Сталин - Волкогонов Дмитрий Антонович (мир книг txt) 📗
...Приняв на полтора часа военных, Сталин вновь вернулся к партийным и государственным делам, подписав предложение Маленкова о назначении на 1170 крупных военных заводов и предприятий тяжелой промышленности парторгов ЦК. Сталин написал записку Маленкову:
"Советую подумать о создании этою института и в политотделах МТС" и совхозов".
Сегодня мы знаем, что в ноябри 1941 года было принято решение о создании нескольких тысяч политотделов в МТС и совхозах. На сельское хозяйство, в результате потери огромных территорий и ухода рабочей силы на фронт, легла тяжелейшая задача обеспечить армию и страну продовольствием...
Так складывался почти каждый день у человека, занимавшего все мыслимые высшие должности. Война еще больше утвердила его в положении абсолютного диктатора.
Вот что рассказывал мне И.В. Ковалев, бывший нарком путей сообщения: "Помню, пригласили меня, тогда начальника Управления военных сообщений, на совещание в Кремль. Смотрю: железнодорожники, военные, работники ЦК. Здесь же Каганович, Берия, который курировал одно время транспорт. Зашел Сталин. Все поднялись. Он без предисловий: ГКО принято решение создать Транспортный комитет. Предлагаю избрать председателем комитета товарища Сталина... Так сам и сказал. Помню одну фразу с того далекого совещания: "Транспорт - это вопрос жизни. Дела фронта в руках транспорта. Запомните: за неисполнение директив ГКО - военный трибунал". Так негромко, с акцентом сказал, но мурашки по спине побежали..."
Иван Владимирович продолжал: "За войну мне пришлось десятки, а то и сотни раз докладывать Верховному о подаче эшелонов к какому-то району фронта. Бывало, об отдельных эшелонах (с особо важным грузом) докладывал Сталину по его указанию через каждые два часа. Был случай, когда я "потерял" один эшелон. Сказал, что на такой-то станции... А его там не оказалось... Сталин едва сдерживал гнев:
- Не найдешь, генерал, пойдешь на фронт рядовым... (К слову сказать, угроза не для красного словца. Работая в архиве, я однажды столкнулся с фактом, когда Н.А. Москвин, генерал-майор, был разжалован приказом Сталина в рядовые и направлен на фронт729. Но это - отступление.)
А Поскребышев мне, бледному как мел, добавил:
- Смотри, нарвешься. "Хозяин" на пределе...
Когда я приходил докладывать Сталину, - вспоминал Ковалев, - у него, как правило, были Молотов, Берия, Маленков. Я еще про себя думал: мешают только. Вопросов никогда не задают. Сидят и слушают. Что-то записывают. А Сталин распоряжается, звонит, подписывает бумаги, вызывает Поскребышева, дает ему поручения... А они сидят. Сидят и смотрят то на Сталина, то на вошедшего... И так я эту картину заставал десятки раз... Видимо, Сталину нужно было это присутствие. То ли для выполнения возникающих поручений. То ли для истории... Кагановича там обычно не было: этот работал по 18 часов в сутки. Ругань, шум, угрозы. Каганович ни себя не жалел, ни других. Но у Сталина сидящим, как тех троих, я его не видел. Когда Сталин говорил по телефону, я заметил, что он всегда произносил лишь несколько фраз и клал трубку. Сам говорил коротко и требовал коротких докладов. Ему нельзя было докладывать что-то приблизительное; сразу зловеще понижал голос: "Не знаешь? А чем ты занимаешься?"
Много, очень много раз был я у Сталина, - завершил свой рассказ Иван Владимирович, - но ни разу не приходил к нему спокойным. Всегда ждешь вопроса, на который не знаешь, как ответить. Был страшно сух. Вместо "здравствуйте" едва кивнет головой. Доложишь, нет вопросов, и скорее уходи с облегчением. Быстрее! Поскребышев так и наставлял. Я заметил, что своей властью, памятью, умом Сталин всех как-то подавлял, принижал... Человек, приходящий к нему, чувствовал себя еще более незначительным, чем он есть на самом деле..."
Думаю, что наблюдения Ковалева интересны и позволяют глубже понять интеллект, чувства, волю Сталина. Анализ документов, разного рода совещаний, проходивших у Сталина, показывает, что и в войну очень немногие отваживались спорить с ним, отстаивать свою точку зрения. Он действительно подавлял всех своей властью. Повторю, к счастью, во время воины около Сталина находились выдающиеся военачальники, которые умели, были способны сделать такие предложения и так подать, что он их, как правило, принимал и одобрял.
Если взять любой день по часам работы Верховного в первые полгода войны, то за столом, в кабинете он проводил, как я уже упоминал, по 16 - 18 часов. Но справедливости ради скажу, что так тогда работали почти все. Львиная доля времени посвящалась вопросам военным. Поскребышев, однако, находил "окна", чтобы Сталин принимал не только отдельных членов Политбюро, курировавших конкретные участки государственной деятельности, но и наркомов, конструкторов, даже директоров крупных заводов. В роли Верховного Сталин нашел себя далеко не сразу. Первые месяцы войны он нередко сбивался на самую настоящую мелочовку: занимался распределением мин и винтовок, давал указания направить гражданское население на рытье противотанковых рвов, просматривал проекты сообщений Информбюро. Например, один из документов Ставки, адресованный ВВС, поступил в шифровальный отдел и пролежал там 8 часов 15 минут. Сталин, узнав об этом, приказал срочно подготовить приказ наркома обороны, в котором полковнику И.Ф. Иванову и старшему лейтенанту Б.С. Краснову объявлялись взыскания, и они изгонялись из Генштаба. Сталин, подписав приказ, наложил еще и резолюцию:
"тт. Василевскому и Жигареву
Прошу начальника оперативного управления Генштаба и командующего ВВС навести порядок - каждого на своем месте - в шифровальном деле.
25.08.41г. И.Ст.730"
И это в то время, когда на фронтах в дни страшного жаркого августа решались неизмеримо более важные вопросы! Просто привычка, выработавшаяся годами, держала Сталина: вершить, решать все самому. Решать за всех. Вскоре сама фронтовая действительность внесет коррективы в порядок, стиль, методы работы Верховного.
Втягиваясь в жестокий ритм войны, но действуя больше лишь как лицо, одобряющее или не одобряющее предложения Генштаба, Сталин все время пытался найти какие-то дополнительные рычаги влияния на обстановку. Вот он подписал директиву об активизации борьбы авиации с танками. После докладов о том, что нечем вооружать пополнение, Сталин настоял, чтобы в войска направили специальную директиву Ставки по этому вопросу:
