Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия (сборник) - Суворов Виктор (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Как видим, интересам мирового пролетариата соответствовало бы исчезновение (с помощью Гитлера) Польши с географической карты73.
Думается, что дальнейшее доказывание того, что Гитлер, сам того не подозревая, являлся сталинским «Ледоколом революции», не требуется.
Перейдем теперь непосредственно к рассмотрению вопроса: от кого исходила инициатива германо-советского политического сближения.
И. Фляйшхауэр в работе «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939» делает попытку доказать, что пакт Молотова–Риббентропа – в значительной мере итог целенаправленной деятельности напуганных авантюризмом и агрессивностью Гитлера ведущих сотрудников германского посольства в Москве и прежде всего посла Шуленбурга, в 1944 г. ставшего активным участником заговора против фюрера.
И. Фляйшхауэр и российский историк Л. А. Безыменский74 считают, что германские дипломаты в донесениях, предназначенных для высших руководителей рейха, давали «подправленную» информацию, вкладывая в уста своих советских собеседников скорее собственную точку зрения на то, как следовало бы развивать отношения между Германией и СССР, чем то, как советские представители говорили в действительности. По мнению названных ученых, мотивом подобного «заговора» германских дипломатов была их убежденность в необходимости дружбы с Россией и невозможности для Германии вести войну на два фронта. Как утверждают Безыменский и Фляйшхауэр, профессиональные германские дипломаты, в большинстве своем аристократы, Шуленбург, Вайцзеккер, Шнурре и другие, были приверженцами политики Бисмарка, выступавшего против войны с Россией. Поэтому, внутренне объединенные идеей недопущения войны между Германией и СССР, они, действуя целенаправленно, хотя и в осторожной форме, давали-де «подкорректированную» информацию менее искушенным в тонкостях дипломатии руководителям Третьего рейха.
В позиции И. Фляйшхауэр и Л. Безыменского имеется недостаток – подведение к общему знаменателю двух временных отрезков развития советско-германских отношений в 1938–1939 гг. Как явствует из книги самой же И. Фляйшхауэр, инициатива, якобы проявленная именно германской дипломатией поздней осенью 1938 г., имела своей целью не более чем расширение торговых связей между двумя странами. При этом за рамками работы И. Фляйшхауэр остаются следующие факты. С конца 1936 г. в Берлине вел длительные переговоры торговый представитель СССР Д. Канделаки, и вел их напрямую от имени Сталина и Молотова, о чем с удивлением узнал в 1939 г. нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов (секретные дневники Литвинова опубликованы его сыном на Западе в хрущевское время). Эти переговоры уже выходили на высший экономический и политический уровень – на рейхсминистра Г. Геринга и директора Имперского банка Я. Шахта. С советской стороны к ним скоро присоединился член Политбюро, нарком внешней торговли А. И. Микоян. Чтобы обеспечить успех этих переговоров, крупнейшему резиденту советской разведки в Западной Европе Вальтеру Кривицкому было приказано свернуть германскую сеть, что выражало бы полное доверие между двумя странами. Напомним, что эти переговоры велись в годы открытой политической конфронтации между СССР и Германией. Каналы связи с высшими сферами рейха были налажены через германскую разведку назначенным в декабре 1936 г. наркомом НКВД секретарем ЦК ВКП (б) Н. И. Ежовым, сменившим на этом посту профессионала Г. Г. Ягоду75.
Таким образом, якобы проявленная германской дипломатией осенью 1938 г. инициатива, на которую указывают И. Фляйшхауэр и Л. Безыменский, была всего лишь продолжением давно и не без успеха продвигавшихся экономических переговоров между двумя странами.
Как уже было сказано, эти ученые в качестве «двигателя» инициативы германских дипломатов, «общего знаменателя» называют их убежденность в невозможности для Германии вести войну на два фронта. Однако, во-первых, поздней осенью 1938 г., каковой И. Фляйшхауэр датирует инициативу германских дипломатов, такой перспективы для Германии еще не существовало. Во-вторых, говоря об инициативе политического сближения Германии и СССР, имеют в виду так называемый «план Шуленбурга», предусматривавший содействие Германии урегулированию японо-советских отношений, гарантию независимости Прибалтийских стран, предложение советскому правительству заключить с Германией пакт о ненападении и широкое торговое соглашение76. Однако этот план был всего лишь ответом на выдвинутое В. М. Молотовым предложение о создании политической базы для успеха экономических переговоров, о чем он заявил в беседе с послом Шуленбургом 20 мая 1939 г., причем, по свидетельству Молотова, указание им на отсутствие политической базы было для Шуленбурга «большой неожиданностью»77. Можно ли ответ на предложение партнера назвать инициативой? Более того, при детальном рассмотрении тех фактов, о которых пишет И. Фляйшхауэр, выясняется, что план Шуленбурга, по сути дела, ответом советскому правительству не был: Шуленбург лишь обменялся мнениями о том, каким бы ему хотелось видеть будущее германо-советских отношений, с министром иностранных дел Италии Чиано, и от советского поверенного в делах в Риме информация дошла до советского правительства. С этого момента советское руководство настойчиво побуждало германскую сторону к подобному варианту развития двусторонних отношений, особенно подчеркивая свое желание заключить с Германией именно пакт о ненападении78. Самим же германским правительством вопрос о таком пакте вообще не ставился79. Немецкая сторона, нуждавшаяся в нейтралитете СССР для успешного осуществления планов агрессии против Польши, хотела лишь заявления СССР об отказе от применения силы80. Таким образом, автором урегулирования двусторонних политических отношений именно в форме договора о ненападении, а не в какой бы то ни было другой форме, явилось советское правительство. Из исследователей на это обращает внимание только В. Я. Сиполс81. И именно советское руководство настаивало на письменном оформлении в виде дополнительного протокола заверений германской стороны о том, что «между Балтийским и Черным морями не существует ни одного вопроса, который не мог бы быть разрешен к полному удовлетворению обеих стран»82. Это подтверждается содержанием бесед Шуленбурга с Молотовым83, текстом советского проекта пакта о ненападении, содержавшего упоминание протокола84, телеграммой Гитлера Сталину, пункт 4 которой прямо указывал, что дополнительный протокол был «желаем советским правительством»85.
И. Фляйшхауэр утверждает, однако, что секретный дополнительный протокол исходил от германской стороны86, и автором его является сотрудник МИД Германии Гаус87 (это же утверждение прозвучало и в сообщении Комиссии Съезда народных депутатов СССР)88. Свою позицию Фляйшхауэр, дабы очевидная бездоказательность этого утверждения не бросалась в глаза читателю, подкрепляет примечанием, помещенным в конце книги, где приводит фразу Риббентропа: «В самолете я сначала вместе с Гаусом набросал проект планируемого пакта о ненападении»89. Все! Где же упоминание Риббентропом дополнительного протокола? На основе своих голословных выводов И. Фляйшхауэр пишет: «Тем самым позднейшие утверждения Риббентропа, будто Сталин «уже на первой стадии переговоров (имеются в виду переговоры в Кремле 23 августа 1939 г. – А. П.) заявил, что желал бы поднять вопрос об определении конкретных сфер интересов», выдвинув соответствующие требования, представляются в принципе… неверными, а литература, которая… считает этот протокол, определивший сферы интересов, советским изобретением, – дезинформационной»90. При этом И. Фляйшхауэр оговаривается: «Не известно ни одной записи хода этих судьбоносных переговоров в Кремле… Единственный свидетель, который мог бы пролить сегодня свет на ход тогдашних переговоров, – присутствовавший на них переводчик Сталина Павлов – пока не высказался по этому поводу»91.
