Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
Вот пример настоящего командира для подражания. Сразу подумал, что началась война.
«Выскочил из дому и побежал с холма вниз, к берегу бухты. Бежал по непривычно темным улицам — повсюду в Севастополе было погашено уличное освещение. Спереди и сзади слышался топот ног — многие моряки по тревоге спешили на свои корабли.
Катер ждал у Графской пристани. На нем было уже несколько офицеров с „Червоной Украины“. Приказал старшине немедленно идти к крейсеру, не дожидаясь остальных наших товарищей, тоже ночевавших на берегу (Понятное дело, в такое время корабль без командира. — В.М.).
— За ними сходите еще раз, — коротко бросил я.
Казалось, катер никогда так медленно не ходил. Наконец он стопорит ход у трапа, и я взбегаю на палубу крейсера. Сергиевский взволнованно докладывает:
— По большому сбору на корабле объявлена готовность номер один. К зенитным орудиям поданы боеприпасы. Есть распоряжение Военного совета флота: если над базой появятся чужие самолеты — открывать огонь.
С мостика говорю по телефону с командирами боевых частей. Все люди готовы к действию».
Голубчик, Николай Ефремович! Что за пушечная стрельба подняла Вас с постели. Неужели зенитчики разминались перед боем? Или стрельба из пушек тоже входила в сигнальную систему большого сбора?
Ну, что сказать в оправдание товарищу Басистому? Приходится фантазировать, да еще как! Какие лучи прожекторов на «темном» небе в четвертом часу утра? Притом, что данная июньская ночь самая, что ни наесть, короткая в году. Однако уже не исправишь написанное.
«Было уже более трех часов ночи, когда лучи прожекторов пронзили небо, крестиком засветился в них самолет. Ударили зенитки. Совсем недалеко, в районе Артиллерийской бухты, раздался мощный взрыв. „Крупными бомбят“, — подумалось мне. Позднее мы узнали, что взорвалась сброшенная с самолета на парашюте морская мина. Вместо бухты она попала на берег и сработала как авиабомба.
…Один из самолетов летит над рейдом. Крейсер вздрагивает от выстрелов — наши зенитные пушки бьют боевыми снарядами. Потом стрельба смолкает, гаснут лучи прожекторов. На рейде и в Севастополе устанавливается тишина».
Остается добавить, что город, видимо, продолжил досыпать прерванный сон…
А что случилось-то? Подумаешь, упало несколько бомб на город. В войну и не такое случается. А насчет «боевых снарядов» к зенитным орудиям, это как понимать? Оправдание, что ли? Дескать, как хорошо, что успели заменить холостые на боевые после учений? А «вздрагивающий» от зенитных выстрелов крейсер? От страха? — что так и не смог привыкнуть на учениях, или слабость конструкции корабля? Что же тогда будет с крейсером, случись открыть стрельбу главным калибром? Конечно, можно много иронизировать по поводу неуклюжих попыток адмирала Басистого представить себя и команду крейсера находящимися в состоянии полной боевой готовности, но, ей богу, это довольно малопривлекательное занятие.
«Утром обстановка окончательно прояснилась. Из штаба флота был получен семафор: „Фашистская Германия напала на нашу страну“. Напала. Не провокация, не какое-то недоразумение, а война».
Ну, как им из штаба «просемафорили», мы узнаем ниже, а сейчас хотелось бы подвести предварительный итог. Если отбросить в сторону все фантазии адмирала Басистого, то читается как дважды два, что ни о какой полной боевой готовности флота, о которой распинался нарком Кузнецов, и в помине не было. Даже, повышенная боевая готовность на корабле(ях) близко не стояла. Иначе, с чего бы это командир крейсера проложил курс к себе домой на вкусный ужин?
После случившегося налета немецкой авиации начинает рассказывать читателю, как вся команда стала дружно трудиться над приведением корабля в полную боевую готовность, которую, видимо, прервала бомбардировка. Время, читателю назвать постеснялся, и как в старые добрые времена ориентируется по солнцу. Наверное, впопыхах, забыл дома часы?
