Война с готами. О постройках - Кесарийский Прокопий (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Так шли дела в этом месте. На Нероновом поле обе стороны долго стояли друг против друга, а маврусии, делая постоянные налеты и поражая врагов дротиками, причинили готам много неприятностей. Выступать против них готы никак не решались, боясь недалеко стоящего отряда, состоящего из римских плебеев; они считали их воинами и думали, что они, готовя им какое-либо коварное нападение, стоят сейчас спокойно, с тем, чтобы зайдя им в тыл и напав с двух сторон, всех их перебить. День приближался уже к полудню, когда римское войско делает внезапно натиск на врагов, а готы сверх ожидания обращаются в бегство, пораженные таким внезапным действием. У них не хватило мужества бежать в укрепленный лагерь, но, бросившись к находящимся здесь холмам, они на них остановились. Римлян было много, но не все были воинами, большинство было простой толпой, вышедшей с голыми руками. Так как главный начальник был на другой стороне, то многие из матросов и обслуживающих рабов, желая принять участие в этой битве, соединились с войском, бывшим на этой стороне. Своей численностью они испугали, как было сказано, варваров и заставили их бежать, но своей недисциплинированностью они испортили дело римлян. Благодаря этой примеси воины пришли в полный беспорядок, и хотя Валентин не раз давал им точные и настойчивые приказания, они не стали слушать его увещаний. Поэтому они не убили никого из бегущих, не пожелав их преследовать, но позволили им спокойно и безопасно остановиться на холмах и смотреть на то, что происходило дальше. Им даже не пришло на ум разрушить находящийся здесь мост, для того чтобы в дальнейшем город не подвергался осаде со стороны варваров с двух сторон, так как тогда варвары не могли бы уже стоять лагерем по ту сторону Тибра. Не перешли они и по мосту, чтобы напасть с тыла на врагов, которые там сражались с Велизарием. Если бы это было сделано, то, я думаю, готы, несмотря на всю свою силу, тотчас же обратились бы в стремительное бегство, как только кто мог. Теперь же они, овладев лагерем врагов, [113] приступили к грабежу бывших там ценностей и стали тащить оттуда много серебряной посуды и других ценных вещей. Некоторое время варвары смотрели спокойно на то, что творится, и оставались на месте. Но в конце концов, придя в себя, они, единодушно охваченные сильным гневом, с громким криком устремились на врагов.
Захватив людей, которые без всякого порядка грабили их имущество, они многих убили, а остальных заставили стремительно бежать. Те же из них, которые были захвачены в лагере, но не убиты, сбросив с плеч забранные ими драгоценности, были рады, что им удалось бежать.
В то время как это происходило на Нероновом поле, другое войско варваров, находившееся вблизи от своего укрепленного лагеря, прикрывшись щитами, стало сильно напирать на противников; они убили многих воинов, а еще больше коней. Когда многие из римлян, получивших раны, или потерявших своих коней, должны были покинуть строй, то в их войске, и прежде бывшем небольшим, еще заметнее стала малочисленность и ярко бросилось в глаза, насколько оно уступает огромному количеству готов. Заметив это, всадники варваров с правого фланга стремительно двинулись на врагов. Римляне в этой части войска не выдержали их копий, обратились в бегство и устремились к отряду пехоты. Но и пехотинцы точно так же не выдержали наступления врагов, и большинство их вместе с всадниками бежало. Тотчас же стало отступать и остальное войско римлян, на которое наседали готы, и бегство стало всеобщим. Принципий и Тармут с немногими из окружающих их пехотинцев показали примеры доблести, достойные их: они продолжали сражаться и меньше всего желали вместе с другими обращаться в бегство. Готы, охваченные глубоким изумлением перед их храбростью, остановились, и это дало возможность остальным пехотинцам и большинству всадников спастись. Принципий, тело которого все было изрублено, пал тут же и около него сорок два пехотинца. Тармут же, держа в обеих руках исаврийские дротики, [114] все время поражая нападающих то с той, то с другой стороны, под влиянием ран начал ослабевать, тогда ему на помощь с несколькими всадниками пришел его брат Энн. Это дало ему возможность передохнуть, и он весь покрытый кровью и ранами, но не потеряв ни одного из своих дротиков, быстрым бегом бросился к укреплениям. Будучи по природе быстроногим, он имел силы добежать, хотя телом был истерзан, и пройдя через Пинцианские ворота, пал. Сочтя его умершим, некоторые из его товарищей подняли его на щит и отнесли домой. Прожив еще два дня, он умер, оставив по себе великую славу и среди исавров и во всем остальном войске. Римляне, находясь в величайшем страхе, стали заботиться об охране стен и, закрыв среди полного смятения ворота города, не принимали бегущих, боясь, как бы вместе с ними не ворвались и враги. Беглецы, не успевшие оказаться внутри укреплений, перешли через ров и, прислонившись спиной к укреплениям и забыв о всякой доблести, стояли в страхе, не имея уже сил защищаться от варваров, наседавших на них и собиравшихся перейти через ров. Дело в том, что у многих во время боя и бегства копья поломались, а луками они не могли пользоваться, так как в этом узком месте они сами себя стесняли. Пока на верху укрепления не появилось много защитников, готы наступали, надеясь перебить всех отрезанных от города и штурмовать стены города и тех, которые были в укреплении. Когда же они увидали на укреплениях у бойниц большое количество воинов и римских плебеев, готовых защищаться, они тотчас отказались от своего намерения и отступили, причинив много зла неприятелям.
