Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы - Дуглас Грегори (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗

С. Но ведь Борман всегда был при Гитлере, разве не так?

М. Большую часть времени. Но запомните, Борман не контролировал Гитлера. Только доступ к нему. Если Гитлер хотел увидеться с кем-то, он с ним виделся. Он часто не хотел, чтобы ему докучали всякой незначительной бюрократической ерундой, и использовал Бормана, чтобы тот не давал высшим должностным лицам НСРПГ надоедать ему. На самом же деле никто не контролировал Гитлера в этом отношении. Борман, безусловно, был полезен Гитлеру, но он очень ревниво относился к своему положению и был неоправданно подозрителен к любому ниже стоящему, если тот сближался с Гитлером. Я уже сказал, что Бормана не радовали мои посещения и он предпринял несколько слабых попыток помешать мне, но Гитлер быстро поставил его на место. Разумеется, это еще больше разозлило Бормана, но его власть распространялась только на партийный аппарат, а я управлял гестапо, так что он не мог тронуть мою семью или моих друзей. Как видите, в конце концов Борман проиграл этот бой со мной, поскольку я тоже ничего не забываю.

С. У меня есть к вам несколько вопросов относительно Бормана, но мы можем вернуться к этому позднее. Приходилось ли вам общаться с Гитлером до событий, произошедших 20 июля?

М. Я несколько раз встречался с Гитлером. В самом начале… когда я только принял руководство гестапо, я видел его не очень часто. По большей части на разных приемах.

С. Какие у вас были отношения с Гитлером?

М. Вы, должно быть, помните, что до того, как он пришел к власти, мой отдел в баварской полиции занимался партией и ее приверженцы частенько попадали к нам. Следовательно, лично ко мне Гитлер не питал особой симпатии, да и многие члены партии из Баварии не слишком радовались моему назначению.

С. Как же вы попали в СС, если у вас были такие сложные отношения с партией?

М. После прихода к власти в 1933 году Гейдрих взял меня и еще нескольких моих сослуживцев из политического отдела в национальную полицию. Гейдрих был очень умным и практичным человеком, отличавшимся большой прозорливостью. Не забывайте, пожалуйста, что моя служба боролась и с коммунистами, мы относились к ним даже более сурово, чем к национал-социалистам.

С. У Гитлера не было других причин не любить вас или не доверять вам? Или, скажем, не допускать вас в свой круг?

М. Мой тесть был его политическим противником, а сам я всегда был убежденным католиком. Я не вступал в партию, пока меня не заставили сделать это. Гитлер же, когда только начинал свою карьеру, еще в Вене, не любил полицию. Он говорил, что она вечно придирается к нему. Гитлер был из очень бедной семьи, а этот класс всегда побаивается полиции.

С. Но в дальнейшем ваши отношения улучшились, не так ли?

М. Думаю, да. С Гитлером никогда нельзя было сказать наверняка, что он в действительности думает по тому или иному поводу. Позже он стал относиться ко мне более дружески, и в конце, в Берлине, он был очень откровенен со мной. В частной жизни он был именно таким, и для любого, кто видел его на публике, было большим сюрпризом обнаружить, что он очень человечен и что с ним легко общаться. На самом деле временами Гитлер мог быть очень забавен и интересен. Он здорово умел иронически показывать разных людей и делал это с большой проницательностью и очень безжалостно. Однажды он совершенно замечательно изобразил при мне Гиммлера, его голос и жесты. Гитлер умел разглядеть подлинный характер человека, и видел людей практически насквозь, едва начав общаться с ними. При этом он был очень скрытным и как бы играл некую роль, постоянно находясь на сцене» на глазах публики. Но в домашней, так сказать, обстановке эта был спокойный, нормальный и очень приятный человек. Гитлер был очень вспыльчив, но главным образом только тогда, когда ему лгали в лицо, но его гнев быстро проходил. Думаю, самым большим его недостатком была его эмоциональность. Он мог быть чрезвычайно рассудителен, хотя малейшее замечание легко выводило его из себя, и он сильно раздражался. Но, как я говорил, в спокойной обстановке, он был интеллигентным и разумным человеком. По крайней мере, позже я узнал его именно таким, но тогда он нуждался в моих услугах, так что я не знаю точно, что Гитлер в действительности обо мне думал. А на ваш вопрос скажу, что да, к концу войны у нас сложились довольно хорошие отношения и на деловом, и на личном уровне.

С. Вы говорили о комиссии по делу 20 июля, в которой вы председательствовали. Не могли бы вы рассказать мне об этом заговоре в самых общих чертах? Я думаю, вы должны знать больше, чем кто бы то ни было, о том, что же на самом деле произошло. Например, некоторые из тех людей остались живы и явились к нам, предлагая свои услуги. Они могут стать заметными политическими фигурами в правительстве в нашей зоне, и мы хотели бы услышать ваше мнение о мотивах покушения и характерах тех или иных участников событий. Вы не могли бы изложить ваши общие замечания?

