История русского народа в XX веке (Том 1, 2) - Платонов Олег Анатольевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
Воспитывалось русское дворянство и вообще образованное общество преимущественно на западных авторах.
Первое, что читали дворянские недоросли, – это Майн Рид, Фенимор Купер, Вальтер Скотт, Диккенс, Жюль Берн, Масэ, Гумбольт, Шлейден, Льюис, Брэм. Русских авторов читали меньше, и были это чаще всего Помяловский, Решетников, Некрасов, Гончаров, Тургенев; меньше Писемский и Лермонтов, еще меньше Л. Толстой и Пушкин.
Позднее круг чтения расширялся опять же за счет иностранных авторов – Дж. Ст. Милля, Бокля, Дрэпера, Бюхнера, Вундта, а также Писарева, Добролюбова, Чернышевского. Считалось вполне нормальным и даже признаком хорошего тона читать запрещенные книги, например Герцена, Чернышевского, Берви-Флеровского. Как вспоминают современники, нередко было, когда воспитатели собирали учеников в кружок и прочитывали им с пространным толкованием «Что делать?» Чернышевского и «Азбуку социальных наук» Берви-Флеровского. Книги удивительно толстые и скучные, вызывающие у многих «благоговейную» зевоту. В высшей школе уже читали Маркса, Огюста Конта, Спенсера, Лассаля и других социалистических авторов, которых считали венцом прогресса.
В результате такого чтения и воспитания, писал современник, «при переходе в высшие школы мы (дворяне. – О.П.) были сплошь материалистами по верованиям (мы „верили“ в атомы и во все, что хотите) и величайшими идеалистами по характеру. „Наука“ была нашею религией, и если бы было можно петь ей молебны и ставить свечи, мы бы их ставили; если бы нужно было идти за нее на муки, мы бы шли… Религия „старая“, „попы“ были предметом самой горячей ненависти именно потому, что мы были религиозны до фанатизма, но по другой, по новой вере. „Батюшка“ читал свои уроки сквозь сон, словно сам понимал, что это одна формальность, и на экзамене ставил отличные оценки. Но нравственно мы все же были крепки и высоки. Чернышевский и Писарев тоже ведь учили добродетели и проповедовали „доблесть“. Этой доблести, особой, юной, высокой и беспредметной доблести, был запас огромный. Мы были готовы умирать за понятия, точнее, за слова, смысл которых был для нас темен».
Современники вспоминают, как организовывались тайные гимназические и студенческие библиотеки, кассы взаимной помощи, издавались рукописные и литографированные листки и журналы, которыми обменивались с другими учебными заведениями. Для довольно значительного слоя учащейся молодежи конспиративная, подпольная работа против «реакционного» правительства становилась смыслом жизни. В учебных заведениях тайно собирались специальные денежные фонды, делались пожертвования, нередко в крупных размерах, на революционную пропаганду.
«…Мы готовы были на всякую антиправительственную демонстрацию, потому что от души ненавидели так называемый существующий строй. Ненавидели полицию, ненавидели военную и всякую иную службу, жаждали, как манны небесной, конституции и за одно это священное слово, наверное, любой из нас выбросился бы из окна четвертого этажа». Берлинский трактат 1878 года, унизивший Россию (заключенный путем разных закулисных сделок и сговоров), сильно повлиял на настроение дворянства. Именно после этого национального унижения России на этом горьком настроении складывается плеяда деятелей, сыгравших позднее большую роль в либеральном и социалистическом движении. Как отмечал И. Аксаков, Берлинский трактат стал поворотным пунктом в новейшей русской истории, откуда неудержимо пошло наше нравственное и политическое растление. «Не может живой народ вынести подобного эксперимента! Нельзя видеть свою Родину оплеванною! И еще хоть бы нас побили, – нет, нас обокрали интенданты и евреи, и нас обошли дипломаты. Даже жаловаться не на кого. …В молодежи неведомо откуда появилась злая струя, нам совершенно чуждая. Мы были розовые космополиты, но на Россию смотрели снисходительно; здесь вдруг появилась яркая ненависть ко всему русскому. Мы мечтали о конституции и кричали „ура“ Александру II, а из этой молодежи анархисты формировали динамитчиков…» (С. Шарапов). 76
Пользуясь своим положением первого сословия, дворяне и в конце XIX – начале XX века пытались сохранить свои привилегии и льготы, на которые они, по своей сути, уже никаких прав не имели, так как не являлись единственным служилым слоем общества.
