Врачебные тайны дома Романовых - Нахапетов Борис Александрович (чтение книг txt) 📗
Известно, что перу Грубера принадлежит более 600 научных работ, опубликованных в России и за рубежом, за что он получил прозвище «Пимен русской анатомической школы». Однако ни в полной библиографии трудов В.Л. Грубера, хранящейся в музее кафедры нормальной анатомии ВМА, ни в каталогах фундаментальной научной библиотеки ВМА в Санкт-Петербурге и Государственной центральной научной медицинской библиотеки в Москве, ни в каталоге Национальной медицинской библиотеки США, как и в генеральных каталогах библиотек США и ФРГ, статью Грубера с названием, имеющим хотя бы косвенное отношение к данной теме, обнаружить не удалось. И вообще в 1855–1856 гг. работы Грубера за границей не печатались.
Следует признать, что Грубер не справился с поставленной перед ним задачей — забальзамированный им труп Николая I очень скоро подвергся интенсивному разложению. В связи с этим Медицинский департамент Военного министерства затребовал 24 февраля 1855 г. от Придворной аптеки рецепты, «по коим отпускаемы были жидкости для бальзамирования тела в Бозе почивающего императора Николая Павловича». На следующий день рецепты были возвращены — видимо, рассматривавшие их медики не нашли в действиях Грубера никаких нарушений.
Также легендарной следует считать версию А.А. Пеликана о якобы имевшем место заключении Грубера в Петропавловскую крепость: данных об аресте Грубера нет ни в документах музея Петропавловской крепости, ни в фондах Петропавловской крепости РГИА (бывший ЦГАОР), ни в «Списке арестантов Алексеевского равелина с 1850 по 1884 г.», опубликованном в «Историко-революционном сборнике» (М.—Л., 1926, т. 3, с. 300–306).
Конечно же, Н.Г. Богданов не мог пройти мимо этой невероятной истории. Он пишет: «Казалось бы, бальзамирование тела усопшего царя (а оно требовалось, поскольку прощание с покойным обычно продолжалось долго) никакого труда не должно представлять, если человек умер обычной смертью. Но трудности возникли, поскольку организм государя был отравлен и следы этого немедленно проступили на лице покойника. Специалист, к которому обратились за помощью в деле бальзамирования, знаменитый анатом из Вены Венцель Грубер, сразу обнаружил в теле Николая яд, чем привёл в ужас придворных, и настаивал на публичном заявлении о сделанной им находке. На Грубера жёстко давили, но старик («старику» в то время было всего 42 года. — Б.Н.) остался непреклонным, за что и был отстранён от процедуры. Бальзамирование продолжили врачи Енохин и Наранович. Но австриец не унимался. Он составил свой протокол вскрытия и… напечатал его в Германии, за что и был посажен в Петропавловскую крепость. В камере его обследовали „специалисты“ и нашли („признали“) „недалёким“, „наивным“, не от мира сего и даже обнаружили у профессора „отсутствие всякой задней мысли“ (т.е. он никого не хотел оклеветать). Говоря проще, Венцеля Грубера объявили помешанным, со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Венцеслав Леопольдович Грубер (1814–1890) родился в Богемии. Медицинское образование получил в Пражском университете. В 1842 г. защитил звание доктора хирургии, а в 1844 г. — доктора медицины. В 1847 г. по приглашению Н.И. Пирогова занял должность первого прозектора по курсу нормальной и патологической анатомии в Петербургской медико-хирургической академии. В 1858 г., признанный, по Н.Г. Богданову, чуть ли не умалишённым, стал начальником кафедры нормальной анатомии Военно-медицинской академии. В результате его 35-летней педагогической и научной деятельности на кафедре был создан первоклассный анатомический музей, в котором до сих пор хранятся великолепные анатомические препараты, изготовленные самим В.Л. Грубером. По плану и под руководством В.Л. Грубера было построено здание анатомического института ВМА. В.Л. Грубер близко сошёлся с известными русскими учеными-медиками — С.П. Боткиным и И.М. Сеченовым. У профессора В.Л. Грубера учились многие выдающиеся представители отечественной медицины, в том числе — великий русский физиолог И.П. Павлов и первая русская женщина-врач, окончившая высшее учебное медицинское заведение в России и защитившая у себя на родине степень доктора медицины, Варвара Александровна Кашеварова-Руднева (Т. Сорокина, 2004).
