Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? - Мартиросян Арсен Беникович (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗

Докладывал я. Сталин слушал внимательно, но молча. После доклада он отправил нас, не сказав своего мнения. Настроение у меня было тяжелое. Прошло несколько дней, и меня вызвал Сталин. Когда я вошел, он сидел за своим рабочим столом. Я подошел. Тогда он открыл средний ящик стола и вынул несколько листков бумаги. «Читайте», — сказал Сталин. Я стал читать. Это было письмо Сталина, адресованное Гитлеру, в котором он кратко излагал свое беспокойство по поводу немецкого сосредоточения, о котором я докладывал несколько дней назад.

«А вот и ответ, читайте», — сказал Сталин. Я стал читать. Боюсь, что не смогу столько лет спустя точно воспроизвести ответ Гитлера. Но другое помню точна раскрыв 14-го утрам «Правду», я прочитал сообщение ТАСС и в нем с удивлением обнаружил те же самые слова, которые прочитал в кабинете Сталина. То есть в советском документе была точно воспроизведена аргументация самого Гитлера.

Жуков не оговорился, когда в беседе со мной рассказал о письме Сталина Гитлеру. Об этом упомянул он и на время своей встречи осенью 1968 г. с писательницей Еленой Ржевской.

Он ей прямо сказал, что перед началом войны Сталин писал Гитлеру [106]. Говорил об этом маршал и Константину Симонову.

В архивах такой переписки не обнаружено. Но это ничего не значит В архиве Сталина следов нет, но они могли быть уничтожены» [107].

Попробуйте понять, что в этой версии к чему?! Тем более в свете других версий, особенно же то, как так могло случиться, что в одно и то же время Симонову и другим рассказывается едва ли не все, да еще и в деталях, аж про Роммеля маршал вспомнил, а в беседе с Безыменским — эк как память-то отшибло?!

Разве столь маститому, размотавшему не один запутанный клубок загадок Третьего рейха ученому-историку, имевшему к тому же под рукой книгу Симонова «Глазами человека моего поколения» (Безыменский и Симонов были близко знакомы), не бросился в глаза сталь беспрецедентный разнобой в версиях одного и того же события из уст одного и того же человека в одно и то же время?!

Если Жуков не оговорился, то кто же тогда оговорился?! Кому в голову взбрело делать столь подло «тонкий» намек, что-де Жуков ознакомился с содержанием переписки как бы накануне Заявления ТАСС, то есть 13 июня 1941 г.?! Зачем? Чтобы лучше доказать, что-де Сталин якобы купился на гладкие речи коричневого шакала?! Ну так все равно ведь не получится! Никогда не получится!

Потому что Жуков действительно «оговорился», да еще как! И не просто оговорился! Он попросту лгал, стремясь унести с собой в могилу всю правду о кануне войны. Но вот не проколоться Жуков не мог, ибо это было закономерностью — четыре варианта одной и той же байки тому порукой…

Потому как все его т. н. «тонкие» намеки в редакции Безыменского на то, что-де он вроде бы накануне, т. е. 13 июня, ознакомился с этими посланиями, немедленно напарываются на сокрушительный удар со стороны… его же, Жукова, мемуаров! Потому что 13 июня 1941 г. ни он отдельно, ни Тимошенко отдельно, ни вместе они у Сталина не были!

«13 июня С. К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И. В. Сталину и настойчиво просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов (попробуйте понять эту просьбу, если ровно через два дня они оба ошарашивают Сталина заявлением о том, что и розворачивать-то нечего на границе, а через четверть века Жуков заявляет, что-де «он бы соврал, сказав, что понимал неизбежность войны» и при всем при этом помнил, что еще 12 июня с санкции именно Сталина было начато выдвижение войск из глубины приграничных округов к границе»! — А. М.).

И. В. Сталин сказал:

— Сейчас этого делать не следует, мы готовим сообщение ТАСС и завтра его опубликуем (попробуйте токже понять и то, где в этих словах Сталина категорический отказ?!м «Сейчос не следует» — это же не значит, что вообще не следует? — А. М.).