На поддержание дворянского землевладения через казенный ипотечный кредит в конце XIX – начале XX века было израсходовано 6 млрд. руб. Дворяне получали огромные ссуды, сдавали земли арендаторам, погашая проценты по банковскому кредиту за счет арендных платежей, по сути дела, паразитировали за государственный счет. Государственная опека над дворянами в ее разных формах – ссуды на льготных условиях, освобождение от курсовых потерь, списание Государственным банком многомиллионных долгов Дворянского банка осуществлялась в ущерб простому человеку. Конечно, если бы эта опека оказывала благотворное влияние на правящее сословие, то это можно было бы выдержать. Но на деле тепличные условия только деморализовывали дворян, которые теряли всякий интерес к ведению нормального хозяйства. Полученные ссуды и льготы проедались, а дворянские хозяйства продолжали хиреть.
Позором для русского дворянства как правящего сословия было участие в спаивании народа. Еще Екатерина II закрепила за дворянами монопольное право на производство винного спирта, которым они пользовались вплоть до 1917 года. Но в конце XIX века их стали теснить купцы, которые сумели организовать более совершенное и выгодное производство водки. Чтобы поддержать благополучие дворянских винокуров, в конце XIX века по инициативе Витте устанавливается порядок, по которому казенные склады должны были принимать помещичий спирт-ректификат на выгодных для дворян условиях. А потом уже на государственных заводах из этого не всегда качественного сырья изготавливалась водка.
Глава 12
Государственный аппарат. – Бюрократия. – Малочисленность полиции и армии. – Интеллигенция и чиновничество. – Направления государственной политики. – С.Ю. Витте, реформы, и интриги. – С.В. Зубатов, поддержка тред-юнионизма и сионизма.
Государственный аппарат России конца XIX – начала XX века был очень далек от совершенства. Сформированный в подражание западным образцам, он был во многом чужд Русскому народу, особенно крестьянству, которое смотрело на чиновников с недоверием и враждой. Уродливое детище западной цивилизации далеко не всегда отвечало национальным интересам великой страны.
Чуждость госаппарата народу придавали ее сложность и чрезмерная иерархичность, чиновничья спесь и взяточничество. Высокая бюрократизация государственного аппарата определялась не его излишней численностью, а именно иерархической многозвенностью инстанций, могущих задушить любое живое дело или инициативу. Что же касается численного состава, то русский госаппарат по сравнению с западноевропейскими странами отличался малочисленностью. Число чиновников на тысячу жителей было в два-три раза ниже, чем в западноевропейских странах. Еще малочисленней были органы охраны порядка и армия.
С мая 1903 года в Европейской России устанавливается единая норма – один полицейский служитель на 2,5 тыс. человек населения. Это поразительно мало для страны, входившей в полосу национальных и социальных неурядиц.
Россия имела значительно меньший аппарат подавления, чем хваленые демократические страны: Англия и Франция. Число полицейских на тысячу человек населения было в этих странах в 5-9 раз больше, чем в России. 77
На борьбу с преступностью расходовались ограниченные средства. Так, если на розыскную деятельность в столичных западноевропейских городах расходовались миллионы франков, то в Петербурге на это же выделялось 15 тыс. руб., или 60 тыс. франков. 78
Шарапов С.Ф. Указ. соч. С. 36.
Трубецкой С.Е. Указ. соч. С. 148.
ГАРФ, ф. 826, д. 53, л. 171.
