Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь - Бордюгов Геннадий Аркадьевич
В 1991–1992 гг., после окончательного упразднения цензуры, Таджикистан испытал настоящий бум переизданий старой литературы религиозного характера. Вышли в свет средневековые и современные переводы Корана на фарси, толкования к Корану, хадисы («высказывания») пророка Мухаммада, биографии пророка, житийная литература (как, например, «Кысасаланбия» — «Сказания о пророках»), история мусульманства, богословская учебная литература с элементарными сведениями о мусульманстве, молитве, посте и т. п. Пребывание же Таджикистана в составе СССР оценивалось отрицательно в основном молодыми историками {87}.
В России на историописание не мог не повлиять кризис национальной идентичности. Уже в середине 1990-х годов отчётливо ощущалась тоска по положительному примеру и героическому прошлому. Неслучайно социологические опросы этого периода зафиксировали усиливавшийся запрос на сильные личности, имперские ценности и авторитарный стиль управления. Всерьез заговорили о потребности общества и государства в некоей объединяющей национальной идее, «русской идее», которая могла бы заполнить идейный вакуум, возникший после крушения коммунистической идеологии как идеологии государственной. Разные политические силы предложили свою трактовку «русской идеи», однако, несмотря на известные различия, все они практически сошлись в одном: «русская идея» — это идея государственная, державная, не имеющая этнического оттенка. Подобная трактовка национальной идеи влияла и на восприятие русской истории как прежде всего истории государства Российского {88}.
Создание национальных историй в странах СНГ и Балтии было немыслимо без преобразования корпуса учебной литературы, рассчитанной на миллионы школьников и студентов. С 1991 года прекращается периодическое переиздание канонических, устраивающих политическую элиту учебников для средних и высших учебных заведений. Новые учебники сопровождались прямым обращением авторов к молодежи. Показательным является текст «К учащимся» в «Истории Украины»: «Бурные преобразования, происходящие в наши дни, изменяют устаревшие представления об историческом процессе. До недавнего времени из неиссякаемого источника отечественной истории мы не могли черпать всю правду. Несколько поколений были отлучены от настоящей истории <…>. Авторы этого пособия стремились с позиций исторической правды воспроизвести реальную картину социально-экономической, общественно-политической и культурной жизни Украины в рассматриваемый период. Особенное внимание уделено устранению «белых пятен» в истории нашей республики, в частности, освещению вопросов украинской государственности, трагических событий 30-х годов, проблемам перестройки и получения действительного суверенитета Украины» {89}.
В 1994 году члены того же авторского коллектива (С. Кульчицкий, Ю. Курносов, М. Коваль) опубликовали новый учебник по истории Украины для 10-х — 11-х классов, где в очередном обращении «зазвучали» иные мотивы и образы, настраивающие читателей на соответствующее восприятие учебного материала. Авторы констатировали, что украинский народ до сих пор доподлинно не знает своего прошлого, что в прежней тоталитарной империи царила атмосфера всеобщего обмана, что идеологические надсмотрщики фальсифицировали историю XX века, что на историческую науку Украины были наложены тяжелейшие путы, что события на Украине подвёрстывались под процессы, происходившие во всей империи и что, наконец, только сейчас ученые получили возможность разработать историческую концепцию, «основанную на правде жизни» {90}.
В учебной литературе на постсоветском пространстве стала заметной еще одна показательная тенденция — социально персонифицированный образ врага (в лице сталинизма, тоталитаризма, коммунистического и оккупационного режима и т. д.) стал дополняться этнически персонифицированной группой, якобы несущей свою долю ответственности за негативные процессы. Такой группой стали русские. Этот абсолютно неновый психологических прием антитезы «мы-они» позволял стереотипизировать на подсознательном уровне сознания отношение к группе лиц или народу, с которыми по принципу аналогии впредь могли бы ассоциироваться все государственные неудачи.
В Молдавии авторы учебников по истории на первый план выдвигали именно национальный фактор в воспитании школьников. Политика России по отношению к Бессарабии подавалась как политика систематического подавления национальных традиций и культуры, разорения и ограбления края, прежде всего, в период русско-турецких войн. Вслед за румынской современная молдавская историография поставила знак равенства между Россией и Турцией, отрицая объективную роль России на Балканах, замалчивая значение для Дунайских княжеств положений Кючук-Кайнарджийского, Ясского, Адрианопольского договоров России и Турции.
Что касается издания массовой литературы в России, то в 1993–1994 гг. была попытка осуществлять на государственном уровне программу избавления от комплекса вины перед «наказанными» народами и сугубо отрицательного отношения к «имперскому» прошлому. Главным инициатором этой программы был тогдашний председатель Комитета РФ по печати Б.С. Миронов. Еще до прихода на это место, будучи директором крупнейшего издательства «Русская книга», он активно издавал таких консервативных русских мыслителей, как К. Победоносцев, К. Леонтьев, И. Ильин, сборник «Под стягом империи», ратовал за новое национальное воспитание, в котором имперские ценности должны были играть одну из ведущих ролей. Открытые выступления о необходимости вернуть русскому народу его традиционное государственное величие, подготовка закона о нравственной цензуре привели к отставке Миронова.
Содержание новых учебников по истории России в 90-е годы отличалось от советских «предшественников» тем, что в соответствии с анализом Е. Зубковой и А. Куприянова, в них заметно вырос удельный вес фактического материала, произошел отказ от наиболее тенденциозных интерпретаций событий. Больше внимания стало уделяться истории реформ и деятелям-реформаторам: Петру I, Александру II, П.А. Столыпину, СЮ. Витте, Н.С. Хрущёву и другим. Заметную популярность завоевали так называемые системный и цивилизационный подходы, когда российская история представлялась в общемировом контексте, с одной стороны, а Россия — как особая цивилизация, с другой. Оба этих подхода позволяли расширить границы исторического познания и пресекали сползание в национализм, пропаганду национальной исключительности русской истории, а вместе с тем, и русских. При этом активно обсуждались проблемы русской самобытности и русской цивилизации как общекультурного феномена. Однако история межнациональных отношений являлась одним из наиболее слабых мест в российском историческом образовании, а если национальные сюжеты присутствовали в учебных программах и учебниках, то диаметральность авторских трактовок нередко дезориентировала учащихся.
В учебном пособии для учащихся 10–11 классов «Российская цивилизация и истоки её кризиса», написанного И.Н. Ионовым, можно прочесть: «Представители нерусских национальностей, населяющих территорию Российской империи, презрительно именовались “инородцами”. Царское правительство не желало замечать накопившихся различий в культуре русского, украинского и белорусского народов, зачисляя их всех в разряд “русских” и не считаясь с наличием украинского и белорусского языков. Своекорыстие в национальной политике постоянно умножало противоречия между русскими и украинцами, грузинами, казахами. Однако эти противоречия замалчивались. Напротив, нормой являлось славословие в адрес Российского государства». В учебнике же по истории России для 8–9 классов, подготовленного А.Н. Бохановым, можно найти прямо противоположное утверждение: «Новые территории никогда не разграблялись, население не становилось данником далекой метрополии. Везде сохранялись существовавший до того общественный уклад и привычные нормы жизни… В России не было дискриминации (различия) по национальному или расовому признаку… В XIX веке Российская империя включала сотни племен и народов, каждый из которых сохранил исконные черты, собственную культуру, традиции и обычаи» {91}. Получается, что по первому учебнику на вопрос, являлась ли Российская империя «тюрьмой народов», надо ответить утвердительно, а по второму — отрицательно.
