СССР при Брежневе. Правда великой эпохи - Чураков Дмитрий Олегович (читать книги онлайн полностью без сокращений txt, fb2) 📗
В кинематографе за сталинскую тему взялся режиссер Юрий Озеров. Работая над киноэпопеей «Освобождение», он включил в нее несколько эпизодов с участием Сталина, роль которого сыграл Бахути Закаридзе. Эти сцены были написаны Озеровым совместно с Юрием Бондаревым и Оскаром Кургановым на основе документальных материалов, содержавшихся в мемуарах Жукова, Рокоссовского, Бережкова, а также в протоколах конференций лидеров СССР, США и Великобритании. Снимавшийся в фильме в небольшой роли переводчика историк Юрий Емельянов вспоминал о том, каким непростым оказался путь кинокартины к своему зрителю, а также о причинах возникших сложностей: «В журнале “Ньюсуик” за 7 октября 1968 года, корреспонденты из Москвы писали, что съемки фильма – “это часть тихой кампании Кремля с целью реабилитировать Сталина, по крайней мере, как военачальника”. Но дело обстояло совсем не так, как писали американские журналисты. Завершился 1968 год, а затем прошел 1969 год, но уже готовые фильмы Юрия Озерова упорно не пускали на экран. Препятствия чинились правительственными учреждениями из-за тех небольших сцен, в которых появлялся Сталин. Подавляющее большинство советских людей и не подозревали, что в верхах не было единства относительно того, как оценивать Сталина»19.
Наконец, в канун 25-летнего юбилея Победы в мае 1970 года первая серия киноэпопеи Озерова пробилась на экраны. Многие люди, кто с восторгом, кто с иронией, а кто и с горечью вспоминают дни премьеры: когда перед зрителями появлялся загримированный в Сталина Бахути Закаридзе, каждый раз зал взрывался аплодисментами, «хотя, – как особо выделяет Р. Медведев, – зрителями были здесь не работники партийного аппарата или высшие офицеры, а рядовые люди». Такие же горячие аплодисменты зрителей звучали, когда на экранах показывали кадры из кинохроники, запечатлевшие Сталина на Мавзолее на Параде Победы 1945 года в фильме «Посол Советского Союза». Позже эмоции несколько поугасли, но эти киноленты и в последующие годы неизменно пользовались зрительской любовью.
Помимо маршальской фронды и писательской фронды свое отношение к прошлому выказывали и люди более будничных профессий. Как и многие жившие в то время, хорошо помню фотографии Сталина в форме генералиссимуса на ветровых стеклах грузовых машин. Такие же фотографии можно было встретить во многих домах на комодах или книжных полках. Карманного формата календарики с различными парадными изображениями Сталина продавались на толкучках, в поездах дальнего следования и пригородных электричках. В Дни Победы и другие праздники многие ветераны надевали свои парадные мундиры, на которых красовались медали с профилем Сталина. С южных курортов некоторые мои знакомые привозили изготовленные кустарным способом брелоки или значки, на которых изображался Сталин. Кое-где в домах сохранялись отдельные издания сталинских работ, их хранили и показывали знакомым как ценные раритеты.
Очень ошибаются те, кто видит во всех этих проявлениях невежество и забитость советских людей. Важно подчеркнуть, что этот своеобразный сталинизм был вовсе не стремлением вернуться назад. Он являлся выражением массовой оппозиционности по отношению к отдельным сторонам настоящего. На этом сходятся не только отечественные, но и наиболее вдумчивые зарубежные историки, социологи, философы. Так, Ю.В. Емельянов в одной из своих монографий отмечает: «Растущие свидетельства разложения верхов и их безнаказанности вызывали все большее раздражение в народе. Многие люди не без основания полагали, что не знающие житейских забот правители игнорируют накопившиеся проблемы. В народе все чаще обращались к воспоминаниям о Сталине и его времени… Люди противопоставляли требовательность Сталина к себе и другим начальникам усиливавшейся бесконтрольности по отношению к власть имущим. Народная ностальгия по Сталину, проявлявшаяся постоянно в брежневские годы, стала их постоянной спутницей»20.