М. У меня больше материалов по 20 июля, чем вы могли бы представить. С чего вы хотите, чтобы я начал?

С. Просто общий обзор. Кто стоял за этим, в смысле за этим заговором. Участники, мотивы и так далее.

М. По мере того как война затягивалась, появлялось все больше и больше недовольных. Началось с того, что многие сторонники левого крыла и интеллигенция не одобряли непривлекательные действия нового правительства. Ведь ранние СА [50] и нацисты были в основном из уличных головорезов и хулиганов, и их действия вызывали раздражение у многих людей. В конце концов Гитлер выкинул большинство самых оголтелых и попытался сделать свое правительство более приемлемым для среднего класса. Я думаю, в общих чертах он преуспел в этом, хотя интеллигенция и в особенности военные его терпеть не могли. Военные правили Германией даже после войны, и у них было… да и сейчас тоже… очень развито сознание своей касты. Они сбросили кайзера, когда им это понадобилось, они устраивали при каждой возможности путчи и хотели установить в республике своего рода формальное правительство, которое было бы целиком и полностью подчинено им. Беда была в том, что это формальное правительство было очень слабым и бездеятельным, и хотя армия, безусловно, руководила им, оно не пользовалось доверием общества и Германия попросту плыла по течению. Армии нужен был сильный лидер, который смог бы укрепить страну, но в то же время был бы у нее в подчинении. Они допустили ужасную ошибку, когда сделали ставку на Гитлера. Он не поддавался абсолютно никакому влиянию. Когда до них это дошло, они впали в ярость и решили от него избавиться. И еще, разумеется, Гитлер был не из их класса. Они-то были главным образом землевладельцы, помещики из Восточной Пруссии, они все знали друг друга, все занимали до войны положение в обществе и почти целиком жили прошлым. Гитлера и его крикливых соратников по NSDAP они находили ужасными. Так что они вредили ему, как могли, и критиковали его на своих балах, обедах и охотничьих вечерах. Они никогда не доверяли Гитлеру, даже после того, как он сломал хребет радикальным движениям в Германии и значительно улучшил экономическое положение рабочих. Для них это абсолютно ничего не значило. Даже несмотря на то что Гитлер сражался на передовой во время войны и был удостоен двух Железных крестов, они не испытывали к нему ничего, кроме презрения. Так что пока они получали какие-то выгоды от его программ, таких, например, как наращивание военной мощи, они ограничивались простым недовольством. Некоторые штабные старые бабы, типа Гальдера и Бека, пытались препятствовать его программам, но всегда закулисно. Многие из них в Веймарский период работали в Советской России, и российский стиль начинал им нравиться. Очень неблагоприятная ситуация. Когда в 1933 году Гитлер пришел к власти, это вызвало сильное раздражение у поляков, потому что Пилсудский [51] понимал, что сильная Германия с одной стороны Польши и сильная Россия с другой сулят ему большие неприятности. Так что он планировал ударить по Германии, пока рейхсвер еще относительно слаб, и надеялся спихнуть Гитлера. Думаю, поляки и сами не знали, кого они ненавидят больше: нас или русских. И вот в начале 1933 года, думаю, где-то в марте, поляки начали стягивать свои войска к границам Восточной Пруссии. По существу, мы тогда не имели возможности им противостоять, поэтому Гитлеру нужно было выиграть время. Поляки потребовали, чтобы Гитлер разорвал свои отношения с Россией, расторг договор с ней о военной взаимопомощи [52] и подписал договор о военном сотрудничестве с ними. Гитлер был вынужден сделать это, но я знаю, что он так никогда и не забыл об этом эпизоде и впоследствии поляки дорого за него заплатили Высшее военное командование тоже злилось на Гитлера за то, что он разорвал их дружеские отношения с Россией. Они не могли или не хотели понять, что безопасность государства, их собственного государства, важнее, чем учебные маневры в России. И теперь эти господа получили новый повод для ненависти к Гитлеру. Может, эти люди и были блестящими кадровыми офицерами, но они всегда оперировали только военными категориями, строго военными, и не принимали во внимание ничего другого. Многие из этих офицеров присоединились к заговору, когда война начала оборачиваться против них. Они были вполне довольны своим бездействием, пока Гитлер раздавал им маршальские жезлы и высокие ордена, но в конце концов им это приелось. И еще, как я уже говорил, многие из старших, высшего ранга офицеров саботировали планы Гитлера. Должен сказать, что хоть я и не специалист в военном деле, но я видел, что часто Гитлер выказывал большую осведомленность, чем они. Он издавал какой-нибудь приказ, а поскольку у некоторых генералов личность Гитлера вызывала отвращение, такой генерал старался весьма осторожно такой приказ не выполнить. Если случалось что-нибудь плохое, он и его друзья во всем обвиняли Гитлера И они очень часто лгали ему в глаза. Ни к чему хорошему это никогда не приводило. Дошло до того, что Гитлер распорядился стенографировать все свои совещания.