Европа и Россия в огне Первой мировой войны (К 100-летию начала войны) - Агеев А. И. (бесплатные версии книг txt) 📗
Посредником в болгаро-греческом сближении неофициально выступила британская дипломатия (173). Ее отношение к Балканскому союзу вообще было двойственным. С одной стороны, оно определялось остротой англо-германского антагонизма на Ближнем Востоке (отсюда благожелательное отношение к сербско-болгарскому сближению), а с другой — боязнью усиления России на Балканах. Именно для того, чтобы предотвратить последнее и укрепить свои позиции в данном регионе, британцы и развернули свою посредническую деятельность. В Лондоне считали необходимым ослабить влияние российского царизма в Балканском союзе включением в него Греции, где экономические и политические позиции Великобритании были достаточно прочными [38]. Ведь присоединение Греции к блоку балканских монархий создавало дополнительные трудности при разделе Македонии и осложняло роль России как арбитра. В конечном итоге все это должно было помешать укреплению России на подступах к Черноморским проливам (175).
Французские правящие круги, со своей стороны, также содействовали созданию Балканского союза, пустив в ход свои финансовые рычаги (176). Одобряя в целом создание такого союза, который усиливал позиции Антанты в приближающейся войне с Германией, правительство Р. Пуанкаре вместе с тем не желало, чтобы Балканский блок был использован Россией против Турции. Еще во время сербско-болгарских переговоров о союзе Пуанкаре неоднократно давал понять в Петербурге, что Франция не вмешается в войну из-за местных балканских и ближневосточных вопросов и выполнит лежащие на ней обязательства только тогда, когда будут затронуты ее общие национальные интересы. Узнав же о заключении сербско-болгарского договора, Пуанкаре прежде всего потребовал от России подтверждения обязательств относительно сохранения статус-кво, то есть турецкого присутствия на Балканах (177). Дав французскому союзнику успокоительный ответ (178), глава российской дипломатии и преемник Извольского на этом посту С.Д. Сазонов укрепился в своем решении принять все меры для предотвращения преждевременного конфликта Балканских государств с Османской империей.
Тем временем к осени 1912 г. контуры Балканского союза окончательно оформились. 3 октября к нему примкнула Черногория. Ее представители подписали в Люцерне две секретные конвенции с Сербией — политическую и военную. Предусматривалось развертывание операций не только против Турции, но и против Австро-Венгрии в случае агрессии с ее стороны. В политической конвенции говорилось: если Австро-Венгрия попытается оккупировать хотя бы даже временно «какую-то часть европейской Турции, а одна из договаривающихся сторон будет расценивать это как противоречащее своим жизненным интересам», то другая сторона придет ей на помощь (179).
Сазонов писал в воспоминаниях, что Балканский союз был создан «если не по почину российского правительства, то с его ведома и согласия». Российская правящая элита не могла относиться безразлично к сближению славянских народов, «не сделать ничего для достижения Сербией и Болгарией их целей» (180). Однако Сазонов явно преувеличивал возможности России контролировать действия балканских союзников и предотвращать таковые, если бы они противоречили российским интересам. Заключенный Балканский союз получился совсем не таким, каким его предполагала Россия: своего оплота на Балканах против опасной активности Австро-Венгрии в этом регионе и при сохранении нерушимости положения Турции ей создать не удалось (181). Стимулируя образование Балканского союза, российская дипломатия собиралась вести за собой славянские государства, преследовавшие при этом свои собственные цели. Например, для болгарского царя Фердинанда Саксен-Кобург-Готского союз с Сербией был всего лишь тактическим ходом: война против Габсбургской монархии не входила в его намерения. Вскоре после подписания договора Фердинанд отправился в Вену, чтобы рассеять возникшие там подозрения. Преемник Эренталя граф Л. Берхтольд, который тоже являлся заклятым врагом освободительного движения югославян, свою ближайшую задачу усматривал в том, чтобы не допустить выхода Сербии к Адриатическому морю, ибо это дало бы ей возможность освободиться от австро-венгерской экономической зависимости. В переговорах с Берхтольдом Фердинанд признал особые интересы Габсбургской монархии в Албании (182), заранее предав свою сербскую союзницу, так как хорошо знал о ее стремлении укрепиться на Адриатике.
