Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
Ф.С. Октябрьский. — Есть ли наши самолеты в воздухе?
Вот перлы-то! Командующий спрашивает у дежурного офицера то, что должен знать сам. Октябрьский, что? не знает, поднимал ли он в воздух авиацию или нет? По мысли Кузнецова, командующий флотом, дескать, был озабочен, как бы свои самолеты не сбить по ошибке. Может пассажирские самолеты, как птицы, летели стайкой? А то, что базу накроют бомбовым ударом, это, видимо, дело второе.
Н.Т. Рыбалко. — Наших самолетов нет.
А откуда дежурный узнал, что в воздухе нет наших самолетов? В окно выглянул? Видимо, позвонил, командующему ВВС флота. А время идет. Вражеские самолеты приближаются к базе. Октябрьский, как командующий, на удивление, как говорят, «тянет резину» и к тому же еще начинает угрожать дежурному по флоту расстрелом за то, что тот видимо, предлагает открыть огонь по самолетам. Рыбалко действует абсолютно правильно в соответствии с существующими правилами. Если вражеский самолет проникает в воздушное пространство базы, по нему должен быть открыт зенитный огонь и поднята истребительная авиация флота. Помните, как Головко пресекал попытки немецкой авиации проникнуть на территорию базы еще до 22 июня.
Ф.С. Октябрьский. — Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолет, вы завтра будете расстреляны.
Вообще, это читается, как явный саботаж с целью не допустить открытия зенитного огня по немецким самолетам. А что? Возможны другие версии? Ладно бы, сказал Филипп Сергеевич, если собьете, мол, наш самолет — ответите. А то обоих — и начальника ПВО, и дежурного по штабу — сразу за жабры: расстреляю. За что?
Рыбалко не позавидуешь. Он пытается давить на командующего, ссылаясь на инструкции. Интересно, как Октябрьский выпутается из этой ситуации? Только, читатель не обольщайтесь его ответом. Это же пересказ самого Кузнецова.
Н.Т. Рыбалко. — Товарищ командующий, как быть с открытием огня?
Ф.С. Октябрьский. — Действуйте по инструкции.
На помощь, как всегда, приходит адмирал Кузнецов. Он пытается снять ответственность и с Октябрьского, и с самого себя. Ведь, сам же, только что, говорил ранее, что своими телефонными звонками перевел флот на полную боевую готовность, то есть, это когда моряки уже стоят на боевых постах у пушек. Трибуцу говорил, что стрелять по врагу «можно и нужно». И вдруг: неизвестные самолеты; нежелательные осложнения. Что? Октябрьскому эти слова забыл сказать? А против какого же врага, тогда Кузнецов изготовил флота — Северный, Балтийский и Черноморский? Неужели, против турок? Им, вроде, несподручно было бы воевать на Севере, если их туда, конечно, не зашлет наше начальство.
А может и ничего не говорил командующему? Видимо, поэтому и написал, что передал сообщение Елисееву, а не Октябрьскому.
Но тут же, поясняет читателю…
«Я дословно привожу записи Н.Т. Рыбалко не для того только, чтобы дать характеристику людям. Хочется пояснить, как было трудно принимать первые решения, означавшие переход от мирного времени к войне. Ведь дело касалось Севастополя — главной военно-морской базы Черноморского флота. Отдать здесь приказ об открытии огня всей системой ПВО по неизвестным еще в те минуты самолетам далеко не равнозначно открытию огня на какой-либо пограничной заставе, привыкшей ко всяким инцидентам. На командовании лежала большая ответственность: с одной стороны, не пропустить безнаказанно врага, а с другой — не вызвать нежелательного осложнения. Несколько позже, когда все флоты получили прямое разъяснение, что война началась, сомнения и колебания отпали».
По-моему, немцы своими бомбежками по базам, яснее ваших телефонных указаний, товарищ адмирал, разъяснили нашим морякам, что началась война.
Но читатель, из воспоминаний наркома ВМФ должен понять, для чего Октябрьский оставил при штабе Елисеева, ответственного принимать решения? Не для того ли, чтобы самому остаться «в тени»?
