Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь - Фроянов Игорь Яковлевич (книги бесплатно без .TXT) 📗
Необходимо подчеркнуть, что это равенство провозглашалось и осуществлялось первоначальным христианством прежде всего в духовном плане, как равенство всех верующих перед лицом Христа, в какой-то степени также и в плане организационном, поскольку в христианские общины допускались люди самого различного происхождения и положения. Однако никогда христианство не пыталось реализовать данный принцип в миру, за пределами общин. Это следовало из его характера и природы, ибо оно всегда было движением релнгиозным, подменявшим достижение реального переворота мистическим утешением. Таким образом, его революционность была иллюзорной. «Христианство, — писал по этому поводу Ф. Энгельс, — знало только одно равенство для всех людей, а именно — равенство первородного греха, что вполне соответствовало его характеру религии рабов и угнетенных. Наряду с этим оно, в лучшем случае, признавало еще равенство избранных, которое подчеркивалось, однако, только в самый начальный период христианства. Следы общности имущества, которые также встречаются на первоначальной стадии новой религии, объясняются скорее сплоченностью людей, подвергавшихся гонениям, чем действительными представлениями о равенстве. Очень скоро установление противоположности между священником и мирянином положило конец и этому зачатку христианского равенства» [29].
Завершая характеристику организационного устройства первых христианских общин, подчеркнем его примитивность и неразвитость. В то время не было еще настоящего клира, то есть управляющей верхушки, четко отделенной от паствы. Стихийно развивавшееся движение, разумеется, имело своих руководителей, но они являлись от случая к случаю и еще не обладали ни четким профилем, ни устойчивым названием. В Апокалипсисе руководители отдельных христианских общин именуются ангелами, кроме того, там упоминаются апостолы, пророки, священники, никак далее не определяемые. В посланиях апостола Павла фигурируют апостолы, пророки, учителя, евангелисты и пастыри (1 Кор., 12, 28; Эфес., 4, 11), а в более поздних, так называемых пастырских, посланиях того же Павла появляются дополнительно епископы и диаконы. Судя по всему, ведущими фигурами в христианском движении на первых порах были странствующие проповедники и организаторы, обладавшие особенным даром проповеди и потому, как считалось, наделенные божьей благодатью, харисмой. Такой тип проповедника являл собой евангельский Иисус, а более конкретными и несомненными его воплощениями являются апостолы — персонажи Деяний апостольских. Среди этих странствующих проповедников, разумеется, встречались и шарлатаны, что и подчеркивали в первую очередь ранние критики христианства из числа язычников — Цельс и Лукиан, но большинство, несомненно, отличалось искренностью веры, глубоким религиозным фанатизмом. В какой-то степени мы можем судить об этом по облику и судьбе заглавных новозаветных персонажей — Иоанна Крестителя и самого Иисуса Христа.
Обращаясь к проблеме исторического существования тех, кого само христианство считало своими создателями, и в первую очередь к проблеме историчности Иисуса Христа, необходимо подчеркнуть, что эта тема, при всей ее важности, является частным сюжетом в общей проблематике первоначального христианства. Один из ведущих советских исследователей христианства Я. А. Ленцман справедливо писал: «Вопрос о том, жил ли в действительности в начале нашего летосчисления казненный в Иерусалиме проповедник Иисус, не следует считать, как это зачастую делается в нашей популярной литературе, основным критерием марксистского или, наоборот, немарксистского подхода к раннему христианству». И ниже он продолжал: «Главной задачей марксистского подхода к проблеме происхождения христианства является исследование реальных, конкретно-исторических причин возникновения новой религии, изучение того, каким изменениям подвергалась христианская идеология в зависимости от социально-экономического развития Римской империи, определение классовых корней различных группировок внутри христианства, наконец, критика социальных принципов христианства…» [30]
Но, разумеется, вопрос о реальном существовании Иисуса Христа и других персонажей евангельской легенды достаточно интересен и заслуживает специального внимания, тем более что его решение вовсе не безразлично для марксистской концепции происхождения христианства. Надо только принять во внимание условность этого решения, его зависимость от имеющихся источников. Огромное, захлестнувшее весь античный мир духовное движение, каким было христианство, формировалось главным образом стихийным творчеством масс, в котором роль отдельной личности, даже самой выдающейся, была достаточно ограниченной. А в атмосфере страстного ожидания божественного спасителя, мистических поисков, видений и чудес, которым охотно верили, всякое конкретное событие и каждый персонаж этой духовной драмы моментально окутывались покровом легенд, за которыми не всегда возможно различить реальные контуры. Добавим к этому своеобразную одержимость тех, кто закладывал основы христианского предания. Эти люди с готовностью соединяли воедино и реальные факты, и быстро рождавшиеся легенды, и, наконец, собственные видения и домыслы. Сказанного достаточно, чтобы понять, сколь трудно решение интересующего нас вопроса на основе самой христианской традиции, которая, однако, является нашим важнейшим источником. Конечно, мы привлечем и дополнительные свидетельства античных языческих авторов, однако убедимся, как мало они помогают решению проблемы.
Из персонажей, встречающихся в первоначальном христианстве, два безусловно представляют наибольший интерес — это Иоанн Креститель и Иисус Христос. Об Иоанне Крестителе свидетельствуют прежде всего евангелия, а из языческих писателей — Иосиф Флавий. Евангельское предание повествует о том, как еще до Христа с проповедью духовного обращения выступил Иоанн Креститель: он предсказывал скорое пришествие мессии, призывал людей к покаянию и свершению под его началом священного омовения. Среди тех, кто свершил таким образом ритуал омовения, был и Иисус. Критикуя прегрешения людей, Иоанн не щадил даже и сильных мира сего: он порицал за разврат местного правителя Иудеи тетрарха Ирода. Последний, в конце концов, распорядился схватить Иоанна, а позднее казнил его (см., например, Евангелие Матфея, гл. 3 и 14).
Этот евангельский рассказ подтверждается свидетельством Иосифа Флавия, которое для нас тем более ценно, что древнееврейский историк мог опираться на независимую традицию. Флавий подтверждает казнь Иоанна Иродом, причем приводит более широкое основание для преследования тетрархом праведника, а именно опасение по поводу огромного его влияния на народную массу. Особенно интересна даваемая Флавием характеристика проповеди Иоанна. По словам историка, Иоанн «убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к предвечному и собираться для омовения, При таких условиях (учил Иоанн) омовение будет угодно господу богу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более что души их заранее уже успеют очиститься» (Иосиф Флавий. Иудейские древности, XVIII, 5, 2).
Судя по всему, Иоанн был фигурой вполне реальной. В нем можно видеть одного из тех пророков, которые предрекали скорое пришествие мессии. При этом, подобно ессеям и кумранитам, он придавал большое значение ритуальному, благочестивому омовению, отчего за ним закрепилось прозвище «Баптист», то есть «свершающий омовение». Позднее, с развитием христианской символики, оно стало пониматься и переводиться как «Креститель». Проповедь Иоанна могла пользоваться большим успехом у оппозиционно настроенных масс народа, что и заставило Ирода расправиться с этим пророком. Подчеркнем еще раз большую близость Иоанна Крестителя к кумранитам: его деятельность проходила в том же районе Иудейской пустыни, он так же придавал большое значение ритуальному омовению, в его фигуре угадывается сходство с кумранским учителем справедливости. Подобно ессеям и кумранитам, он был предшественником христианского взрыва, откуда идет и другое его прозвище — «Предтеча».
