Казаки. Между Гитлером и Сталиным<br/>(Крестовый поход против большевизма ) - Крикунов Петр (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗

В то время все восточные народы, представители которых сражались в составе германской армии, уже имели свои национальные комитеты, претендовавшие в будущем на роль правительств «независимых государств», — ничего подобного не было только у казаков. Однако в декабре 1942 года при Министерстве по делам оккупированных восточных территорий такой комитет, получивший название «Казачье управление Дона, Кубани и Терека», во главе с Н.А. Гимпелем был создан. Для того чтобы сразу зарекомендовать себя серьезной, претендующей на «объединение всего казачества» организацией, Гимпель вступил в тесный контакт с генералом П.Н. Красновым. Зная о популярности старого атамана в казачьих кругах, немцы прочили его на роль идейного вдохновителя всего казачества. Уже 25 января 1943 года генерал подписал обращение, в котором призвал все казачество встать на борьбу с большевистским режимом. В обращении отмечались особые казачьи черты, казачья самобытность, право казаков на самостоятельное государственное существование, но, что любопытно, не было ни слова о России. Видимо, к этому времени Краснов окончательно понял, что идея о казачестве в единой неделимой России осталась в прошлом. Как позже признавался сам П.Н. Краснов, именно с этого момента он стал только казаком, стал служить только казачьему делу, поставив «крест на своей предыдущей жизни и деятельности» [143].

Другим важным фактом направленной идеологической работы в среде казачества следует признать выход в свет 25 апреля 1943 года в Берлине первого номера журнала «На казачьем посту», который просуществовал до конца войны и стал главным печатным органом несепаратистского направления казаков-эмигрантов. Первый номер открывался воззванием генерала П.Н. Краснова, в котором последний призывал все казачество вступать в германскую армию и воевать до победного конца: «Идите в Германские войска, — обращался атаман к простым казакам, — идите с ними и помните, что в Новой Европе Адольфа Гитлера будет место только тем, кто в грозный и решительный час последней битвы нелицемерно был с ним и Германским народом» [144].

Немецкое руководство продолжало благоволить к казачеству, и в июне 1943 года на встрече в Белграде с атаманами донских, кубанских, терских и астраханских казаков Гимпель заявил, что «германским правительством вопрос бытия казачества… разрешен в положительном свете» [145]. Наконец 10 ноября 1943 г. Гимпель при активном участии генерала П.Н. Краснова подготовил «окончательно разрешившую проблему казачества в положительном свете» «Декларацию германского правительства к казакам», подписанную начальником Штаба Верховного командования вермахта Кейтелем и руководителем Восточного министерства А. Розенбергом. Однако одновременно с этими исключительно пропагандистско-показательными акциями, направленными на привлечение на свою сторону не столько основной массы казачьего населения Европы, сколько «подсоветских» казаков, отступавших с Северного Кавказа вместе с немецкими войсками, германское руководство продолжало проводить непоследовательную политику по отношению к казакам-эмигрантам.

Вскоре после декларации Кейтеля — Розенберга в Восточном министерстве был разработан проект по созданию Казачьих опорных пунктов в Германии, Франции, Сербии и протекторате Чехия и Моравия, в которые должны были войти все казаки вне зависимости от их политических взглядов. Немцы планировали упразднить Общеказачье объединение генерал- лейтенанта Е.И. Балабина, распустить все станицы и хутора и впредь управлять всеми казаками через начальников Опорных пунктов. Приказ об этой реформе должны были подписать П.Н. Краснов, лидер самостийников В.Г. Глазков и сам Е.И. Балабин. Разработчики документа даже не подумали о том, в какое унизительное положение ставят атамана Общеказачьего объединения, сводя на нет результаты его четырехлетней работы по сплочению казаков, их моральному и идеологическому объединению в борьбе с самостийниками. О готовящемся решении по созданию объединенной казачьей организации В.Г. Глазкову и Е.И. Балабину сообщили в… гестапо. «В четверг, — писал в апреле 1944 года Е.И. Балабин П.Н. Краснову, — 20 апреля, меня и инженера Глазкова вызывали в Гестапо и, „по секрету“, сообщили, что Казаки будут иметь свой отдельный самостоятельный Опорный Пункт, что я и Глазков должны выбрать Начальника этого пункта, казака, не состоящего ни в той, ни в другой организации и одинаково приемлемого всеми казаками и знающего, хотя бы немного, немецкий язык» [146].