«Когда над Севастополем встало яркое солнце, я доложил командиру бригады крейсеров, что корабль к выполнению боевых заданий готов.
Первое боевое задание мы получили через несколько часов. Нам было приказано принять на борт мины и ночью вместе с другими кораблями выставить их в районе Севастополя…
Минеры крейсера во главе со своим командиром старшим лейтенантом Александром Давидюком отправились на береговой склад. Им предстояло принять мины, произвести предварительную подготовку к постановке, а затем на барже доставить их к борту крейсера.
Когда к кораблю подошла тяжело нагруженная баржа, на палубе закипела трудная и небезопасная работа. Краснофлотцы с величайшей осторожностью подхватывали висящие на грузовой стреле стальные шары, разворачивали их так, чтобы колеса тележки-якоря точно вставали на палубные рельсовые пути. Затем мины откатывали, выстраивали одну за другой и закрепляли. Всего на палубу было принято 90 мин — несколько меньше полной нормы».
Вот они наши злосчастные морские мины, «заботливо» оставленные на открытом воздухе. Повезло товарищу Басистому с товарищами, что «не накрыли» немцы склад с данными боеприпасами. Где бы были корабли и вспомогательные суда, типа этой баржи, когда поднялся бы «на воздух» боезапас флота? То-то Николай Ефремович озаботился после бомбежки немцев, сказав:
«Судя по всему, внезапный воздушный налет не имел успеха. Корабли на месте, корабли целы».
Данные мемуары вышли в свет в 1970 году, но уже, как видите, после «Воспоминаний и размышлений» Жукова. Поэтому подгонялись под официоз, что 22 июня в Севастополе, все было в ажуре. А вот мемуары упомянутого Николая Михайловича Кулакова вышли после мемуаров Николая Ефремовича. Как видите, товарищ Басистый не смог дать внятного пояснения, что за «пушечная пальба» подняла его с постели, поэтому схитрил, представив вторую стрельбу, как попытку зенитной артиллерии базы, и корабельной в том числе, вести огонь на поражение вражеских самолетов.
Кулаков, как помните, в первой части писал, что вражеские самолеты, дескать, делали неоднократную попытку прорваться к городу, но каждый раз, отгонялись артиллерией базы. Попытался, вроде, подыграть своему товарищу по званию.
А теперь предлагаю вниманию читателя воспоминания капитана 1-го ранга подводника Я. Иосселиани «В битвах под водой» изданные в далеком 1959 году. Еще только-только прошел XX съезд партии и к теме о начале войны, еще не подступали вплотную. Да и Жуков был в «опале» во времена Хрущева. Поэтому мемуарами «Воспоминаний и размышлений» еще некого было удивлять.
Что нам написал о предвоенном Севастополе офицер-подводник, мы сейчас узнаем.
«В субботу вечером, после длительного пребывания в море на учениях, в Северную бухту возвратились из похода крейсера, эскадренные миноносцы, сторожевые корабли, тральщики. У пирсов в Южной бухте ошвартовались подводные лодки».
Как видите, по свидетельству очевидца Ярослава Константиновича Иоселиани, корабли Черноморской эскадры возвратились с учений под самое начало войны, 21 июня, в субботу. И этому можно верить, так как всё станет ясным в дальнейшем. Таким образом, начальник Главного морского штаба И.С. Исаков к концу данного дня, предположительно, должен был оставаться в Севастополе. А не как утверждающий, ранее, член Военного совета Кулаков, что, дескать, Иван Степанович, еще 18-го июня убыл в Москву. Кроме того, никакой, даже повышенной боевой готовностью в воздухе и «не пахло». Экипажи кораблей радостно праздновали на земле окончание учений. А истосковавшийся по жене командир «Червонной Украины» товарищ Басистый, тоже, на радостях, вместе со всеми сошел на берег и отправился к своей семье.
Иосселиани вспоминает:
«Сойдя на берег, матросы и офицеры заполнили знаменитый Приморский бульвар и тихие улицы Севастополя. Шумно стало в Матросском клубе, где моряки веселились до поздней ночи.
