Уроки Красного Октября - Фроянов Игорь Яковлевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Индустриализация спасла Россию, обеспечив ей (наряду с моральной стойкостью советского народа) победу в войне с гитлеровской Германией – одной из самых кровопролитных и тяжелых войн в российской истории. Недаром знаменитый английский историк А. Дж. Тойнби говорил: «Коммунистическая техническая революция в России предопределила победу над германскими захватчиками во Второй мировой войне…» [360] Касаясь политики индустриализации в СССР, он отметил, что в «период с 1928 по 1941 год коммунистический режим попытался сделать для России то, что удалось Петру 230 лет назад» [361]. Ученый допустил здесь, на наш взгляд, неточность, ибо «коммунистический режим» не попытался, а сделал то, в чем нуждалась Россия: индустриализировал страну, преодолев ее техническую отсталость. «Коммунистический режим» даже превзошел Петра в том, что большевикам удалось не только поднять Россию в научно-техническом отношении на уровень западного мира, но и вовлечь миллионные массы в творческую созидательную работу, вызвав энтузиазм первых пятилеток [362]. Разумеется, имело место и принуждение. Но был также и душевный подъем. При Петре же все делалось «неволею». «Главное, что удалось сделать большевикам, – отмечал Б. Рассел, – это зажечь надежду или, во всяком случае, многократно усилить, донести до широких слоев ту надежду, которая прежде теплилась в сердцах немногих…. Мы лишь поверхностно поймем ситуацию в России, если забудем о надежде, которая является движущей силой всего происходящего».
Победа над Германией не избавила СССР от внешней опасности. Известная речь У. Черчилля в Фултоне с полной очевидностью показала, что Запад был и остается смертельным врагом России. Речи западных политиков приобретали зловещий характер на фоне атомных бомбардировок Японии и последовавшего за ними ядерного шантажа. Надо было принимать ответные меры, что требовало нового напряжения народных сил, ослабленных и без того тяжелейшей войной. Но и на этот раз существующая в СССР система государственного капитализма оказалась настолько эффективной, что монополия Запада на ядерное оружие была ликвидирована в считаные годы.
Итак, в послереволюционное время, в довоенный и послевоенный периоды сохранялась реальная военная угроза России со стороны Запада. Вот почему мы утверждаем, что именно Запад явился главным препятствием построения социализма в СССР, задержав этот процесс на стадии социально ориентированного государственного капитализма, т. е. системы, наиболее способной обеспечить оборону страны в условиях постоянной внешней опасности, нагнетаемой западным миром. Переход от государственного капитализма к социализму, сопровождаемый децентрализацией экономики и власти, соединением производителя со средствами производства через формирование собственности осуществляющих обмен взаимными услугами трудовых ассоциаций и коллективов, был бы в этих конкретных исторических условиях гибельным для России. И. В. Сталин прекрасно понимал это и потому не пошел дальше создания социально ориентированного государственного капитализма, превратив его в мощную цитадель независимости и суверенитета СССР.
Переход к следующей социалистической ступени был реален лишь тогда, когда была устранена опасность внешнего нападения. Это произошло с изобретением водородной бомбы и созданием ракетно-ядерного оружия. В результате военное нападение на СССР стало невозможно, как и нападение СССР на западные страны. К началу 60-х годов обычная война между Россией и Западом потеряла всякий смысл, ибо в ней не могло быть победителя [363]. Н. С. Хрущев в своих «Воспоминаниях» приводит характерное на этот счет высказывание президента США Джона Кеннеди: «Мы, Соединенные Штаты Америки, располагаем термоядерным оружием, которым можем дважды уничтожить Советский Союз. Но и Советский Союз располагает термоядерным оружием, которым он может уничтожить США единожды, так что второго раза уже не понадобится» [364].
С созданием термоядерного оружия, гарантирующего внешнюю безопасность СССР, социально направленная система государственного капитализма с ее «командными высотами» в экономике и тоталитарной властью в общественной жизни исчерпала свой исторический ресурс. Появилась возможность преобразований и перевода страны на социалистические рельсы. Однако у партийного и советского руководства не хватило ни интеллекта, ни воли, да и, быть может, желания, чтобы продолжить социалистическое строительство, задержанное более чем на два десятилетия причинами внешнего свойства. После смерти Сталина руководящая верхушка передралась в борьбе за власть. Пигмеи делили наследство Колосса. Им было не до страны и народа [365]. Момент был упущен, и вследствие этого началось загнивание отжившей свой век системы, вызвавшее ее отторжение обществом. Создавалась почва для контрреволюции.
Совсем иначе повели дело противники России. Быстро осознав суть произошедшего, они ловко поменяли стратегию горячей войны на стратегию войны холодной, перенеся центр тяжести в область идеологического противостояния, конечной целью которого было разложение советского общества изнутри через малозаметную, как выражался И. А. Ильин, «инфильтрацию его души и воли». Основные принципы этой политики сформулировал Аллен Даллес уже в 1945 г., когда еще не остыло тепло пожатья рук друзей и союзников по антигитлеровской коалиции: «Посеяв в России хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность. Отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубине народных масс. Литература, театры, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, – словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу: все это мы будем ловко и незаметно культивировать… И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище. Найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества» [366].
