Полвека с небом - Савицкий Евгений Яковлевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Обо всем этом я узнал от генерала Никитина. Мне стало ясно, что речь пойдет о завоевании господства в воздухе, без чего, судя по всему, нельзя добиться быстрого перелома событий в районе действий Северо-Кавказского фронта. Но как и какими силами — обо всем этом еще предстояло узнать.
К тому моменту, когда я успел отдать необходимые распоряжения, связанные с неожиданным перебазированием частей корпуса, вошел Никитин и предложил наскоро пообедать прямо у него в кабинете.
— Отлучаться тебе никуда нельзя, — сказал он. — Товарищ Сталин не терпит никаких опозданий, если они не обоснованы вескими объективными причинами.
Только успели пообедать — звонок Поскребышева из приемной.
— Ну, ни пуха тебе… — пожелал Никитин, вешая трубку. — Если спросят о чем, отвечай кратко и ясно. Многословие там тоже не принято.
До Кремля от того места, где тогда размещался штаб ВВС, всей езды несколько минут. Из кабинета Поскребышева, куда провели нас с Никитиным, дверь вела прямо в кабинет Сталина.
— Догадываетесь, зачем вызвали? — обернулся в мою сторону Поскребышев.
— В связи с событиями на Кубани, — ответил за меня Никитин. Но тут же поправился: — Думаю, что так.
— Правильно думаете, — подтвердил Поскребышев и распорядился: — Подождите тут, пока я доложу товарищу Сталину о вашем прибытии.
Волнение, внезапно охватившее меня, ни с чем нельзя было сравнить. Даже в самые критические минуты боя я обычно чувствовал себя куда более уверенно и спокойно. Немногие в те времена могли похвастать тем, что побывали за дверью, которую сейчас закрыл за собой Поскребышев… Догадываясь о происходившем у меня в душе, Никитин едва приметно, но ободряюще кивнул мне. Заговорить вслух, как мне показалось, здесь никому бы просто не пришло в голову. Потому-то и высказал Никитин свои напутствия еще там, у себя в кабинете, подумалось мне. И тут же еще мысль: уж скорее бы!
Когда мы вошли, Сталин стоял посреди кабинета и что-то говорил Поскребышеву. Левая рука его была согнута в локте, в пальцах зажата погасшая трубка. Меня почему-то удивило именно то, что она не дымилась…
Сталин глядел на меня, и я понял, что нельзя отводить глаз. Не знаю почему, но тогда я в этом был абсолютно уверен. Выдержать его спокойный, но вместе с тем неподвижный и оттого немного тяжелый взгляд оказалось непросто.
Наконец Сталин заговорил:
— Поскребышев мне сказал, что вы знаете, зачем вас вызвали. Тем лучше. На Кубани предстоит разбить 4-й воздушный флот немцев. Заниматься этим будете вместе с товарищами Вершининым и Головановым. В целом нашей авиации там будет достаточно.
Сталин слегка приподнял руку, посмотрел на пустой чубук трубки, но набивать не стал.
— А что думают летчики о самолетах Яковлева? Превосходят ли они фашистские истребители? — неожиданно спросил он.
О «яках» я бы мог рассказать многое. Но, помня совет Никитина, ответил в нескольких словах, что «яки» по своим тактическим и боевым характеристикам, безусловно, лучше немецких Ме-109 и что главное — научиться использовать в бою все преимущества этой замечательной машины.
— Вот это правильно, — удовлетворенно сказал Сталин. И, обернувшись к Поскребышеву, закончил: — Пожелаем нашим летчикам успеха!
В приемной мы дождались Поскребышева. Тот вскоре вышел и, чуть улыбаясь, обратился ко мне:
— Товарищ Сталин сказал, что он уверен: этот генерал задачу выполнит.
Почти весь обратный путь до штаба ВВС мы с Никитиным молчали. Каждый думал о своем. Я, конечно, понимал, что последние слова Сталина не следует понимать буквально. Видимо, это было своеобразное напутствие и знак доброго расположения духа.
— Рад за тебя. У товарища Сталина сегодня хорошее настроение, — подтвердил косвенно мою невысказанную догадку и Никитин, прервав затянувшееся молчание. А затем перешел к делу: — К перебазировке корпуса, приступай немедленно. На Кубани твои истребители уже ждут.
— А будет ли время для ввода в бой летчиков корпуса? — задал я беспокоивший меня больше всего вопрос. — Подготовлены они хорошо, и настрой у всех боевой, но опыта-то фронтового ни у кого нет.
Никитин понимающе посмотрел на меня, помолчал и, отвернувшись в сторону, негромко сказал:
— Врать не хочу. Думаю, что не будет.
За небьющимся стеклом автомобильной дверцы я, как и Никитин, ничего не разглядел: накрапывал дождь и апрельская ночь сорок третьего лишила пустынные по военному времени улицы Москвы даже слабого света звезд.
На следующий день началось перебазирование корпуса.
К утру дождь прошел, небо разведрилось, очистясь от облаков, и эскадрильи одна за другой становились на курс — за лидером. Переброска 3 иак на Кубань была осуществлена в намеченные сроки. Не обошлось, правда, без одного ЧП, но в целом сложная операция где перебазированию корпуса прошла нормально.
3 иак вошел в оперативное подчинение командованию 4-й воздушной армии. Начальник штаба армии генерал-майор авиации А. З. Устинов, выслушав доклад о боевом составе и возможностях корпуса, обрисовал мне в главных чертах сложившуюся обстановку и те задачи, которые предстояло решать в ближайшие дни.
Прежде всего речь шла о плацдарме, занятом нашими десантными войсками в районе Мысхако. Немцы решили ликвидировать его, создав с этой целью специальную группу Ветцеля, в состав которой входило более трех пехотных дивизий, танки и авиация. 17 апреля после мощной артиллерийской и авиационной подготовки пехотные дивизии Ветцеля вклинились в расположение наших войск на глубину до одного километра. Цель, которую ставил перед собой противник, заключалась в том, чтобы рассечь плацдарм на две изолированных части и затем уничтожить оборонявшиеся там войска. В небе над подступами к плацдарму и над самим плацдармом развернулось ожесточенное воздушное сражение. В пределах сравнительно небольшого пространства в боевые действия втянулось большое количество авиации как с нашей, так и со стороны противника. С 17 по 19 апреля воздушные бои в районе Мысхако шли с переменным успехом. Летчики 4-й воздушной армии делали все возможное, чтобы ослабить удары вражеских бомбардировщиков и создать десантникам надежное прикрытие с воздуха. Но из-за недостатка сил — летный состав был измотан в зимних боях, понес большие потери в последние недели — полностью выполнить поставленную задачу пока не представлялось возможным. Пользуясь этим и подтянув резервы, противник готовился перейти в решающее наступление.
