Бессарабский вопрос между мировыми войнами 1917— 1940 - Мельтюхов Михаил Иванович (читаемые книги читать .txt) 📗
7 марта Чиотори докладывал в Бухарест результаты бесед с Литвиновым, который отказался от односторонней декларации о принадлежности Бессарабии, поскольку именно этот вопрос и должен стать основой переговоров, как и вопрос о румынских ценностях. Сам Чиотори считал, что «они хотят вступить в переговоры, так как это укрепит их политическое положение» [318]. 8 марта Чичерин направил в Бухарест ноту, в которой предложил местом возможных переговоров, в которых примет участие УССР, Харьков [319]. Ответной радиограммой румынское правительство предложило в качестве места проведения переговоров Варшаву [320]. 17 марта Чичерин указал, что вести переговоры в Варшаве РСФСР не может в силу военных действий, ведущихся с Польшей, и вновь предложил Харьков в качестве места проведения переговоров [321]. Однако отставка правительства Вайды-Воевода 13 марта привела к прекращению обсуждения возможности проведения советско-румынских переговоров [322].
В апреле 1920 г. румынская армия была окончательно выведена с венгерской территории. 4 июня 1920 г. был подписан Трианонский договор, определивший западные границы Румынии, получившей Трансильванию, Марамуреш, Кришану и восточный Банат. В итоге с учетом Бессарабии территория Румынии возросла с 137 903 кв. км до 294 967 кв. км, а население — с 8 до 16 млн человек, из которых более 25 % составляли нерумыны.
В ходе ожесточенных боев на советско-польском фронте летом 1920 г. Антанта старалась подтолкнуть Румынию к вмешательству в войну на стороне Польши, но широкое распространение антивоенных и революционных настроений в румынском обществе и опасения потерпеть поражение и потерять Бессарабию привели к тому, что Румыния заняла выжидательную позицию. Тем временем советское руководство, озабоченное возможностью вмешательства Румынии в советско-польскую войну, продолжало попытки втянуть Бухарест в переговоры. 16 июня Москва предложила Румынии переговоры о пропуске через Днестр бывших пленных австро-венгерской армии [323]. Согласно записке Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) от 19 июня, он полагал момент удачным «для торжественного предложения Румынии мирных переговоров» [324]. Это предложение было поддержано И.В. Сталиным, но 29 июня Политбюро решило «отложить предложение мира Румынии». Правда, дискуссии по этому вопросу в советском руководстве не утихали [325].
Представители НКИД РСФСР продолжали неофициальные зон-дажи позиции Румынии. 1 июля Чиотори информировал нового румынского премьера Авереску о предварительной беседе с советской делегацией в Лондоне, в ходе которой выявилось, что советская сторона опасается вмешательства Румынии в советско-польскую войну. Чиотори заявил, что Румыния не собирается нарушать свою позицию полного нейтралитета, и просил, чтобы Москва также придерживалась этого принципа в отношении Бухареста. Советские делегаты Л.Б. Красин и Н.К. Колышко предлагали заключить если не мирный договор, то хотя бы «какое-то соглашение». Естественно, румынский представитель вновь указал на необходимость возвращения находящихся в РСФСР румынских ценностей [326]. 7 июля Литвинов вновь напомнил румынским дипломатам в Дании о том, что «советские правительства России и Украины полностью готовы обсудить как территориальные, так и финансовые претензии румынского правительства с целью скорейшего заключения мира», а также продолжить переговоры «по обмену военнопленными и гражданскими лицами» [327].
В конце концов советское руководство пересмотрело свою позицию, и 5 августа Пленум ЦК РКП(б) решил возобновить усилия по достижению соглашения с Румынией. В тот же день в Бухарест была направлена официальная нота. Сославшись на газетные сообщения о том, что румынское правительство не получило ответа из Москвы в середине марта 1920 г., советская сторона напомнила, что 17 марта в адрес румынского Министерства иностранных дел была направлена телеграмма с отказом от переговоров в Варшаве и предложением провести их в Харькове. Как бы то ни было, «Российское Правительство готово возобновить с Румынским Правительством обмен мнениями… и так же, как и раньше, проникнуто желанием осуществить мирную конференцию», на которой можно было бы обсудить «все вопросы территориального и экономического характера». В качестве места переговоров вновь предлагался Харьков, но в то же время Москва готова была обсудить и другое место проведения переговоров [328]. 9 августа румынское правительство, сославшись на то, что Англия пригласила его к участию в возможных переговорах о мире между Россией и сопредельными странами в Лондоне, заявило, что оно ожидает дальнейших предложений Англии [329].
Со своей стороны, Москва 29 августа, сославшись на пример переговоров с Финляндией и Польшей, вновь предложила Бухаресту прямые двусторонние переговоры [330]. В это время советское правительство было озабочено тем, что в условиях поражений Красной армии на польском фронте вновь усилилась опасность вступления Румынии в войну. Поэтому 4 сентября Чичерин предложил находящемуся в Копенгагене Литвинову встретиться «с представителями румынского правительства» и сообщить «им, что мы вовсе не побиты и достаточно сильны, чтобы поколотить румын, если они против нас выступят». Однако поскольку РСФСР хочет избежать войны; «для самой Румынии выгоднее столковаться с нами о Бессарабии именно теперь и переговорить с нами о золотом фонде» [331]. В дальнейшем Румыния продолжала настаивать на том, чтобы Москва вернула ей ценности, а РСФСР настаивала на необходимости начать переговоры [332].
8 сентября Румыния заявила о своем желании восстановить вековые добрососедские отношения с Россией и обещала в скором времени сообщить о том, как этого достичь [333]. Однако в течение месяца никаких новых сообщений из Бухареста не последовало. Тогда 29 сентября Москва вновь предложила Бухаресту начать переговоры «по территориальным и финансовым вопросам, интересующим обе стороны» [334]. Лишь 8 октября Авереску сообщил Чичерину, что Румыния никогда не предпринимала никаких враждебных действий против РСФСР и «настоящего состояния войны с Россией никогда не существовало ни фактически, ни юридически», поскольку за советскими ультиматумами от 1–2 мая 1919 г. «не последовало ни формального объявления войны, ни нападения с помощью организованных военных сил». Румыния готова приступить к переговорам с РСФСР, но хотела бы прежде всего узнать, на каких основах будут вестись эти переговоры [335]. В своем ответе от 13 октября Москва также проявила чудеса дипломатической изворотливости и, выразив готовность к переговорам для разрешения всех спорных вопросов, запросила Бухарест, готов ли он к переговорам и может ли Харьков стать местом этих переговоров [336].
21 октября Румыния вновь заявила о готовности к переговорам, но указала, что с ее стороны не имеется никаких спорных проблем. Поэтому от Москвы требовалось точно указать, какие именно вопросы советское правительство считает спорными [337]. В ответ Москва 27 октября, выразив удовлетворение готовностью Румынии вступить в переговоры, указала на факт пропуска через румынскую «территорию военных сил, идущих на соединение с крымскими контрреволюционными мятежниками». Тем самым вновь констатировалось наличие спорных вопросов без их конкретного указания [338]. Сведения о пропуске через Румынию войск для армии П.Н. Врангеля опирались на публикации издававшейся в Крыму «Русской газеты», сообщившей 15 августа о прибытии в Феодосию на пароходе «Херсон» 5-тысячного отряда под командованием генерала Н.Э. Бредова. Еще в начале февраля этот отряд отступил из Одессы вдоль Днестра на север и вышел в расположение польских войск, где был интернирован. По словам Бредова, обращение с интернированными было не слишком хорошим, но, когда Красная армия перешла в наступление, поляки подобрели. С 9 июля началась отправка эшелонов через территорию Румынии в Рени и Галац, откуда на пароходах их перебрасывали в Крым [339].