Посредством такой «инфильтрации» спецслужбами Запада была выращена целая популяция так называемых «агентов влияния», взращена податливая на пропаганду Запада «интеллигентская» среда [367]. В результате во второй половине 80-х годов «правящая элита партии и государства сменила курс, сделав «партийным курсом» антикоммунизм и использовав традиционные методы и ресурсы партии (типичный представитель этого явления М. С. Горбачев, но наиболее яркий, откровенный – А. Яковлев, а также выращенные ЦК КПСС Е. Гайдар, Г. Явлинский, А. Чубайс и прочие «демократы»)» [368]. А. И. Подберезкин, слова которого мы только что процитировали, пишет: «Никто не знает до конца, где, когда и кем в партийной элите было принято решение о смене курса, но, что такие решения были приняты уже не в узком кружке, а в достаточно широком коллективе, просматривается точно: процесс эволюции, радикализации этих решений на полуофициальном уровне, очевидно, начался не позже 1986 г.» [369].
360
Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории. С. 159.
361
Там же.
362
В «технологическом соревновании» России с Западом Тойнби абстрагируется от субъективного фактора, переводя суть проблемы в плоскость промышленного развития: «Петр запустил Россию на орбиту технологического соревнования с Западом, и по этой орбите она движется по сей день. Россия никогда не могла позволить себе отдохнуть, ибо Запад постоянно делал новые броски. Так, Петр и его потомки в XVIII веке подняли Россию на уровень Западного мира того времени, благодаря чему русские смогли победить шведских захватчиков в 1709 году и французских агрессоров в 1812-м, но уже в XIX веке Промышленная революция на Западе вновь оставила Россию позади, и – как следствие – Россия потерпела поражение от германского вторжения в ходе Первой мировой войны, так же как двумя веками раньше она пострадала от поляков и шведов. Современное коммунистическое автократическое правительство смогло смести царизм вследствие поражения России в 1914–1918 годах от западной технологии, и в период с 1928 по 1941 год коммунистический режим попытался сделать для России то, что удалось Петру 230 лет назад. Во второй раз в современной фазе своей истории России пришлось по воле самовластного правителя пуститься ускоренным маршем вдогонку за западной технологией, которая в очередной раз ушла вперед; и сталинский тиранический путь технической вестернизации осуществлялся, как это было в петровские времена, через тяжкие испытания и принуждение» (Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории. С. 159). Такой подход несколько обедняет историю России вообще и СССР в частности, лишая последний революционного порыва, устремленного в будущее, порыва, который во многом определял успехи строительства нового общества. Впрочем, Тойнби тут же отчасти корректирует свою позицию. Он пишет: «Технология – это всего лишь длинное греческое слово, изначально означавшее «сумка с инструментами»; нам следует спросить себя: какие инструменты имеют наибольшее значение в этом соревновании, все ли они служат показателем мощи и силы? Разумеется, этой цели служит и ткацкий станок и локомотив, как и пулемет, самолет или бомба. Но среди этих инструментов есть отнюдь не только материальные, но и духовные, наиболее мощные из всех, что создал Человек. Таким инструментом может стать, скажем, мировоззрение; и в новом раунде соревнования между Россией и Западом, открывшемся в 1917 году, русские бросили на чашу весов мировоззрение; и этот духовный инструмент способен перевесить материальные орудия Запада, подобно тому как в истории о выкупе Рима у галлов меч Бренна, брошенный на весы, перевесил все золото Рима» (там же).
363
Хрущев С. Никита Хрущев: Кризисы и ракеты. Взгляд изнутри. М., 1994. Т. 2. С. 488.
364
Хрущев Н. С. Воспоминания. Избранные фрагменты. М., 1997. С. 494.
365
Огромное значение для будущего страны имел факт преемственности власти. От того, кто станет во главе государства после Сталина, зависела в перспективе судьба СССР. Обществу необходим был реформатор, тонко чувствующий пульс жизни, глубоко понимающий ее потребности. Н. С. Хрущев, сменивший Сталина, не соответствовал этому предназначению. Он, как справедливо замечает Ю. П. Белов, «не был подготовлен к роли советского Дэн Сяопина. Не был подготовлен прежде всего потому, что не обладал для этого необходимой умственной культурой. Перечитаем его пространные речи, написанные аджубеевским пером. Мы не найдем в них ни глубины анализа, ни высокого уровня обобщений. Когда Хрущев говорил без текста, то обнаруживал такой бытовизм в суждениях, что окружающим становилось неловко» (Белов Ю. П. Не тужи, Россия. С. 45).
366
Цит. по кн.: Высокопреосвященнейший Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Одоление смуты… С. 72–73. – Владыка Иоанн так комментирует слова А. Даллеса: «Оглянемся вокруг: какие еще доказательства нужны нам, чтобы понять, что против России, против русского народа ведется подлая, грязная война, хорошо оплачиваемая, тщательно спланированная, непрерывная и беспощадная. Борьба эта – не на жизнь, а на смерть, ибо по замыслу ее дьявольских вдохновителей уничтожению подлежит страна целиком, народ как таковой – за верность своему историческому призванию и религиозному служению, за то, что через века, исполненные смут, мятежей и войн, он пронес и сохранил святыни религиозной нравственности, сокровенное во Христе понимание Божественного смысла мироздания, твердую веру в конечное торжество добра» (там же. С. 73).
367
Зюганов Г. А. Россия – Родина моя. Идеология государственного патриотизма. С. 75; Крючков В. А. Личное дело. М., 1997. 4.2. С. 389–390.
368
Подберезкин А. Русский путь. М., 1997. С. 30.
369
Там же. С. 32.