Несмотря на предостережения, исходившие из Петербурга, правительства Балканских стран торопились с войной. Видя это, Сазонов стремился всячески избежать войны на Балканах. Россия не могла быть втянута в войну, не будучи к ней готова. Кроме того, война с Османской империей могла выдвинуть вопрос о Черноморских проливах, что в данное время было для России совершенно нежелательным. Эти соображения и обусловили усилия российского правительства в деле сохранения мира. 4 октября 1912 г. оно предложило пяти великим державам выступить посредниками между Балканскими государствами и Турцией, предупредив их, что в случае войны державы не согласятся на изменение территориального статус-кво на Балканах (183). Затем по предложению Пуанкаре Россия и Австро-Венгрия, как наиболее заинтересованные государства, выступили с совместным демаршем в балканских столицах и в Стамбуле (184). Но тщетно… 9 октября Черногория, 17 октября Сербия и Болгария, а на следующий день и Греция объявили войну Османской империи.
Царь Болгарии, Фердинанд I Максимилиан Карл Мария Саксен-Кобург-Готский.
За исключением России, связанной с Черногорией военной конвенцией 1910 г., ни одна другая европейская держава поначалу не проявила особого беспокойства по поводу уже начавшейся войны, получившей впоследствии название Первой Балканской. В европейских столицах преобладало мнение о быстром окончании этого конфликта или победе Турции над слабыми противниками (185). Совершенно неожиданно для европейских правительств Османская империя потерпела сокрушительное поражение, будучи почти полностью изгнанной из Европы (186). «Германия поступила бы совсем иначе, если бы предвидела победу Балканского союза», — уже после войны признавался германский рейхсканцлер Т. фон Бетман-Гольвег (187). Продвижение болгарской армии к Стамбулу совершенно не соответствовало и замыслам официального Санкт-Петербурга, который желал видеть этот город «русским», а не «болгарским». Кроме того, претензии царя Фердинанда на обладание Стамбулом могли привести к международному вмешательству, которое вновь отодвинуло бы благоприятное для России решение проблемы Проливов (188). Ведь установление режима их нейтрализации (а именно с таким проектом 7 ноября 1912 г. выступил глава Форин-офис Э. Грей), международной охраны и, возможно, демилитаризации в условиях превосходства британского флота неизбежно привело бы к господству Великобритании в Восточном Средиземноморье (189). Поэтому официальный Лондон тайно поощрял Фердинанда занять Стамбул, что внесло бы раздоры в Балканский союз и предотвратило столь нежелательное для британцев воцарение России в Проливах (190). В свою очередь, такое полуприкрытое намерение англичан изменить в свою пользу статус Проливов сильно встревожило Пуанкаре. Французский премьер хотел избежать «серьезного разногласия» между Россией и Британией, «особенно опасного накануне серьезной дипломатической борьбы против балканской политики Тройственного союза» [39].
Действительно, в Вене и Берлине были очень встревожены образованием Балканского союза и успехами союзников в борьбе с Турцией — ведь они рушили всю политику Центральных держав на Балканах и явно склоняли баланс сил в пользу России. Наиболее резкое неприятие в Вене вызвал факт выхода в ноябре 1912 г. сербских войск на побережье Адриатики и взятия ими Эльбасана и Дурреса (Дураццо). Вполне реальной стала перспектива создания крупного югославянского государства. Воспользовавшись тем, что 28 ноября всеалбанский конгресс во Влере провозгласил независимость Албании (191), Австро-Венгрия и Италия выступили в ее поддержку. Соперничая друг с другом, обе державы стремились утвердиться в Албании и превратить ее в орудие своих геополитических интересов в борьбе против югославянских народов (192).
