Как далеко до завтрашнего дня - Моисеев Никита Николаевич (читать полную версию книги .TXT) 📗
Итак, моей судьбой распорядился сам главком. Отсюда и прием у самого Орехова, который редко кого удостаивал личной беседой и необычность процедуры отправки «дела». Большего тогда я не понял и не узнал.
Отдел, куда меня направили работать – большая комната и в ней несколько полковников или подполковников, уже не помню точно. Даже майоров не было. А я всего лишь капитан. Мой начальник, тоже полковник сказал, что мне очень повезло. Служба здесь «не бей лежачего», а штатные звания высокие – это не дивизия! «И как тебя взяли – видно рука сильная» добавил он без всякой иронии и даже с некоторым почтением. И впоследствии, он ко мне относился вполне доброжелательно, но все-таки с некоторой опаской, ибо ему было, по-настоящему, непонятно, как это капитан, да еще из строевой части, мог здесь оказаться?
А на самом деле, все было совсем не так, как об этом думали мои новые сослуживцы. Никакой руки у меня, конечно, не было и я представить себе не мог как и почему здесь оказался. Сам я узнал о том, как и почему произошло моё назначение только через несколько лет. Все происшедшее было и в самом деле весьма необычным. Вот как это случилось.
Мое письмо дошло до профессора Победоносцева – спасибо Григорьеву, который передал его ему лично. Оказывается Юрий Александрович меня даже вспомнил. Он занимал тогда высокие посты. Будучи одним из создателей НИИ-88 в Подлипках, он был его главным инженером, что по тем временам означало должность научного и технического руководителя основной кузницы ракетнокосмической техники. Одновременно он был и членом коллегии министерства. Как это не странно, но несколько страниц моих расчетов ему очень пригодились. Оказалось, что моя записка была исторически первым критическим коментарием немецких трофейных исследований, перед которыми все стояли на задних лапках. Более того, в моей работе предлагался некий альтернативный подход к решению задач балистики реактивных снарядов класса «земля-земля». Хорош или плох был предлагаемый подход, это было уже другое дело. Более того, сейчас я могу сказать, что он был плох и совершенно примитивен. Но он был другой, нежели у немцев и, несмотря на все его недостатки, всё же лучше, чем метод Кранца и более удобный, поскольку позволял использовать привычные схемы балистических расчётов.
На мое письмо водрузили гриф «сов. секретно» и Победоносцев доложил о нем министру. Тому понравилось – «сами с усами». И он написал письмо главкому: такой вот есть в ВВС капитан Моисеев, и который... и т.д. и т. п. – куча дифирамбов. Одним словом, демобилизуйте Моисеева и отдайте его нам. А там где он сейчас, с его работой справится любой инженер полка. Но по-видимому он уж очень хорошо меня расписал, потому что Вершинину стало жалко кому то отдавать этого самого Моисеева, как нечто ему, главкому, принадлежащее. И на этом министерском письме он и начертал – не отпустить, а использовать!
Всё это мне рассказал милейший Юрий Александрович, причем дважды. Первый раз после моей кандидатской защиты, а второй, когда после моей демобилизации пригласил работать на свей кафедре в МВТУ.
А пока, не ведая, что как и зачем, я оказался в штабе ВВС в отделе, где работа оказалась, действительно «не бей лежачего». Главной моей обязанностью, как младшего по званию, было доставать билеты на футбол. Кроме того, приходилось иногда просматривать трофейные материалы по ракетной технике и писать какие-то справки, которые, как я вскоре понял, никто не читал и они оставались в сейфе у моего начальника. Одно было трудным – режим работы. Он и вправду был очень странным. Приходили мы на службу под вечер. Зато сидели на работе – если не было футбола, едва ли не до утра, до тех пор пока был в своем кабинете сам главком. А Вершинин ждал пока уйдет спать сам Сталин. Вот так и ждали друг друга – а вдруг спросят!
Я загрустил – Москва себя не оправдывала, хоть обратно в часть собирайся. В дивизии, а особенно в полку, я чувствовал себя куда комфортней: было дело. Даже в периоды безделия надо было смотреть, чтобы пулеметы не ржавели и люди не пьянствовали! А тут...высиживать часы и звания, к которым особого почтения я никогда не питал. И я стал серьёзно размышлять куда бы податься. Искал всякие способы демобилизации – уйти в гражданку, как тогда говорили. Но у меня был академическмй диплом и я считался кадровым. А таких в гражданку в те годы не очень отпускали.
