Тайная война Разведупра - Болтунов Михаил Ефимович (библиотека книг .txt, .fb2) 📗
Один из таких радиопунктов развернулся под городом Муромом. Сразу же следовало установить связь с этими радиопунктами. Но связи не было. Причина оказалась достаточно проста: наши рации работали только на коротких волнах до 75 метров. А на этих волнах прямая связь возможна только на небольшие расстояния, так как волны быстро затухают, поглощенные наземными объектами.
В Средней Азии все обстояло иначе, ведь отражение волн от ионосферы зависит от солнечной активности. А какая солнечная активность поздней осенью в Подмосковье? Однако прежде никто об этом не подумал. Во всяком случае, никаких инструкций, документов на эту тему в дивизионе не было.
Мажоров доложил свои соображения командиру дивизиона. Но ответ начальства не блистал оригинальностью: «Нет связи? Налаживай связь!»
Пришлось провести «первую научно-исследовательскую работу», как шутил позднее Юрий Николаевич, в ходе которой установили, что РСБ осуществить связь ночью и вечером не способна.
Кстати, тогда же Мажоров предложил командиру дивизиона, дабы не тратить время на развертывание, установить РСБ на автомобиле ГАЗ. Поначалу командир воспринял это предложение в штыки, однако позже согласился.
А обстановка на фронтах ухудшалась. Немцы все ближе подходили к Москве, начались постоянные налеты на столицу. Несколько раз бомбили железнодорожный узел в Коврове.
490-й радиодивизион ОСН АЗ вступал в суровую зиму 1941–1942 годов.
Младший сержант Юрий Мажоров выключил радиостанцию. Слипались глаза после бессонной ночи, затекла спина. Он встал из-за стола. В это время, откинув полог плащ-палатки, который заменял дверь, в их помещение вошел посыльный из штаба дивизиона.
— Мажоров, тебя к командиру!
Натянув поглубже на уши шапку, запахнув шинель, младший сержант вышел на улицу. Морозный воздух перехватил дыхание. Прошло три месяца, как дивизион был переброшен из Среднеазиатского военного округа под Москву, а он никак не мог привыкнуть к этим холодам.
Да и как тут привыкнешь, если зимние холода 1941–1942 годов и вправду были лютыми. Мороз держался долго, температура опускалась ниже 40 градусов. Там, в Ташкенте, где прошло его детство и юность, он и представить не мог, что существуют на свете такие холода, такие суровые зимы.
Мажоров шел, бежал к штабу, закрывая рукавицами мерзнущее лицо, а в голове скакала тревожная мысль: зачем он понадобился командиру дивизиона? Служил вроде исправно, дисциплинированно, но какое-то недоброе предчувствие тяготило сердце.
Ну вот наконец и штаб. Он располагался в одном из зданий бывшего узла связи Красной армии. Когда в середине декабря дивизион был передислоцирован сюда, в поселок Ленино-Дачное, здесь стояли только коробки домов без крыш, окон и дверей. Теперь дивизион худо-бедно обжил это пространство.
Мажоров отыскал кабинет командира дивизиона, доложил о прибытии. В кабинете кроме командира майора Логинова были начальник штаба капитан Иванин и начальник оперативного отдела капитан Крылов.
Первым заговорил командир.
— Наши войска отбросили немцев от Москвы, где на 150 километров. а где и на 250.
Юрий, хоть и был младшим сержантом, но обстановку на фронте знал не хуже командира дивизиона. Знал, что Красная армия освободила города Калинин, Калугу, оставили фашисты и Тулу.
— Однако налеты на Москву продолжаются, — майор Логинов склонился над картой, развернутой у него на столе, — и теперь они все чаше проходят ночью. Я правильно говорю, товарищ младший сержант?
— Так точно, товарищ майор! — ответил Мажоров и тут же понял, к чему клонит командир. У него засосало под ложечкой. Он ведь докладывал майору Логинову, что их радиостанция (РСБ), предназначенная для самолетов-бомбардировщиков и приспособленная для работы на земле, никуда не годится.
