Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
Очевидно, что в такой обстановке в принципе не могло возникнуть каких-то новых идей. Мысль руководства ВКГД моментально пошла по старому, отработанному и согласованному в Прогрессивном блоке и Земгоре заговорщицкому руслу, а именно — необходимо добиваться отречения императора в пользу цесаревича Алексея при регентстве Михаила Александровича. Тем более что в сложившихся обстоятельствах такая схема обеспечивала участникам переворота неприкосновенность, далеко еще не гарантированную.
Другим важнейшим направлением укрепления собственной легитимности для Временного комитета стало обеспечение признания со стороны зарубежных государств. Контакты с посольствами союзных стран, всегда бывшие у думцев весьма налаженными, были резко активизированы.
Утром 28 февраля послы Великобритании и Франции были в министерстве иностранных дел, где Покровский изложил им свою версию событий: «Совет министров беспрерывно заседал всю ночь в Мариинском дворце, — передает его слова Палеолог. — Император не обманывается насчет серьезности положения, так как облек генерала Иванова чрезвычайными полномочиями для восстановления порядка; он, впрочем, по-видимому, решил вновь завоевать свою столицу силой, не допуская ни на один миг идеи о переговорах с войсками, которые убили своих офицеров и водрузили красное знамя. Но я сомневаюсь, чтобы генерал Иванов, который вчера был в Могилеве, мог добраться до Петрограда: в руках повстанцев все железные дороги… И теперь я жду своей участи.
Он говорит ровным голосом, полным достоинства, спокойно-мужественным и твердым, который придает его лицу отпечаток благородства» [2032]. На Дворцовой набережной послов приветствует толпа студентов и рабочих. К здравицам в честь союзников примешиваются выкрики в пользу мира и пролетарского Интернационала, что представителей западных держав никак не радует.
По возвращении в посольство Палеолог застал у себя многолетнего высокопоставленного информатора (имя его осталось в тайне), который на сей раз неожиданно заявил, что представляет Думский комитет и хотел бы выслушать «мнение или указание».
«— В качестве посла Франции, — говорю я, — меня больше всего озабочивает война. Итак, я желаю, чтобы влияние революции было, по возможности, ограничено и чтобы порядок был поскорей восстановлен…
— В таком случае, вы полагаете, что следует сохранить императорский режим?
— Да, но в конституционной, а не самодержавной форме.
— Николай II не может больше царствовать, он никому больше не внушает доверия, он потерял всякий престиж. К тому же он не согласится пожертвовать императрицей.
— Я допускаю, чтобы вы переменили царя, но сохранили царизм.
И я стараюсь ему доказать, что царизм — самая основа России, внутренняя и незаменимая броня русского общества, наконец, единственная связь, объединяющая все разнообразные народы империи.
— Если бы царизм пал, будьте уверены, он увлек бы в своем падении русское здание.
Он уверяет меня, что и Родзянко, Гучков и Милюков того же мнения; что они энергично работают в этом направлении, но что элементы социалистические и анархические делают успехи с каждым часом.
— Это еще одна причина, — говорю я, — чтобы поспешить!» [2033]
Сам посол Франции, как видим, поспешил отречься от поддержки Николая II — самого верного союзника его страны, — которому вручал верительные грамоты. На следующий день в «Известиях комитета петроградских журналистов» жирным шрифтом было напечатано: «Французский и английский послы официально заявили председателю Государственной думы, что правительства Франции и Англии вступают в деловые сношения с Временным Исполнительным комитетом Государственной думы, выразителем воли народа и единственным Временным правительством России».
Властные возможности ВКГД явно преувеличивались. И это наглядно проявилось при первых его попытках установить хоть какой-то порядок в воинских частях. От имени военной комиссии и за подписью Родзянко был издан приказ, предлагавший солдатам немедленно вернуться в казармы и возвратить захваченное оружие. Офицеры должны были явиться в свои части. Военная комиссия указывала, что перед лицом внешнего врага, готового воспользоваться минутной слабостью страны, «настоятельно необходимо проявить все усилия к восстановлению организации военных частей» [2034]. Приказ этот чуть не вызвал новый солдатский бунт — теперь уже против формирующейся власти. Он был однозначно воспринят как попытка лишить революцию ее вооруженных сил и возвратить в армии старые порядки.
В первом ряду протестующих был Совет. «Желание ввести солдат в рамки дисциплины и порядка он рассматривал как попытку приостановить, даже задушить начавшуюся революцию. Впервые был брошен упрек в контрреволюции» [2035], — подчеркивал Энгельгардт.
Совет, постоянно пополняемый вновь прибывшими делегатами, — их количество перевалило за тысячу — становился все менее работоспособным. Организованное начало пытался привнести Исполком, с 11 утра заседавший в комнате за занавеской. Пытались наметить повестку дня предстоявшего заседания Совета, но этого никак не удавалось сделать. Через каждые несколько минут заседание прерывалось экстренными сообщениями и «делами исключительной важности». Заходили какие-то люди и сообщали о грабежах, пожарах, погромах. Давались распоряжения, посылались охранные отряды. Суханов потом честно признается: «Я не помню, чем занимался в эти часы Исполнительный Комитет. Помню только невообразимую кутерьму, напряжение, ощущение голода и досады от «исключительных сообщений» [2036]. Через час порядок дня все-таки выработали: отчет Временного Исполкома, выборы постоянного Исполкома, разное.
В соседнем зале становилось все более шумно. Ни часовые, ни расположившаяся в комнате № 11 мандатная комиссия не могли ничего поделать с толпами людей, которые считали, что их место — в Совете. Зал уже не вмещал всех «делегатов», и многим пришлось слушать из соседних помещений.
В полдень Чхеидзе открыл заседание Совета. Отчет Исполкома представлял собой краткую информацию о его ночном заседании. Были открыты прения, которые свелись к очередной порции выступлений представителей полков, рапортовавших о солидарности с победившим народом. Состав Исполкома никто обсуждать не стал: без голосования согласились с тем, что был избран накануне, предложив добавить трех-четырех представителей «левого направления». Удалось принять постановление о финансах, согласно которому все государственные средства должны были быть немедленно изъяты у старой власти: «Революционными караулами занять в целях охраны Государственный банк, главное и губернское казначейства, Монетный двор и экспедицию по заготовлению государственных бумаг». Контроль за финансами предлагалось возложить на совместный финансовый комитет ВКГД и Совета [2037].
В момент прений кто-то из солдат и принес новость о подписанном Родзянко приказе о возвращении военнослужащих в казармы. Всеобщее бурное возмущение. На ковер потребовали Чхеидзе и Керенского как членов ВКГД, которые уверили, что «этот приказ не был предметом обсуждения Комитета, что Комитет не может нести за него ответственность, что это личная инициатива самого только Родзянко… Во время прений по поводу приказа раздавались очень яркие и страстные речи с определенным призывом арестовать Родзянко и Временный комитет Государственной думы, раздавались обвинения в провокаторстве, предательстве и т. п.» [2038]. Сухаревский заявлял, что приказ Родзянко — контрреволюционный акт и предлагал считать действительными только те приказы, которые подписаны Советом. Молотов заявил, что приказ нельзя рассматривать в отрыве от характера свершившейся революции, корень которой — имущественные отношения: «думская буржуазия никогда не пойдет на отнятие помещичьих земель». Задача Совета — не улаживание конфликта с Родзянко, а привлечение солдат к союзу с восставшими массами, что позволит решить вопрос о власти помимо Временного комитета Думы путем установления демократической республики и создания революционного правительства.
