зато никто, кроме какого-нибудь случайного крестьянина, не увидит их дуэли.