Как и следовало ожидать, объединительные переговоры двух казачьих лидеров никаких результатов не дали. Е.И. Балабин отвергал все кандидатуры, представленные самостийниками, а своих предложить не мог, так как по негласному распоряжению Восточного министерства на должности начальников Опорных пунктов должны были подбираться только казаки-националисты, а самому старому атаману отводилась исключительно роль советника при будущем начальнике Опорного пункта в Праге. Причем вторым советником должен был стать помощник Василия Глазкова — некто Донецкий. Естественно, принять этот пост Е.И. Балабин наотрез отказался. «Не сомневаюсь, — писал он П.Н. Краснову, — что все происходящее есть лишь результат происков самостийников, которые видят, как распадается их на бумаге существующая организация, и как растет и крепнет наше Объединение, и они воспользовались своими связями, чтобы разложить все организации и под шумок сделать свои делишки» [147].

Самостийники довольно долго пытались уговорить атамана Общеказачьего объединения поступиться своими принципами и все-таки пойти на сотрудничество. «Настоящим имеем честь, — обращались они 17 мая 1944 года к Е.И. Балабину, — предложить казакам вверенной Вам организации сотрудничество в казачьем органе „Казачий вестник“, о чем просим не отказать в любезности довести до сведения Ваших членов. Указанное предложение является и пожеланием надлежащих немецких органов. В ожидании тесного казачьего сотрудничества просим принять выражения глубокого к Вам уважения» [148]. Однако ни увещевания, ни угрозы, ни вызовы в гестапо, ни даже приезд в Прагу знаменитого генерала Шкуро, который должен был стать посредником на «мирных переговорах», ни к чему не привели. 9 октября 1944 г. Е.И. Балабин написал атаману Общеказачьей станицы в Вене есаулу М.А. Голубову: «Генерал Шкуро считает, что мы должны слиться с самостийниками, думая, что по взмаху его кулака или по щучьему велению самостийники изменят свои взгляды и свою программу. Главари самостийников, как и большевики, никогда не изменятся, и после взмаха кулаком Генерала Шкуро здесь, в Праге, они продолжают свою работу — лгать, клеветать, забрасывать противный лагерь, главным образом меня, грязью… Среди самостийников есть хорошие казаки, одураченные вожаками, но вожаки их хуже большевиков и сближения с ними быть не может» [149].

Постоянная грызня между различными казачьими эмигрантскими организациями, подкрепленная невнятной и непоследовательной политикой немецких властей, а также неудачи немцев на Восточном фронте в конечном итоге привели к тому, что уже к середине 1943 года в основной своей массе казаки-эмигранты потеряли всякий интерес к происходящему Более того, в адрес казачьих атаманов и руководителей посыпались письма с обвинениями в некомпетентности и политических просчетах. «Был у меня один человечек с Востока, — писал в мае 1943 года руководитель казаков-националистов в Сербии П.С. Поляков, — не казак, парень толковый и дельный, он говорит, что на Восток пустят лишь тех, кто поймет желание немцев, их новые идеи и их направление. Я после этого целую ночь юлой на койке вертелся и к утру пришел к выводу, что я вообще ни черта не понимаю. Мне казалось, что наша готовность жертвовать всем для борьбы на Востоке, наше поголовное желание принять в ней участие и наша прошлая антикоммунистическая и националистическая работа — достаточный залог всему. Ан нет — или чего-то мы не поняли, или чего- то у нас не хватает, или мы не нужны совершенно и лишний балласт…» [150]. Звучали и более резкие заявления в адрес казачьих лидеров и атаманов. «Вы прекрасно знаете, — написал 29 февраля 1944 года Василию Глазкову простой казак, член КНОД, — какая бы сторона ни победила, а это уже окончательно выяснилось, если у Вас есть политическое чутье, Вы сознаете это — казачество никогда как нация существовать не будет, а тем более как самостоятельное государство. А если так, то к чему город городить и для чего капусту садить?» [151] (О ситуации, сложившейся в казачьей эмиграции во Франции, см. в Приложении 1.6.)