Так битва, начатая около лагеря варваров, окончилась около рва и стен города.
Книга VI
(книга II Войны с готами)
1. После этого римляне уже не решались подвергаться опасности сражения всем войском, но, как и прежде, они делали внезапные конные вылазки и по большей части побеждали варваров. Выходили также и пехотинцы с той и другой стороны, но не большими боевыми фалангами, а небольшими отрядами, сопровождая всадников. Как-то раз Бесс при первом натиске ворвался в ряды врагов с копьем в руке и убил трех из славнейших всадников готов, а остальных обратил в бегство. В свою очередь Константин, выведя поздно вечером гуннов на Нероново поле и увидав, что враги подавляют их своей численностью, сделал следующее. С прежних времен здесь находился большой стадион, на котором в древности сражались гладиаторы Рима; старинные жители города построили вокруг этого стадиона много разных зданий и поэтому, что и естественно, повсюду в этом месте образовались узкие проходы. И вот тогда-то Константин, не имея возможности ни одолеть такой большой толпы готов, ни отступить, не подвергаясь большой опасности, приказав всем гуннам сойти с коней, сам пеший вместе с ними стал в одном из здешних узких проходов. И отсюда, поражая безопасно для себя стрелами врагов, они убили многих, поражаемые ими готы некоторое время выдерживали: они надеялись, что как только в колчанах гуннов не окажется больше стрел, они без всякого труда окружат их и, связав, отведут их в свой лагерь. Когда же массагеты, бывшие отличными стрелками, посылая свои стрелы в большую толпу врагов, попадали ими почти каждый раз то в одного, то в другого неприятеля, то готы, заметив, что у них погибло больше половины, на закате солнца, не зная, что им делать, устремились в бегство. Массагеты, преследуя их, так как они прекрасно умели стрелять из лука даже на полном скаку, все так же искусно поражали их во [116] время бегства в спину. Таким образом, в Рим Константин вернулся с гуннами уже ночью.
Когда немного дней спустя Пераний вышел на врагов с несколькими римлянами через Саларийские ворота, готы решительно бежали; но когда около захода солнца они внезапно сами сделали нападение, то один из римских пехотинцев, придя в большое замешательство, упал в какую-то глубокую яму, каких прежние жители наделали здесь много, думаю, для того, чтобы в них сохранять хлеб. Не смея поднять крик, так как недалеко стояли лагерем враги, и не имея возможности никаким образом выйти из этой ямы, так как нигде нельзя было подняться наверх, он принужден был там провести ночь. На следующий день, когда вновь произошло бегство варваров, в ту же яму упал один из готов. Под влиянием необходимости они заключили между собою близкую дружбу и дали друг другу слово, что каждый из них должен будет заботиться о спасении другого. Тогда они оба подняли сильный крик. Идя на их голоса и заглянув в яму, готы спросили, кто это кричит. Тут, как было уговорено между ними обоими, римлянин хранил молчание, а другой на родном языке вкратце рассказал, как во время происшедшего бегства он свалился в эту яму, и просил опустить веревку, чтобы ему подняться наверх. Они тотчас же сбросили туда концы канатов, думая дать возможность подняться готу, но наверх был вытащен римлянин, схватившийся за веревки; он говорил, что если он поднимется первым, то готы никогда не покинут своего товарища, если же они узнают, что там остался один только неприятель, то они не обратят на него никакого внимания. С такими словами он стал подниматься. Когда готы увидали его, они удивились и находились в большом недоумении, но выслушав весь рассказ, они затем вытащили своего товарища, который подтвердил бывший у них уговор и данное друг другу обещание. Сам гот со своими товарищами ушел в лагерь, римлянина же, не сделав ему никакого вреда, отпустили в город. И после этого всадники часто выходили с обеих сторон, но небольшими [117] отрядами, вооруженные, как на битву, но эти столкновения у них всегда оканчивались единоборством, при этом во всех случаях римляне оказывались победителями. Так шли тогда дела.
