История человеческой глупости - Рат-Вег Иштван (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
От этого необыкновенного жемчужного коктейля у многих историков щекотало в носу. Они не могли решить, правда ли это? Нет ли? И даже писали про него книги [96]. Фридлендер в известном произведении [97] не высказывает своего кредо, а всего лишь цитирует несколько мнений: согласно им жемчуг, хотя, в общем, и растворяется в уксусе, но, очевидно, Клеопатра просто проглотила жемчужину.
Современному человеку хватает своих забот, чтобы ломать над этим голову. Нас это интересует лишь с той точки зрения, до каких пределов может дойти безумный инстинкт расточительства забывшей о тормозах женщины, если она к тому же еще и царица. Право, даже о пьяной царице египетской нельзя предположить такую блажь, чтобы выпить чашку убийственного для желудка уксуса, хоть и с растворенным в нем жемчугом. Невероятно также, чтобы она проглотила огромную жемчужину, ведь жемчуг вполне мог застрять у нее в горле.
Пари можно было выиграть и другим способом — растереть жемчужину в порошок и посыпать им какое-то блюдо или выпить его со сладким вином.
Что касается меня, я попробую отбросить научную тяжеловесность и взглянуть на это простым глазом писателя. Если мне будет дозволено вмешаться в тяжкий ученый спор, я полагаю, Клеопатра вообще не растворяла жемчуга, не разбивала его в пыль и не глотала. Можно поверить, что она в самом деле хотела растворить серьгу стоимостью в десять миллионов. Вероятно, она поверила в слухи, ходившие о редкой способности уксуса к растворению; как многие верили, что Ганнибал, например, при переходе через Альпы превращал уксусом в пыль целые скалы. Я просто вношу небольшую поправку в течение событий: Планк взял Клеопатру за руку не перед второй жемчужиной, а еще перед первой. Хотя бы из-за того, что хотел удержать разошедшуюся женщину от излишнего расточительства или хотя бы из-за того — и это еще вероятнее — что сообразил, если эта придурковатая баба погубит такое сокровище, то Антоний потом может купить ей новое.
Сплетня не удовлетворилась мудрым, умеренным хэппи эндом, настоящий глоток показался ей куда эффектнее.
КОРИЦА В КАМИНЕ И ЧЕК НА ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ТАЛЕРОВ ДЛЯ ЗАЖИГАНИЯ ОГНЯ
Небылицы рождаются примерно так, как старое естествознание представляло появление на свет медвежонка. Наш достойный Гашпар Мишкольци излагает, хотя и с некоторым сомнением, современные ему научные воззрения на рождение мишки следующим образом:
"Про самку медведя пишут, что приносит она такой противный и безо всякой формы помет, в коем кусок сырого мяса усматривают: ни головы, ни глаз, ни шерсти, поболе мыши, поменее кошки имеющим быть. Сей безо всякой формы кус мяса затем она непрестанным к тому лизанием в живого зверя превращает".
(Это странное научное положение оставило след во французской поговорке: un ours mal leche [98], — говорят о грубом, неотесанном человеке.)
Так же рождается и небылица: если весть груба и по форме необработана, то язык сплетен вылизывает ее, пока она не обретет форму анекдота.
О взбалмошном разбазаривании больших ценностей в Венгрии ходит много анекдотов. Я верю, что удальцы прошлых времен, веселясь, били стаканы, зеркала, возможно, совершали и прочие глупости, но я не верю в удальство, оборачивающееся варварством. Говоря языком медвежьей науки: правды в них не более уродца ростом с мышку.
Не верю я в случай со скакуном герцога Пала Эстергази. В 1807 году, говорит анекдот, герцог служил в посольстве в Лондоне. Однажды он осматривал на заводе чистокровных лошадей, назначенных на продажу. Спросил цену вороного жеребца. "Дороговато будет для Вас," — сказал управляющий. "Ну, а все-таки?" "Десять тысяч фунтов". "Покупаю," — ответил герцог и заполнил чек на десять тысяч фунтов. И тут же, достав из кармана пистолет, пристрелил лошадь.
Я не верю, что тот же венгерский аристократ подковывал лошадей золотыми подковами и то еле-еле, чтобы, когда он, как посол, вступал в чужеземный город, все подковы растерялись, а ликующий народ подбирал их. Желая эдакой сказочной роскошью утереть нос представителям других властителей. И вся эта история с подковами не более, чем старый бродячий сюжет. Апокрифические воспоминания о герцоге Ришелье говорят, что, когда он прибыл в Вену в качестве королевского посла, тоже сорил такими слабо прибитыми подковами. Только они были не из золота, а из серебра. О герцоге Бекингеме, всесильном фаворите Якова I, ходил слух, что однажды он явился на придворном балу в платье, богато расшитом жемчугом, однако жемчужины были пришиты так слабо, что то и дело падали, раскатываясь в разные стороны. Дамы с восторгом собирали по залу эти драгоценные зерна, а когда хотели вернуть их беспечному хозяину, тот с глубокой учтивостью просил оставить у себя счастливую находку на память о нем.
Чтобы закончить про часто упоминаемую особу герцога Эстергази, скажу — я не верю и в то, что он в честь знатных гостей готовил чай над пламенем тысячных банкнот; впрочем, этот поклеп возводили и на Грашшалковича. Можно поверить в бекерские кухонные плиты, топившиеся восковыми факелами, но позднейшие беспричинные зажигательные истории по большей части являются бродячими сюжетами. О разбогатевших банкирах рассказывали, что они топили свои камины дорогими восточными породами дерева, на зазнавшихся банкирских барышень наговаривали, будто они употребляют дорогое сандаловое дерево для варки утреннего кофе. В особенности аугсбургское семейство Фуггеров попало в центр подобных слухов. Поговаривали, что, когда Карл V остановился у них в доме, глава семьи огромную радость по поводу такой великой чести выразил тем, что в камин спальни императора вместо обычных дров положил кору коричного дерева. Затем он попросил разрешения поджечь его бумагой, на которой стоит высочайшая императорская подпись. Император заглянул в документ и дал разрешение. И у него была на то причина, потому что документ представлял собой не что иное, как обязательство императора по займу в 50000 талеров…
Похожий фальшиво учтивый поступок молва приписывает члену семьи Фуггер графине Палфи-Фуггер, оказавшейся в Венгрии. Будто бы ее навестила Мария-Терезия. После обеда по тогдашнему обычаю помещение окуривали дымом. Угли для окуривания уже тлели в серебряной сковороде, когда графиня, вырезав серебряными ножницами подпись королевы из долгового обязательства на много тысяч золотых, бросила бумагу на угли. Кто хоть немного начитан о пуританстве Марии-Терезии, тот не может предположить, чтобы перед ней могла быть допущена такая безвкусица. Это такой же бродячий анекдот, как и пресловутая история про летнее катание на санках. Каковая будто бы вышла так, что, когда Мария-Терезия посетила герцога Грашшалковича в Геделле, тот велел усыпать дорогу от Пешта до Геделле солью, чтобы королева проделала путь на санках без тряски. По мнению Белы Тота не стоит тратить слов на эту нелепую сплетню, которой якобы удостаивали кроме Марии-Терезии то ее дочь, то графиню Дюбарри. Я читал про вюттембергского герцога Карла, что он летом велел наносить снега с гор, чтобы покатать на санках своих гостей.
Были все эти известные случаи в жизни или нет, все равно они просятся в эту книгу. То ли их герои глупы, то ли тот, кто восторженно слушает их и несет дальше вместо того, чтобы, устыдившись, промолчать.
