Воспоминания военного летчика-испытателя - Микоян Степан Анастасович (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
С утра полк вылетел тремя большими группами на линию фронта чуть севернее станции Котлубань. Я был в первой группе ведомым у командира полка. Когда мы подошли к району, я увидел перед собой находящийся в развороте ФВ-189, получивший прозвище «рама» из-за его формы, образованной двумя крыльевыми балками, к которым крепилось оперение. Может быть, Клещев намеренно отошел слегка в сторону, чтобы предоставить его мне. Я атаковал «Фокке-Вульф», довольно спокойно прицеливаясь (что меня потом удивило). Взял немного большее упреждение и открыл огонь, постепенно уменьшая упреждение. К сожалению, стреляла только пушка, имевшая небольшую скорострельность, а оба крупнокалиберных пулемета БС отказали, поэтому вероятность попадания была не очень велика. «Рама» разворачивалась с большим креном, дальность до нее уменьшилась метров до пятисот. «Рама» еще увеличила крен и перешла в пикирование. Я еще немного прошел за ней, но потом прекратил огонь и вернулся на свое место к ведущему. Перед вылетом мне строго-настрого было сказано: ни в коем случае не уходить от него. Ниже шла вторая наша группа, капитана Стародуба, и «раму» добили. Это была первая в моей жизни стрельба по воздушной цели.
Потом мы увидели бомбардировщики «Хейнкель-111». Они шли тройками, их было несколько десятков. Клещев и я подходили к ним первые. Я опять прицеливался по всем правилам и стрелял довольно спокойно. Как только мы открывали огонь, немцы поспешно сбрасывали бомбы (их было хорошо видно) и разворачивались в сторону Дона. Значит, мы не давали им прицельно бомбить, и, может быть, бомбы падали на немецкие позиции. Вели огонь и другие самолеты нашей и двух других групп. Мои пулеметы так и не работали, хотя я, как полагалось, еще раз сделал перезарядку. Сбитых самолетов перед собой я не видел, но потом выяснилось, что было сбито семь бомбардировщиков.
Вдруг по радио я услышал кричащий женский голос: «Мессера сверху! Мессера!» – это предупреждал наземный пост наблюдения. Радиостанции тогда стояли не на всех самолетах, и не все, которые были, работали, но летчики сами увидели подходящие выше нас немецкие истребители и вошли в оборонительный вираж. Мы сделали несколько виражей, я видел наш самолет впереди и, оглядываясь, с облегчением убеждался, что за мной идет самолет тоже с выкрашенным в красный цвет носом – это было отличие машин нашего полка. Вдруг метров на сто ниже меня под углом градусов тридцать проскочил самолет с желтыми полосами на крыле. Me-109! Я понял, что он пытался атаковать меня. Довернуть на него я уже не мог.
Один Як вышел вверх и стал энергично качать крылом – это командир полка призывал летчиков к себе. Необходимо было прекратить вираж и начать активный бой. Летчики наконец одумались и начали маневрировать по вертикали, а я пристроился ведомым к одному из них. У нас уже кончалось топливо, и мессера тоже стали уходить. На аэродроме летчики не смотрели друг другу в глаза – таким опытным, обстрелянным не к лицу было пассивно виражить. Я сказал техникам об отказе пулеметов, они повозились и заверили меня, что теперь все будет в порядке, но, увы, в следующем вылете все повторилось. Отказы БСов были тогда частыми, скандал в связи с этим дошел до самых верхов. Они, может быть, сыграли роль и в судьбе моего брата.
Во втором вылете мы тоже вначале вели бой с большим количеством бомбардировщиков, и я опять стрелял только из пушки. А потом снова появились «Мессершмитты». Мы некоторое время крутились в «карусели», а потом выходили из боя и возвращались домой, как и тогда, разрозненными парами и четверками сквозь густую дымку. Внизу видны были многочисленные огоньки, вспышки и разрывы – на земле шел ожесточенный бой. Оттуда поднималась дымка почти до трехкилометровой высоты. Сквозь нее проблескивали ленты Волги и Дона, а в стороне Сталинграда были видны пожары и черные дымы. В небе десятки и десятки самолетов, и больше немецких. Эта картина на всю жизнь врезалась в мою память.
Мой брат Володя – самый молодой летчик полка как по возрасту, так и по летному опыту. Ему в июне исполнилось восемнадцать, и прошло чуть больше полугода, как он окончил летную школу. Он – всеобщий любимец. Володя сделал несколько полетов в районе аэродрома – «на прикрытие». Перед днем наступления его самолет вышел из строя, поэтому в первых вылетах на линию фронта он не участвовал.