Но тот, на удивление, тоже оказался, не промах. Видимо, отделался фразой, что по таким делам, как стрельба по самолетам, пусть возьмет на себя ответственность командующий флотом. Вот Рыбалко и метался от одного к другому, пытаясь получить «Добро» на выполнение приказа. А помните воспоминания Кулакова? Там, ведь, это событие было представлено, с точностью наоборот.
«В эти минуты командир одного из дивизионов зенитно-артиллерийского полка, прикрывавшего Севастополь, соединился по телефону с командующим флотом».
Наш знакомый, начальник ПВО базы полковник Жилин, «пониженный» Кулаковым в должности до «командира дивизиона», имел возможность связаться только со штабом флота, с дежурным. Кто это будет его соединять с дачей командующего?
«Очень волнуясь, он сказал, что не сможет решиться открыть огонь: а вдруг самолеты наши и тогда ему придется отвечать за последствия.
Ф. С. Октябрьский потребовал прекратить неуместные рассуждения и выполнять приказ.
— В противном случае, — закончил командующий, — вы будете расстреляны за невыполнение боевого приказа».
Вон оно, как дело-то повернулось? Якобы, у одного из командиров низового звена поджилки затряслись. А выяснилось, что сам начальник ПВО базы Жилин криком кричал, немцы летят, что делать? А ему, видите, «впаяли» нерешительность, чуть ли не трусость. Хорошо, что Рыбалко, вроде бы, возьмет на себя смелость отдать приказ, а то неизвестно, чем бы дело кончилось? Конечно, немцам, по первым часам войны, на зенитки ПВО, лезть особо не хотелось, хотя цель была очень заманчивая. Могли бы хорошенько «проутюжить» базу. Конечно, сбросили бомбовый груз, не для этого летели, чтоб назад везти, и убрались восвояси. То, что немцы напакостили — это факт, за этим и летели. Поубивали мирных жителей Севастополя, морских мин на фарватер набросали. Нанесли ли урон базе — кто же теперь скажет? Если только в архивах сохранилось что-либо, по тем дням? Севастополь же сдали немцам. Документы могло, частично, и само начальство уничтожить, чтоб концы в воду. По сорок первому году, как правило, всегда «темные» дела.
Вот, например, адмирал Октябрьский. Ведь, всё же хватал за руки начальника ПВО, как бы Кулаков не расхваливал своего командующего. Но, начальственная круговая порука, как всегда выше правоты дела. Цитируем далее, воспоминания Кулакова в роли адвоката.
«Этот эпизод показывает, насколько трудно было некоторым нашим товарищам быстро „переключить себя“ на войну, осознать до конца, что она уже стала реальностью. Но я упоминаю об этом случае также и потому, что в отдельных военно-исторических произведениях появлялись утверждения, будто какие-то колебания насчет того, следует ли открывать огонь, возникали у командующего Черноморским флотом. Как человек, находившийся рядом с ним, могу засвидетельствовать, что никаких колебаний и сомнений на этот счет у Ф. С. Октябрьского не было…»
Понятно, что адмиралы «стояли плечом к плечу на капитанском мостике», да, еще, и под «бомбами»…
Кстати, а с чего бы это адмирал Кузнецов так озаботился мелкими подробностями, связанными с открытием огня по самолетам в далеком от него Севастополе?
Во-первых, надо было нивелировать воспоминания участников тех лет, таких как, например, офицер-подводник Иоселиани: что всё было не так. Сколько раз была переиздана книга Иоселиани и сколько Кузнецова? Во-вторых, повторюсь, выгораживая Октябрьского, Кузнецов и себя, рисовал в роли спасителя Отечества, накапливая, своего рода, дивиденды на будущее. Книги адмирала и по сей день красуются на полках магазинов. Официозу адмирал Кузнецов нужен, как некий противовес одиозному Жукову. Все же Георгий Константинович, выглядит несколько «дубоватым», в отличие, от «интеллигентного» флотоводца Кузнецова.
Последние штрихи по событиям в Севастопольском штабе. Как предположил, так, видимо, и получилось с Октябрьским. Он переложил ответственность за открытие зенитного огня на Елисеева, как ответственного по базе, на тот момент. А Кузнецов, как всегда поясняет:
