Когда врут учебники истории [без иллюстраций] - Балабуха Андрей Дмитриевич (библиотека книг .TXT) 📗

При Жанне он играл не только роль телохранителя и ментора, но и входил в ее военный совет, который составляли также Жан Дюнуа, великий Бастард Орлеанский, сводный брат Жанны и Карла VII; Этьен де Виньоль по прозвищу Ла Ир; Жан Потон де Ксентрай; Жак де Шабанн ла Палис и его младший брат, Антуан де Шабанн-Даммартен (эти последние являлись, кстати, прямыми потомками Карла Великого, правда, по женской линии). И надо сказать, в совете этом Жиль де Рэ, младший по возрасту, являлся фактическим лидером. Как справедливо отмечают военные историки Эрнест и Тревор Дюпюи, «Жанна д’Арк военачальницей, по сути, не была и — не считая осознания важности морального фактора — в военном деле совершенно не разбиралась». Да ей и не надо было — в военном деле за нее превосходно разбирались Бастард Орлеанский и Жиль де Рэ.

Когда под Компьеном Жанна попала в плен, он предпринял ряд попыток ее освобождения, вербуя и оплачивая для этой цели наемников. Во славу Жанны он приказал написать «Орлеанскую мистерию» и оплатил связанные с ее постановкой расходы, вследствие чего окончательно пришли в расстройство его финансы: за серию представлений «Мистерии» он выплачивал по 80 000 золотых экю [128] . Попросту говоря, Жиль де Рэ разорился вконец — настолько, что пришлось закладывать, а частично и продавать земли (к этому обстоятельству мы еще вернемся). Причин тому было две: с одной стороны, непомерно расточительные траты (блистательный воитель ни в коей мере не был рачительным хозяином), с другой — злоупотребления управляющих имениями, без зазрения совести обкрадывавших своего патрона (в отличие от маршала, все они ощутимо обогатились). Впоследствии, когда в 1437 году Жанна после своей мнимой казни и плена явилась в его замок Тиффож [129] (теперь уже как дама дез Армуаз), Жиль де Рэ набрал и оплатил армию, которую поставил под знамена обожаемой Девы, и во славу ее имени вновь одну за другой одерживал победы над англичанами — вплоть до июня 1439 года, когда был арестован и предан суду инквизиции.

Под пыткой признаешься в чем угодно — хоть в сговоре с дьяволом, хоть в растлении и последующем убийстве ста сорока мальчиков. И Жиль де Рэ признался во всем, чего требовали, хотя до самого конца не понимал, за что обрушились на него эти кары земные. («Я уже возвел на себя столько, что можно было бы казнить десять тысяч человек», — приводит его слова протокол допроса от 21 октября 1440 года.) Зато нам сегодня это совершенно очевидно.

Подобно многим, Жиль де Рэ отличался легковерием. И, окончательно растратив огромное наследство, доставшееся от деда по материнской линии, решил поправить дела с помощью алхимии. Двумя веками позже таким же образом пытался пополнить опустевшую казну Великобритании Карл II Стюарт. В намерении своем он нимало не преуспел, наполнявшие лабораторию пары ртути преждевременно свели венценосца в могилу, однако обвинять его в сношениях с дьяволом никому и в голову не пришло. Конечно, XV век был на этот счет построже XVII столетия, но и тогда людей, занимавших столь высокое положение, как Жиль де Рэ, предпочитали не трогать, низвергая громы и молнии на тех, кто непосредственно работал по их поручению. Почему же для барона де Рэ было сделано исключение? Почему преследование не ограничилось теми, кто ему рьяно помогал, — его дальними родичами Жилем де Сийе и Роже де Бриквиллем; Эсташем Бланше, священником из епархии Сен-Ло; Анри Гриари и Этьеном Корийо; наконец, главным алхимиком — двадцатичетырехлетним итальянским монахом-миноритом [130] из Ареццо по имени Франческо Прелати? Более того, их вообще освободили от судебного преследования. Почему понадобилось осудить и сжечь на костре предводителя бретонского дворянства и маршала Франции?

Ответ прост — процесс был затеян, чтобы конфисковать имущество Жиля де Рэ.

Проблем у Карла VII хватало, и не последней были расстроенные финансы. А тут разнесся слух, пущенный казначеем Бретани, чьего брата-священника Жиль де Рэ под горячую руку приказал бросить в темницу своего замка Шантосе (поступок, героя отнюдь не красящий, но из песни слова не выкинешь), — слух, будто маршал не просто занялся алхимией, но и получил-таки философский камень, благодаря чему теперь не знает нужды в золоте. И словно в подтверждение Жиль де Рэ вооружил очередной отряд, порученный командованию его вассала Жана де Сиканвилля, и отправил его под знамена дамы дез Армуаз. Кому могло прийти в голову, что ради этого барон по уши залез в долги?

Что такое благодарность, Карл VII понимал плохо. Зато хорошо помнил, что ради конфискации имущества сто лет назад его предок, Филипп IV Красивый, разогнал орден тамплиеров и сжег на костре великого магистра Ангеррана де Мариньи и весь капитул. Конечно, воинские дарования Жиля де Рэ великолепно послужили суверену и отечеству, но война ведь скоро кончится. А деньги — деньги нужны сейчас…

Участь маршала Франции была решена — тем более что ни алчущая все новых подвигов Орлеанская Дева, ни былые друзья и сподвижники за него не заступились… В отличие от боготворимой им Жанны д’Арк его в самом деле сожгли на костре.

Трудно сказать, что именно сгубило во цвете лет короля Филиппа IV Красивого [131] — легендарное проклятие тамплиеров или же горькое разочарование из-за того, что вожделенное их богатство то ли загадочным образом ускользнуло, то ли вовсе оказалось мифическим. Увы, Карл VII об этом прецеденте не то забыл, не то попросту не знал. И потому, поступив по примеру предка, пришел к такому же итогу: золота не оказалось, философского камня тоже, а недвижимость — земли и замки — по тем временам мало чего стоила.

Но сделанного не воротишь. И тогда родилось решение: в отличие от Жанны д’Арк, которую судили англичане, Жиля де Рэ оправдать, конечно, нельзя. Да и грехи, в коих он как ни крути, а признался, слишком уж тяжки… Но можно извиниться за содеянное косвенно — сохранив честь рода.

Еще в сентябре 1429 года, вверяя маршалу Франции Жилю де Рэ безопасность Орлеанской Девы, Карл VII пожаловал ему почетное дополнение к фамильному гербу. Прежде там изображался «на золотом фоне черный крест»; король же добавил к нему «кайму, усыпанную лилиями». Так вот, после позорной казни Жиля де Рэ это пожалование не отменили, а Прежану де Коэтиви, мужу его дочери Мари, было вменено в обязанность «принять имя, герб с черным крестом на золотом фоне и каймой, усыпанной лилиями, и все титулы баронии и сеньории де Рэ» — как и наследникам, рожденным от этого брака.