Однако тогда отсутствие ночной связи штаба дивизиона с пеленгаторными пунктами, видимо, мало беспокоило командование. Немцы делали налеты в основном в светлое время суток, а днем связь была. И вот фашистские летчики изменили тактику. Теперь они стараются прорваться к Москве по ночам. А в это время дивизион глух и нем: штаб не слышит пеленгаторщиков, пеленгаторщики — штаб. Выходит, радиодивизион, по сути, небоеспособен.
У Мажорова похолодело внутри. Он сам испугался этой мысли. Майор внимательно смотрел на младшего сержанта. Командир не стал говорить о небоеспособности дивизиона. Такие слова, произнесенные вслух, могли стоить ему жизни. И он это понимал.
— Значит, немцы все больше летают по ночам. А у нас ночью с пеленгаторными пунктами связи нет. Так, Мажоров? — спросил Логинов.
— Так… — кивнул совсем не по-уставному младший сержант. В кабинете установилась тишина.
— Разрешите, товарищ майор, — сказал Мажоров сдавленным, сухим голосом и, не ожидая разрешения, стал говорить.
— Я уже докладывал, что без переделки нашей радиостанции ночью связь обеспечить нельзя. Волны не проходят.
И тут заговорил начальник штаба, стоявший у окна и доселе молчавший.
— Волны, говоришь, не проходят, сержант? — Он раскинул руки и хлопнул себя по бокам. — А голова тебе на что дана и руки? И волны, я тебе скажу, ни при чем.
Начштаба подошел почти вплотную к Мажорову.
— Если не будет связи ночью, я тебя расстреляю.
В кабинете вновь повисла тишина.
Мажоров понимал, что подвести подчиненного под расстрел в ту пору не составляло туда. Более того, такие случаи были, и он о них прекрасно знал. Понимал Юрий и другое — что молчать нельзя, надо защищаться.
Подавляя внутреннюю дрожь и собравшись с силами, младший сержант сказал:
— Знаю, что расстрелять меня во фронтовой обстановке не составляет труда, но связь от этого все равно не появится…
И Мажоров вновь повторил все, что знал о распространении волн, их отражении от ионосферы, зависимости от солнечной активности.
Когда он закончил, начальник оперативного отдела капитан Крылов поинтересовался:
— Так что можно сделать в этих условиях? Ты же сам понимаешь, Мажоров, мы должны найти выход.
— Он есть, — ответил младший сержант, — надо переделать нашу РСБ.
— Что тебе для этого надо?
— Нужны воздушные конденсаторы переменной емкости. Их можно демонтировать из некоторых приемников. Например, из приемника БУ-234 или СИ-235.
— Хорошо, — в конце концов закончил командир. — Иди, работай.
Мажоров развернулся и вышел из кабинета. Его вроде и отпустили, а на душе кошки скребли.
…Недели через полторы Мажорова вновь вызвал командир дивизиона и вручил бумагу. В ней говорилось, что для выполнения спецзадания младшему сержанту Мажорову Ю.Н. разрешается работа в спецхранилище и демонтаж деталей из радиоприемников.
Юрию выделили автомашину, дали в помощь старшину Казанцева, и они выехали в деревню Черемушки, где и находилось то самое спецхранилище, в котором складировались отобранные у населения в начале войны радиоприемники.
Мажоров ехал и не знал, радоваться ему или печалиться. С одной стороны, его наконец услышали, дали разрешение, словом, все то, что он просил, с другой… Если он ошибается в своих расчетах и у него не получится модернизировать эту радиостанцию? Ведь он не инженер и даже не техник, его забрали на фронт с последнего курса техникума связи. У него и диплома-то нет.
Только он понимал: кому сегодня нужен его диплом? Нужна связь. Если ее не будет, расстрелять, возможно, и не расстреляют, но штрафбат обеспечен. Да, заманчивая перспектива.
Потом, с годами, уже после войны, он будет анализировать эту во многом парадоксальную, и в то же время весьма непростую ситуацию, которая могла закончиться для него трагедией.
Он был всего лишь младшим сержантом, и в его обязанности не входила реконструкция передающей аппаратуры. Такой аппаратуры, которая создавалась конструкторами и производителями. И тем не менее за отсутствие связи на ней спрашивали не зампотеха дивизиона, не старшего техника, а его. Даже грозились расстрелять.