Как отмечено в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, В.Л. Грубер, «состоя на русской службе 45 лет, оставался австрийским подданным и немцем в душе» (т. 18, с. 794). Умер и похоронен на родине.
Публикатор воспоминаний военного министра императора Александра II графа Д.А. Милютина, посвящённых последним дням жизни императора Николая I, доктор исторических наук Д. Захарова («Родина», 1999, № 9, с. 60–63) считает, что они «убедительно и окончательно развенчивают легенду о „загадке“ внезапной кончины Николая I, не оставляют никаких сомнений в естественности столь неожиданной для современников смерти».
Д.А. Милютин писал в середине 1880-х гг.:
«Государь в последних числах января (1855 г.) вследствие простуды заболел гриппом. Болезнь эта была в то время весьма распространена в городе, вопреки существующему поверию, будто холера, продолжавшаяся тогда в Петербурге, устраняет обыкновенно все другие виды болезней. В первые дни болезни Император не придавал значения своему нездоровью, продолжал обычный свой образ жизни и занятия. Но 4 февраля, ночью, почувствовал он стеснение в груди, вроде одышки, и замечено было поражение лёгких. По совету доктора Мандта Государь не выезжал несколько дней, и болезненное состояние несколько уменьшилось. С наступлением (7 февраля) первой недели Великого поста Государь начал говеть, а 9-го числа чувствовал себя так хорошо, что вопреки настояниям врачей Мандта и Кареля (доктор Карель, обыкновенно сопровождавший Императора Николая в последние годы, был приглашён только с 8 февраля на помощь Мандту, по просьбе последнего) выехал в Михайловский манеж на смотр выступавших в поход частей войск. С этого дня начался у него кашель с мокротой. Несмотря на это, он выехал и 10-го числа на смотр в манеж. На другой же день открылась у него лихорадка с довольно сильным жаром, а с 12-го числа больной уже слёг в постель. В этот именно день получено было прискорбное известие о неудаче под Евпаторией, сильно взволновавшее больного. В ночь лихорадочные явления усилились. С 15 февраля возобновились страдания лёгких; появилась подагрическая боль в большом пальце ноги. На следующий день, 16-го, больной почувствовал сильную боль в рёберных мускулах. К вечеру эта боль уменьшилась, зато появилось биение сердца. Слухи о болезни Императора встревожили весь город, но бюллетени о ходе болезни не печатались, так как Государь не любил подобного опубликования, а доставлялись только особам Царского семейства и выкладывались в приёмной Зимнего дворца для лиц, приезжавших осведомиться о состоянии больного. Начали печатать эти бюллетени только с 17-го числа. В этот день, после беспокойной ночи с бредом, больной почувствовал сильное колотие с левой стороны груди, около сердца. Боль эта скоро прошла, но лихорадочный жар, кашель и мокрота усилились. Приглашён был третий врач — лейб-хирург Енохин (состоявший при Наследнике Цесаревиче). Почти весь день больной был в бреду, хотя и не совсем в бессознательном состоянии. В ночь на 18 февраля замечено было сильное поражение правого лёгкого; больной был уже в безнадёжном положении. Утром 18-го числа Император в полном сознании причастился, трогательно простился со всем семейством и окружающими, а в 1-м часу пополуночи совершенно спокойно, без страданий кончил жизнь…
Его сразила не столько немощь телесная, сколько потрясение нравственное. Мощная натура его не выдержала удара, нанесённого душевным силам его. После тридцатилетнего царствования, ознаменованного славой и могуществом, увидев Россию в отчаянном положении, Император Николай не мог перенести горести от такого печального исхода всех его многолетних державных трудов. Это было слишком тяжкое разочарование, которое и свело его в могилу».
Медицина, к сожалению, не всесильна, и бывают случаи, когда врачи не могут помочь даже царям. Но, как заметил академик Е.И. Чазов, «в нашей стране, как ни в какой другой, вся безысходность возлагается на плечи врача. Так что определённая предвзятость к врачам — это давнишний феномен общественной жизни России». В случае смерти императора Николая I жертвой общественного мнения стал доктор Мандт.