После двух напряженных боев летчики были в напряженном психологическом состоянии. Не слышалось обычных шуток, хотя обошлось пока без потерь. Видимо, все предчувствовали еще более тяжелые бои. Я хорошо помню необычный, горький вкус во рту, очевидно из-за нервного напряжения. Клещев предложил мне отдохнуть, а мой самолет отдать брату. Командир полка тоже остался на земле, группу повел командир эскадрильи Избинский, а Володя шел с ним в паре ведомым. Когда группа возвратилась и заходила на посадку, мы увидели, что недостает двух самолетов. На мою стоянку никто не зарулил. Может быть, Володя зарулил по ошибке на стоянку своей эскадрильи? Клещев взял меня в машину, и мы поехали вдоль самолетов. Но моего самолета нигде не было… Вторым невернувшимся оказался самолет Николая Шульженко (он выпрыгнул с парашютом).
Как рассказали летчики, наша восьмерка, в которой был Володя, атаковала бомбардировщики противника, а вверху появились «Мессершмитты». Герой Советского Союза Сергей Долгушин во главе другой группы подходил на подмогу первой и находился на удалении около пяти километров, когда увидел, как наш истребитель после атаки бомбардировщика вышел разворотом вверх, а немецкий истребитель спикировал на него и открыл огонь. Наш самолет медленно перевернулся и пошел к земле, потом в какой-то момент почти выправился в горизонтальный полет, но вдруг снова клюнул вниз и отвесно врезался в землю. Это был Володя. Очевидно, он был вначале тяжело ранен и пытался управлять самолетом, но потом потерял сознание. Один из наших летчиков говорил, что пытался отсечь немца огнем, но оружие его самолета отказало. Долгушин видел момент падения самолета и, вернувшись на аэродром, точно показал командиру место на карте в 12 километрах за линией фронта у излучины оврага недалеко от станции Котлубань. Мне об этом тогда не сказали. (Позже, когда полк возвратился в Люберцы, мой отец связался по телефону с Долгушиным и расспрашивал его об обстоятельствах гибели Володи.) Совсем недавно Сергей Федорович повторил мне свой рассказ.
Мне приходилось потом слышать, что молодых летчиков обычно постепенно натаскивали по возможности в не очень сложных боевых ситуациях. Однако с нами было не так. Первый бой – и сразу пекло…
Клещев повел меня в столовую, где уже собрались летчики. Есть я не мог, самочувствие было ужасное. Да и другие почти не притрагивались к еде. Клещев вызвал командира батальона обслуживания и приказал: «Водку на стол!» Мне тоже налили, но я не мог пить, зубы стучали о стакан. Меня все-таки заставили выпить, выпили и остальные. Не было заметно, чтобы кто-то опьянел, – я понял, что это лишь сняло напряжение. Я еще надеялся на чудо. К вечеру потеряли еще один самолет. Вдруг сообщили, что найден раненый летчик. Я подумал о Володе, но это оказался выпрыгнувший с парашютом Сергей Паушев (он умер в 1991 году).
Эти бои в сентябре 1942 года были частью неудавшейся попытки решительного наступления наших войск с северного направления с целью отсечения и разгрома немцев, осадивших Сталинград, которое в литературе практически не упоминается. Мне удалось только в одном издании найти всего пять-шесть строк об этом. Видимо, это событие считается не очень лестной для нашего командования страницей истории войны.
Мне рассказывали, что после разгрома окруженных под Сталинградом немцев по приказу маршала Жукова искали самолет Володи, но ничего не было найдено. Это неудивительно, если учесть интенсивность боев в этом районе, где вся земля была перепахана взрывами бомб, снарядов и падавших самолетов.
Глава 7
НА СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ
434-й полк в октябре 1942 года возвратился в Люберцы на переформирование. Под Сталинградом в результате тяжелых боев, в том числе против знаменитой истребительной эскадры «Удет», в течение трех недель наш полк асов сбил 82 немецких самолета, но и свои потери были велики – 25 самолетов и 16 погибших летчиков (в предыдущем участии полка в боевых действиях, под Калачом, при 56 сбитых неприятельских было потеряно два самолета и один летчик, а в один из дней сбили 34 самолета без своих потерь). Несколько случаев особенно обидны. Карначонок и Абросимов, сбив на пикировании Me-109, столкнулись и упали там же, где и немец. Капитан Стародуб, поразив один Ю-87, столкнулся с другим (записали как таран). Николай Тарам (один из трех братьев-летчиков), будучи подбит, садился на вынужденную и попал на заминированное поле. Так же погиб и Марикуца. Капитан Иванов после вынужденной посадки вылез из кабины, сел на крыло и закурил, а мессер спикировал и расстрелял самолет и его.