— Ну, что? — спросил я.

— Велел завтра газеты читать, — раздраженно сказал С. К. Тимошенко и, поднявшись из-за стала, добавил: — Пойдем обедать!» [108]

Обед, надо полагать, был настолько хорош, что навсегда отшиб у обоих память о том, что более памятливый А. М Василевский описал тихо и скромно «12 — 15 июня этим округам (то есть пригроночным — А. М.) было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе» (что обосновывалось сооброжениями повышения боевой готовности. — А. М.) [109].

Короче говоря, 13 июня «изба-читальня» в кабинете Сталина не работала! Да и лезть-то 13 июня к Сталину с просьбой о приведении войск в боевую готовность было не с руки — ведь еще 12 июня была дана команда о выдвижении к границе, причем с мотивировкой о дальнейшем повышении боеготовности войск.

Однако это еще далеко не все, ибо Лев Безыменский настолько точно и мощно «взорвал»все эти по-маршальски «тонкие» намеки, что просто грех этим не воспользоваться.

Как настоящий ученыйи-сторик он пошел на вполне логичный и закономерный шаг — предварил свое описание беседы с Жуковым документальными фактами истории: использовал записи состоявшихся в начале мая 1941 г. бесед посла СССР в Германии Деканозова с послом Германии в СССР графом В. фон Шуленбургом

При этом он не только сам «подорвался» на этой «мине замедленного действия», не только дезавуировал «тонкие» намеки маршала — ведь следы этой переписки между Сталиным и Гитлером сохранились, чему свидетельство — приведенный выше ответ Гитлера, — но и, что и есть самое главное, напрочь снес тот шлагбаум, который закрывал путь к подлинной Правде.

А она такова. Инициатива проведения этих встреч и бесед исходила от Шуленбурга — граф Вернер фон Шуленбург, не разделяя коммунистических убеждений, был (вроде бы) противником войны между Германией и СССР и, зная, что это вот-вот случится, решился на крайне неординарный для посла поступок: предупредил Советское правительство об агрессивных замыслах своего правительства.

Сам ли решился или нет — точно неизвестно до сих пор, но все расценивают этот его поступок чуть ли не как проявление антифашизма…

Использовав в качестве «исходной точки» факт их первой встречи и беседы 5 мая 1941 г. в Москве — всего встреч было три, т. е. 5, 9 и 12 мая — и слегка «лягнув» их, поскольку в середине 90-х годов прошлого столетия это было особым шиком оголтелого антисталинизма, Л. Безыменский тут же перешел к развернутому цитированию записи беседы двух послов от 9 мая 1941 г. Она была сделана личным переводчиком Сталина и Молотова В. Павловым и до 1993 г. хранилась в секретном архиве Молотова.

Согласно этой записи, оттолкнувшись от содержания их беседы 5 мая, в которой Шуленбург пытался продвинуть тезис о необходимости каких-то совместных советско-германских действий на высшем уровне в целях предотвращения войны между двумя государствами, Деканозов с санкции Сталина выдвинул следующую идею «Я продумал вопрос о мерах, которые можно было бы предпринять. Мне казалось, что поскольку речь может идти об обоюдных действиях, то можно было бы опубликовать совместное коммюнике, в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами» [110].

И не посвященному в тайны высшей политики совершенно очевидно, что через Деканозова Сталин активно зондирует реальность возможности так повязать Гитлера совместным заявлением-коммюнике, чтобы в случае, если он и в самом деле посмеет в одностороннем порядке нарушить его, а главное — Договор о ненападении от 23.08.1939 г., всем в мире без объяснений была бы ясно и понятно, что именно он, коричневый шакал, и есть вероломный aгpeccop! Это, между прочим, вполне рутинная практика во взаимоотношениях между лидерами государств, тем более потенциальных противников, особенно по наиважнейшим вопросам политики, каковыми и являются вопросы войны и мира.