В то время, в моей Академии, на моем факультете N 2 – авиционного вооружения, начали создавать новую кафедру – реактивного вооружения самолетов. Ее начальником назначили Е.Я.Григорьева, моего бывшего преподавателя, с которым у меня сложились самые добрые отношения. Мы с ним часто виделись в нерабочей, а дружеской обстановке и я попросился к нему на кафедру. Научных званий у меня тогда не было, зато был опыт эксплуатации в боевых условиях тогдашних РС-ов на штурмовиках и бомбардировщиках. Тогда это было важно. Начальник факультета генерал Соловьев – в простречьи «Соловей», – мою кандидатуру одобрил.
Соответствующие письма, необходимые звонки и через пару недель выходит приказ, за подписью того же Вершинина о моем назначении младшим преподавателем – сиречь ассистентом, кафедры номер такой-то в ВВИА им профессора Жуковского. На кафедре кроме Григорьева и меня был еще только один человек сташий лейтенант П.А.Агаджанов, будущий генерал-лейтенант и член корреспондент Академии Наук СССР. Тогда он исполнял обязанности инженера кафедры, т.е. лаборанта.
Мои сослуживцы по отделу ахали и соболезновали – этот капитан, который так успешно доставал билеты на все интересные матчи переведен на новое место службы с понижением, по меньшей мере, на две ступени. Значит никакой руки у него на самом деле и не было. А мы то думали!
Но это как раз и был тот поворот моей жизненной тропинки, который я так ждал. Теперь я это понимаю. И благославляю судьбу. А также Соловья, которому предстоит еще один раз меня по-настоящему выручить.
Глава V. Восхождение на Олимп или семь очень странных лет моей жизни
Еще одна метаморфоза
Годы с 47-го по 55-ый были, действительно, самыми удивительными годами моей жизни. За эти семь лет, я из армейского капитана, полкового вооруженца, превратился сначала в кандидата технических наук, а затем в доктора физико-математических наук, в почтенного профессора и декана престижного факультета самого престижного ВУЗ,а страны. То, на что у научных мужей уходят десятилетия, а порой и вся жизнь, произошло за считанные годы. Если к этому добавить, что в эти же годы, после ареста моей мачехи, меня прогнали с работы и я был вынужден уехать из Москвы и начать все заново, то получается такая концентрация событий, что я до сих пор удивляюсь – как это все могло случиться. Не понимаю я до сих пор и того, как мне удалось все это пережить. Конечно, была молодость, было здоровье, может быть, и везение. Была, конечно, и невероятная жажда жить и работать. Но главное было в каком-то удивительном сочетании неожиданных удач, человеческой благожелательности и ударов, способных размозжить голову. Ну и были в ту пору, конечно, друзья.
А, может быть, и страна была другой и время было таким, что всё невероятное казалось обыденным.
А может быть, прав был Остап Бендер, когда сказал – жизнь это трогательная комбинация!
Староконюшенная академия и профессор Д.А. Венцель
Восхождение на Олимп было нетривиальным и для меня совершенно неожиданным. Даже в самых смелых планах, даже в мечтах, я не мог его предвидеть. Буквально за два-три года я оказался в обойме специалистов, получивших имя в соответствующих инженерных и научных кругах. Как бы дальше не складывалась жизнь, какие бы горести меня не преследовали, но ко мне уже относились серьезно, как специалисту и я мог расчитывать на место под Солнцем.
Этот «Подъем на Олимп» оказался связанным с одной задачей, которая однажды обсуждалась на заседании Академии Артиллерийских Наук. Такая академия была организована после войны и просуществовала всего лишь несколько лет. Ее возглавлял академик Благонравов, а мой академический учитель, профессор Дмитрий Александрович Вентцель был, как мне помнится вицепрезидентом. Размещалась Академия в Староконюшенном переулке – все её тогда так и звали «Староконюшенная Академия». Мне удалось предложить новый подход к анализу обсуждавшейся там задачи оценки рассеивания авиационных реактивных снарядов и, к моему собственному удивлению, дать её решение, которое в те годы вполне удовлетворило инженеров. Этот эпизод и послужил стартовой площадкой, которая мне обеспечила получение, минуя всякие аспирантуры, первой ученой степени и определенное положение в научном мире. А, может быть, и будущее.