В книге Емельянова также приводится заслуживающая внимания оценка видного американского футуролога Эльвина Тоффлера, увидевшего в фотографиях Сталина на ветровых стеклах советских автомобилей «свидетельство недовольства правителями страны». Это недовольство он рассматривал «в контексте всемирного протеста против господства во всем мире коррупции и бюрократизма». Примерно о том же размышляет и хорошо известный своим антисталинизмом Р Медведев: «Справедливости ради надо отметить, – пишет он в своем исследовании о брежневской эпохе, – что наступление сталинистов находило тогда поддержку не только среди генералов и маршалов или в пресловутом “среднем звене” партийного и государственного управления. Попытки реабилитации Сталина встречали поддержку и среди значительной части рядовых рабочих и служащих. Раздраженные растущими трудностями повседневной жизни, усилением власти местных бюрократов, многие люди идеализировали эпоху Сталина как время “порядка”»21.
Вместе с тем не следует полагать, что перед нами всеобщее явление. Нет. Как уже было отмечено, XXсъезд расколол все советское общество. Так же как не было едино руководство, не был един по вопросу отношения к прошлому и весь народ. Доклад Хрущёва на закрытом заседании XX съезд посеял семена, из которых произросла особая генерация советской интеллигенции, отличительной чертой которой было неприятие окружающей действительности. Позже это новообразование будет называться расплывчатым понятием «шестидесятники». Но не только будущие шестидесятники с радостью подхватили знамя, поднятое Хрущёвым. В стране с Гражданской войны и 1930-х годов имелась категория людей, обиженных советской властью. В годы Великой Отечественной войны многие забывали свои обиды, и вот теперь им об этих обидах напомнили, и угасшие было эмоции вновь дали о себе знать. Получалась любопытная и одновременно зловещая картина: не только «народный сталинизм», но и антисталинизм, прежде всего антисталинизм интеллигенции и других групп населения носили ярко выраженный протестный характер!
Кратковременную растерянность властей перед «народным сталинизмом» радикальная интеллигенция восприняла как «возвращение к сталинизму» и начала энергично противостоять этому. Это создавало в стране еще один силовой и моральный вектор. Оппозиционность этой части общества не носила столь уж массового размаха, зато была более целенаправленной и организованной, одной из причин чего являлось участие в рядах активных антисталинистов людей, прошедших «школу» различных оппозиционных течений 1920-1930-х годов и «университеты» ГУЛАГа. В стране разворачивается целая кампания, основным содержанием которой было укоренение в обществе мифологии XX съезда. Сочувствующий этому порыву Р. Медведев сообщает:
«Различных выступлений против сталинизма и Сталина в 1966 году было много. Учебные заведения, университеты, научные институты, дома ученых приглашали для бесед или лекций известных писателей и публицистов, которые зарекомендовали себя антисталинистами. Стенограммы этих собраний расходились затем по Москве и другим городам. В некоторых аудиториях состоялись встречи с А.И. Солженицыным, с Э. Генри, с наиболее активными из старых большевиков. Только старый большевик и известный антисталинист А.В. Снегов за 1966–1967 годы выступил в 13 различных аудиториях, включая и военные академии, с большими докладами и воспоминаниями. Хотя формально речь шла о Ленине и Октябрьской революции, большую часть своих выступлений Снегов посвящал разоблачению преступлений Сталина»22.
Уровень звучавшей в тот период аргументации противников Сталина хорошо виден на примере письма публициста Эрнста Генри известному советскому писателю Илье Эренбургу. Игнорируя авторитетные свидетельства крупнейших военачальников Великой Отечественной войны и даже лидеров зарубежных государств военной поры, Э. Генри жестко отчитывал Эренбурга за недооценку последствий «культа личности» (что уже само по себе звучит комично – уж кто-кто, а Эренбург, автор романа «Оттепель», наверно, разбирался в тех вопросах, о которых писал). В письме Сталин изображался главным виновником прихода к власти в Германии гитлеровской клики. Поражения Красной армии 1941–1942 годов объяснялись исключительно массовыми репрессиями. Звучали и другие обвинения, навеянные докладом Хрущёву на закрытом заседании XX съезда. Несмотря на всю курьезность попыток публициста выдать себя за главного эксперта в вопросах международных отношений предвоенной поры, а также в вопросах обороноспособности страны, по свидетельству Ю.В. Емельянова, работавшего в то время в ИМЭМО, это письмо нередко вызывало безоговорочное сочувствие и поддержку среди многих его коллег.
